«Зачем вы помогаете малолетним преступникам?!»

Чем я только не занималась до этого — работала и зубным техником, и заведующей билетными кассами в театре, и недвижимость продавала. Но все сложилось вот так. В 1990-х я ходила в храм святой Анастасии, вместе с сестрами помогала лежачим больным, а потом батюшка, отец Александр, предложил мне поработать с маргиналами — бездомными, вышедшими из тюрьмы. Этот батюшка был еще настоятелем в Колпинской воспитательной колонии для несовершеннолетних. Я стала ездить туда волонтером, общаться с детьми-заключенными.

Побывала и в следственном изоляторе, и в воспитательной колонии, и эти скорбные места поразили меня. На клеточном уровне. Это ужас. Человек, который проходит через мясорубку этой системы, вряд ли сможет найти свое место в жизни — это психическая травма на всю жизнь. И я подумала о своих детях: «А что, если с ними бы такое случилось?» Идея Центра Святого Василия родилась из отторжения этого места. Мне захотелось придумать альтернативу для «трудных» детей.

Иногда истеричные женщины кричат нам: «Вы занимаетесь глупостями, неправильно тратите деньги! Вы могли бы помогать многодетным семьям, а вместо этого вы облизываете малолетних преступников! Их же сажать нужно!» Но ведь если мы посадим их, они выйдут однажды. И это будет бесконечная система продуцирования зла.

Сегодня в российских воспитательных колониях содержится около полутора тысяч детей. Это мало. Они сидят за самые тяжкие преступления. А вот в возрасте от 18 до 23 лет сидят почти 100 тысяч. Когда мы создавали наш центр, 70% несовершеннолетних получали наказание, не связанное с лишением свободы. Сейчас — 90%. Закон в России работает так, что подросткам дают по два, три, четыре раза условный срок. Они чувствуют безнаказанность. Но после 18 за первое же преступление их отправляют за решетку.

И вот мальчику 14 или 16 лет, он попадает к нам за продажу, сбыт, хранение, употребление наркотиков, кражи, разбой, угоны. За эти преступления взрослого человека посадили бы в тюрьму лет на 15. Суд рекомендует ему пройти реабилитацию в нашем центре. Он третий год числится в восьмом классе. Понятно, что он никогда не закончит школу. Мотивация к труду, обучению — нулевая. Ведь он с 14 лет сбытом наркотиков зарабатывал по сто и больше тысяч рублей, зачем ему учиться? И начинается все со слов: «Да вы знаете, кто я?!»

Их эпатажное поведение связано с низкой самооценкой. Это дети, у которых очень мало личного положительного опыта, они тревожные, всего боятся. Они считают, что лучше всего ничего не делать и все отрицать — вдруг они окажутся в чем-то некомпетентными, и над ними станут смеяться? Для них это самое страшное. Лучше всего они разбираются в том, какие бывают наркотики, и как смешивать, чтобы приход был мощнее.

Мы создаем условия для того, чтобы подросток проявил себя в другом, даем возможность найти интерес к жизни. Реабилитация — это поиск той среды, где подростку хорошо. По-настоящему хорошо. Побывав у нас, эти дети выходят из своих клетушечек с закладками косяков и баклажками пива. За те девять месяцев, что длится реабилитация, нам удается их переформатировать. За 12 лет работы через наш центр прошло около 300 детей, и только 40 из них совершили повторное преступление. Были такие невыносимые подростки, что мы готовы уже были взмолиться: «Да посадите же их, наконец!» Но они оставались у нас. И теперь у них семья, дети, они приходят в центр и благодарят. И то, что их не отправили в тюрьму, дало им возможность стать нормальными людьми.

По этим детям всегда видно, есть ли ресурс семьи. Интерес со стороны близких, нормальные отношения между родственниками, совместные занятия, традиции, семейные праздники — это очень важно.

Я ездила учиться в Данию, Францию, Германию, смотрела, как такая реабилитация работает там. Социальные институты для подростков, связавших свою жизнь с оружием, наркотиками, воровством, работают там уже десятилетиями.

Больше всего меня тогда удивило, что в европейских центрах есть, с одной стороны, большой интерес к жизни каждого ребенка, с другой — некий формальный подход. Если в центре ребенок совершает какое-то нарушение — курение, драка, наркотики, матерщина — вызывается полиция.

Для нас это удивительно. В России не любят что-то подобное предавать огласке, чтобы не было проблем. Ведь если что-то случилось, директор получит по шапке, всем сделают выговор. Но прикрывать нельзя. И в нашем центре мы применяем такой же подход: при любом нарушении вызываем полицию, которая оформляет протокол, административное правонарушение. И после трех административных нарушений условный срок заменяют на реальный.

Очень важно отделять поступок от человека. Не нужно кричать, ругаться, говорить ребенку, что он мерзавец и плохой человек. Нужно спокойно сказать: «Поступок твой  — неблагородный, неважнецкий, и за него нужно отвечать». И тогда у ребят появляется понимание, что, прежде чем что-то сказать или сделать, нужно подумать. Что ты несешь ответственность за плохие поступки. Мы учим рефлексии.

Исполнительный директор Центра социальной адаптации святителя Василия Великого Юлиана Никитина во дворе дома, где расположен Центр

Важно донести до ребенка, что если он хочет делать криминальную карьеру, он зря сюда пришел. Ведь на суде он говорил, что хочет исправиться. И здесь эти дети попадают в ситуацию выбора. В своей обычной жизни они его не видят — ведь катиться намного проще, чем делать усилия и подниматься. Мы хотим показать им другую систему координат. Важно правильно подать. Когда подростки чувствуют, что в этом нет никакого унижения, когда они чувствуют, что это новый опыт в копилку, — это круто.

Работая с такими ребятами, нужно привлекать самое лучшее, самое интересное, чтобы увлечь. Посредственное и серое не вдохновляет. Они учатся танцевать вальс, ходят в Мариинку на концерты, рисуют. Для нас играет целый симфонический оркестр. К ребятам приходит Сергей Бугаев, рассказывает про современное искусство. В центре много разных занятий — спорт, лепка, танцы. Все занятия проходят вместе с воспитателем — и подростки видят взрослого, харизматичного человека, интересного и яркого, который вместе со всеми лепит, рисует, убирает за лошадками на конюшне. Это их вдохновляет.

Они учатся навыкам общения. В центре у них меняется речь, интонации, отношение друг к другу. Они занимаются и с психологом, и с психоаналитиком. Их учат выражать свои мысли и чувства.

Меня так растрогало — недавно за обедом один из наших воспитанников говорит:

— Сегодня во время игры противоположная команда повела себя бесчестно. И мне это так неприятно, осталось такое послевкусие, что некомфортно теперь сидеть с ними за одним столом.

А его оппонент отвечает:

— Да брось ты! Логос любой игры — развлечение.

А когда они только пришли к нам, они и двух слов связать не могли. Одни междометия.

Здесь каждый день происходит что-то интересное. Наши воспитатели проживают жизнь вместе с воспитанниками. Недавно наш воспитанник Иван должен был сдавать «Евгения Онегина» в школе, но он сопротивлялся, категорически отказывался читать. И тогда воспитатель сел рядом с ним и стал читать вслух. А все, кто проходили мимо, садились рядом. В конце концов собралась целая компания преподавателей и детей, и все по очереди читали «Евгения Онегина». Всем было так хорошо! И Ивану стало интересно.

Каждое лето, уже десять лет, мы на два месяца уезжаем с ребятами на Север — Хибины, Соловки, Баренцево море. Это называется «Школа странствий». Ребята боятся этого похода ужасно, их пугает любой непривычный опыт. А наша задача заменить знак минус на плюс. Заменить один опыт другим. И какие же хорошие они возвращаются оттуда!

В прошлом году мы видели там медведя. Мы были в машинах. Он остановился и пошел на нас. Потом сел, посидел, вскочил и убежал. Такая у него красивая была лоснящаяся шерсть! Несколько лет назад мы ехали на полуостров Рыбачий, там такая красивая бухта, и мы остановились, потому что через эту бухту шли киты. Огромные. Появлялись и исчезали. «Фига се, они большие», — говорили наши мальчики. Или мы случайно встретили стадо северных оленей, несколько сотен. Ребята говорят: «Вырасту, обязательно сюда вернусь». Может, они и не вернутся. Но вот эти переживания, понимание, что бывает и такое, меняют их.

Все наши ребята очень трогательные и нежные. Каждый несет в себе какой-то внутренний надлом и разочарование. Был у нас мальчик с нарушением причинно-следственной связи, с полным отсутствием ресурса семьи — мама умерла от передозировки, папа сидит, бабушку посадили за сбыт наркотиков. Уголовных статей у него было видимо-невидимо. Мы даже собирали круглый стол —  пришла полиция, инспекция из Колпинской колонии, мы решали, что с ним делать вообще. И вот мы дали ему последнее слово.

— Артем, ты можешь сформулировать свои проблемы? Какая главная?

Он подумал и ответил:

— Музыки мне здесь не хватает!

На время это стало нашим девизом.

Когда мы собирались в Школу странствий, мы очень боялись брать его с собой: это как обезьяна с гранатой, что ему в голову придет, неясно. Но как же он преобразился в поездке! На Соловках находятся мощи святых — Зосимы, Савватия и Германа. И все поморы называют их «преподобные». И вот, когда мы уезжали, я говорю Артему:

— Пойдем, приложимся к преподобным да поедем с Богом.

А он:

— Не пойду. Нам ведь рассказывали, что они сюда пришли, чтобы найти уединенное место для молитвы. А в итоге что? Пока они живы были, не давали им спокойно жить, и когда умерли — все к ним идут и идут, идут и идут. Я считаю, что пора их уже оставить в покое.

Сейчас Артем работает, все у него хорошо.

Одного нашего мальчика бабушка не отпустила с нами на Север. Подумала, что рядом с ней он будет лучше себя вести Пока нас не было, он с приятелем угнал машину. У него был уже условный срок, и в итоге его посадили. И потом мы встретили его в Колпинской колонии. Во время новогоднего чаепития он подошел ко мне, поздравил с Новым годом и подарил шоколадку. Тот, кто никогда не был в колонии, подумает: «Ну и что, шоколадка». Но я-то знаю, что это такое — на нее нужно заработать, ее нужно сохранить, чтобы не отобрали. Эта шоколадка — целая история. У меня текли слезы. Это значит, что нам удалось все-таки изменить его жизнь.

Мы не государственная организация. Мы можем получать финансирование в виде субсидий. Конкурс на получение субсидий был объявлен в этом году только в конце мая. Январь, февраль, март, апрель, май и июнь мы работали без денег. Мы надеялись получить средства хотя бы на второе полугодие, но только что мы получили информацию, что в этом году Комитет по социальной политике вообще оставил Центр без финансирования! До сих пор не могу осознать весь масштаб катастрофы. У нас нет денег, нечем заплатить людям зарплату. Есть только еда — одна IT-компания полностью обеспечивает нас питанием.

К нам стоит очередь из детей.  А мы не можем их принять. У нас собрана невероятная команда — наши сотрудники радостные, профессиональные люди, которые работают с полной отдачей. Есть волонтеры, которые с удовольствием к нам приходят. У нас много идей о том, как развивать наш центр. Знание, понимание, радость — у нас все есть. А денег нет.

Существование Центра Святого Василия зависит только от нас с вами. Чтобы 11 подростков, которые проходят сейчас реабилитацию, снова не совершили преступление и не оказались за решеткой, нам нужно собрать деньги на зарплату четырех воспитателей, двух социальных работников, руководителя реабилитационного курса и руководителя социальной службы. Они дают «трудным» подросткам шанс исправить свою жизнь. А мы можем им в этом помочь.

Сделать пожертвование