«Как это психолог на коляске может быть?!»

Когда я впервые увидела Машу на своем психологическом семинаре, я сразу подумала: «Какая чудесная девочка!» Она, действительно, была чудесной: открытое лицо, светлая улыбка — все окружающие к ней тянулись, и она быстро стала центром нашего психологического круга наравне со мной. После занятий за Машей пришел муж и… понес ее на руках. Это был шок. Оказалось, у Маши какая-то прогрессирующая мышечная болезнь, из-за которой она уже не может ходить. Я сразу захотела, чтобы эта девушка пошла работать к нам на телефон доверия.

Наша встреча произошла больше двадцати лет назад, задолго до создания проекта дистанционной помощи «Помогая другим — помогаешь себе». Я тогда уже четыре года работала на телефоне доверия, куда попала совершенно случайно. Как сейчас помню, был 1991 год, я шла по улице в родном Оренбурге и услышала по радио объявление: «Последний день конкурса-прослушивания участников для работы на телефоне доверия». Они тогда только-только начинали открываться по стране. Я подумала: «Как интересно!» И тут же побежала туда. Тогда у меня еще не было психологического образования — его я получила позднее — но меня не просто взяли, а после обучения назначили руководителем службы.

Наш телефон доверия был круглосуточным — без праздников и выходных — поэтому мы часто мечтали: «Как здорово было бы иметь возможность дистанционной работы». Но в 1990-е годы, когда пейджеры только начали появляться, это были лишь фантазии. Но идея дистанционной помощи не отпускала меня, даже когда я перебралась из Оренбурга в Москву и начала работать в Московском городском психолого-педагогическом университете (МГППУ) — я была уверена, что рано или поздно сделаю что-то свое. Может быть, телефон доверия для беременных женщин или для больных какой-нибудь болезнью.

В итоге в 2011 году декан факультета дистанционного обучения предложил мне реализовать проект, связанный с трудоустройством психологов с инвалидностью. Тогда я наивно полагала, что это просто будет маленькая лаборатория, где такие студенты смогут постепенно адаптироваться к профессии. Я думала: «Какая прекрасная возможность: буду сидеть до пенсии и получать удовольствие от их профессионального роста!» Если бы мне тогда сказали, что когда-нибудь я стану директором НКО, я бы в ужасе навсегда закрыла эту страницу и даже не смотрела бы в ту сторону.

Изначально мы действовали почти вслепую. Я сама отбирала психологов для работы в службе, мы организовали для них дополнительное обучение, и первое время они брались за таких непростых клиентов, за которых не каждый платный консультант готов взяться. Например, к нам обратилась мать девочки с особенностями развития. Они жили в маленьком городке в одной из бывших республик СССР, и их начали травить жители этого городка. В итоге сначала суицидальные намерения появились у девочки, а потом уже и у мамы. Терапия была достаточно долгой, но в конце концов все нормализовалось: девочка жива и здорова, закончила школу и уехала учиться. С мамой тоже все хорошо — она до сих пор периодически пишет благодарственные письма консультанту Ирине, которая им помогала.

Учредитель благотворительного проекта «Помогая другим — помогаешь себе» Вера ЗахароваФото: Анна Иванцова для ТД

У психологов с инвалидностью есть свои преимущества. Они на личном опыте знают, что какой бы ни был стресс или кризисная ситуация, человек все равно выживет, если захочет — мы очень жизнестойкие существа. Кроме того, они обладают огромной внутренней устойчивостью и при этом крайне чувствительны. Это сочетание внутренней силы с повышенной чувствительностью — ключевое профессиональное качество для любого психолога. Лично я испытываю особую любовь к нашим психологам, особенно к «травматикам» — людям, которые имеют опыт как бы двух жизней: до травмы и после. Это особенные, удивительные люди, замечательные консультанты и мои лучшие друзья. Иногда я ловлю себя на мысли, что вообще не воспринимаю их инвалидность. Так же и нашим клиентам совершенно все равно, прикован психолог к инвалидной коляске или нет. За месяц нам поступает около 100 звонков и около 50 запросов на консультацию по переписке. И зачастую люди даже не знают об инвалидности человека, с которым общаются, хотя мы этого не скрываем, и вся информация о каждом консультанте вывешена на сайте.

Конечно, первое время мне было крайне тяжело. Я психолог и люблю работать с человеком, а не биться в двери государственных структур и ломать стереотипы. Если бы не поддержка семьи, мужа и сына я бы на это не решилась — ведь все приходилось создавать с нуля. С одной стороны, были клиенты со своими реальными судьбами, а с другой — мои консультанты, у каждого из которых тоже проблем выше крыши. И те и другие на самом деле подраненные. И мне надо было создать систему, в которой этим двум категориям подраненных было бы комфортно жить и взаимодействовать. В итоге получился абсолютно авторский проект, максимально удобный и для клиентов, и для особых психологов, потому что благодаря использованию компьютерных технологий они имеют возможность работать, не выходя из дома. Соответственно и я с ними работаю тоже из дома. В этом плюс, но и большой минус для меня. Потому что я с утра до ночи на связи со всеми, постоянно решаю какие-то неотложные служебные вопросы, и порой нет возможности сказать самой себе: «Стоп». В итоге в прошлом году случился кризис — я хотела уйти из проекта, просто уже не было сил, а делать что-то плохо я не могу, не умею. Мы даже начали искать замену, но, к сожалению, никто не согласился взять на себя эту непомерно тяжелую ношу. Наверное, еще можно найти человека, который взял бы на себя хотя бы организационные моменты, но откуда брать деньги, чтобы ему платить?

Наши психологи получали крохотную зарплату по гранту, который мы выиграли в 2015 году, но в июне он закончился. В среднем выходило около трех-пяти тысяч рублей в месяц. И это, конечно, совершенно неадекватная сумма. Я считаю, что любой профессиональный добросовестный труд должен оплачиваться. Одно дело, когда человек осознанно идет работать волонтером из душевной потребности — это абсолютно нормально. Например, пару лет назад я пошла волонтером на телефон доверия для онкологических больных, но я этого сама хотела, мне это было интересно. Другое дело — когда люди работают волонтерами не потому, что они этого хотят, а потому что денег нет — это уже неправильно и неприлично. Это дискредитация профессионального труда.

Я понимаю, что наш проект неформатный для благотворительности. Обычно в нашем обществе помогают тем, кто вызывает сочувствие и жалость, — наши же психологи вызывают уважение и восхищение. Я вообще считаю, что психологов не должно быть жалко. Помню, после какой-то статьи о нашей службе появился критический комментарий: «Как-то вы неубедительно побираетесь». Но когда мы создавали этот проект, то вообще не думали, что когда-то нам придется искать деньги, чтобы платить зарплату психологам. Мы наивно полагали, что общество и наши бюрократические структуры должны этим озаботиться. Но в государственном масштабе психологи с инвалидностью никому не нужны. Первые годы мы еще искали службы, которые бы взяли наших психологов на работу, но постоянно слышали удивленный вопрос: «Как это психолог на коляске может быть?!» Понимаете, даже если бы они включили наших психологов в свою среду, рано или поздно их выдавило бы оттуда как инородный организм. Так что наша дистанционная служба — это, наверное, единственная возможность для их профессиональной реализации.

Я не знаю, что будет, если мы сейчас не соберем деньги на зарплаты и техническое оснащение службы. Думаю, пока нами движет любовь, мы как-то будем жить. Если что-то перетянет, то, наверное, распадемся. Хотя, какая-то часть психологов наверняка захочет остаться и продолжать работать. У нас действительно очень жизнеспособная служба, и даже без структуры НКО и систематических пожертвований мы сможем продолжать работать просто из любви к профессии. Только это неправильно и нездорово, на мой взгляд. Но мы стараемся не готовиться заранее к худшему, а просто жить, помогать тем, кому сейчас гораздо труднее, чем нам, и получать удовольствие от того, чем занимаемся. Ведь психология — это невероятно творческая и увлекательная профессия.

Поддержите проект, чтобы нуждающиеся люди могли услышать голос спокойствия и поддержки. Чтобы специалисты, лишенные возможности помогать, смогли заниматься этим важным делом. Чтобы в тревожное время любой чувствовал: помощь рядом — стоит лишь позвонить.

Сделать пожертвование