Правила жизни бездомных: Ирина Колдина, 45 лет

В 16 лет я пошла работать фасовщицей. Был такой завод «Союз», авторучки мы делали. А потом уже устроилась на фабрику Урицкого, машинисткой поточно-сигаретных машин. Сейчас такой профессии нет. Все автоматизировали.

А тогда считалось — денежная, престижная работа. Я попала, потому что у меня соседка там работала, она меня как ученицу привела. Нас на машине было три девчонки и один механик. Я «Стрелу» делала, это без фильтра сигареты. А девочка, которая меня туда привела, на «Космосе» стояла, там еще тяжелее было. И пылью надышалась, и бронхит заработала, и стоячая это работа, две смены по восемь часов, утро и вечер. И ничего. Знали, что деньги зарабатываем. 1988 год. Было и 300 рублей в месяц, было и 500.

Папа умер, когда мне было 11 лет. Мама — когда  22 года. С родственниками по маминой линии мы не общаемся, по папиной все умерли давным-давно. Матери было тяжело, трое нас было. Надо было помогать.

С мужчиной жила почти 20 лет в гражданском браке, у нас Максим появился. Жили и жили нормально, пока бывшая свекровь не влезла. Он запил. Я ушла по прежнему месту жительства.

Я — коренной питерец, была здесь прописана, на Омской. В 2008 году снова вышла замуж, у него — Всеволожский район, Ленобласть, он меня туда прописал, настоял на этом. Говорил: «На Максима потом перепишу эту квартиру». Вот, правильно говорят, бабы — дуры, ушами слушают, а не мозгами думают. Он так к ребенку поначалу хорошо относился, а потом не знаю, что с ним случилось. В один прекрасный день стал руку поднимать на шестилетнего Максима. Ни одна нормальная мать этого не потерпит. Я взяла ребенка и ушла. А потом узнала, что он меня выписал. Он и развелся без меня, уведомление по почте пришло.

Только что, в 45 лет, паспорт меняла. Бывшую регистрацию мне не поставили, а штамп о браке поставили. Получается, я до сих пор замужем за Колдиным Геннадием Викторовичем, который уже и развелся со мной, и умер.

Максиму сейчас 14 лет. Большой такой мальчишка, высокий. С семи лет в детдоме. У меня его никто бы не взял, если бы не бывшая свекровь, бабушка Максима. Она хотела как лучше, думала, как мне помочь. Обратилась в органы опеки. А нас лишили родительских прав. У меня нет жилья и прописки. А муж сам сказал, что он — инвалид, комната у него маленькая, 11 метров, ему некуда ребенка забирать. А по закону у нас так: если я через полгода не забираю ребенка, и у меня нет жилья, нет прописки, автоматически лишают родительских прав. Я сознание в суде потеряла.

Мне не разрешают к ребенку в детдом приходить, потому что нет прописки. И никто не знает, откуда я и где я «болталась, а тут у нас детское учреждение». Когда сейчас брала последний раз разрешение на посещение ребенка, так и сказали: «Последний раз выписываем». Посещения — вторник, четверг, по два часа. Был помладше, плакал: «Мама, домой хочу». Сейчас уже большой мальчик, привык.

Он ходит в нормальную школу, общеобразовательную, с обычными детьми. Воспитатель их приводит, а потом уводит. Домашние дети идут к себе домой, а эти ребята обратно в детдом.

Родительские права очень сложно восстановить. Мне ни один суд ребенка не отдаст, мне же его некуда вести. Тем более ребенок больной, с астмой. У него тогда, семь лет назад, все это началось на нервной почве. Сначала бронхит, а потом в астму перешло. У него была мечта стать тем врачом, который лечит его болезнь. Пульмонолог, вот.

Мы каждый день перезваниваемся, как уроки, как занятия. Новый телефон я ему купила. Он у меня сейчас в больнице лежал. Опять с астмой. Как он в больнице, я там. Хоть там могу его видеть.

И мама не пьяница, и папа не наркоман, а жилья нет, вот и лишили родительских прав. Такие наши законы.

Не знаю, верю ли я в бога. В 23 года у меня погиб первый ребенок, ему три года было. Я в больнице молила бога, чтобы он выжил на операционном столе, а он не выжил. Ему сейчас было бы 24 года.

Cегодня ровно четыре месяца, как я в приюте живу. Паспорт поменяла, регистрацию мне тут за неделю сделали. А дальше надо на работу устраиваться. На сколько меня здесь оставят? Тут уж как Наташа, соцработник, решит. Вот до 6 апреля точно живу, а дальше не знаю. Надо найти работу. Я стараюсь, но не только от меня это зависит. Я бы уже завтра вышла на работу с радостью. Хоть посудомойкой. А что? Такая же работа, как и все.

Где-то по возрасту не подходишь, где-то они видят «Боровая, 112б», уже знают, что «Ночлежка», и не хотят связываться с бомжами. Они лучше приезжих возьмут, чем таких. Завтра опять пойду на собеседование, посмотрим, что скажут.

У меня хорошие друзья, они, конечно, меня пустят, ну на неделю, ну на две. Никогда ни голодной, ни холодной не оставят. Но у всех же свои семьи, свои заботы. Я считаю, что совесть должна быть, нельзя садиться на шею, даже своему хорошему другу.

Мне есть ради кого жить. Жизнь, конечно, поломала, но не сломала: не спилась, не сгулялась, наркотики не употребляю, сыну помогаю, курю вот только. Бросить силы воли не хватает.

Хочу как-то выбиться, но пока не получается. Без бумажки ты — никто, а у меня этой бумажки-то и нет.

В Петербурге 60 тысяч бездомных. Петербургская организация «Ночлежка» помогает им восстановить документы, получить медицинскую помощь, временную крышу над головой, социальные работники «ведут» бездомных и помогают им написать запросы на помощь, найти одежду, работу и дом.

Наши 100, 200 или 500 рублей позволят «Ночлежке» дать шанс на новую жизнь большему количеству людей.