Фото: Марина Козлова для ТД

К 21 году Ира пережила несколько лет тяжелого лечения и три смерти близких. Но выкарабкалась. В этом ей помог фонд AdVita

Помогаем
АдВита

Диагноз

Город Павловский Посад, Подмосковье. Квартира на окраине. Обычная семья, мама, папа и 14-летняя дочь. Папа работает на заводе, мама секретарем, а дочь только что пошла в седьмой класс.

Однажды утром Ира проснулась с опухшей шеей и плечами, у нее поднялась температура, и начался кашель. Вместо школы мама отвела ее к терапевту. Врач сказала, что это аллергия, и прописала супрастин. На следующий день Ира пошла в школу, хотя аллергия не проходила. Снова к врачу, снова супрастин. Дышать тяжело, учиться тоже, но врачу виднее. Так продолжалось три месяца.

Потом терпение мамы кончилось, и она отвела дочь к хирургу. Тот сам поднялся с Ирой на этаж выше. К онкологу. Онколог отправил на рентген. На следующий день мама с дедушкой зашли в кабинет за результатами, а Иру оставили ждать в коридоре. Дедушка много лет работал водителем «Скорой помощи», и в медицине разбирался лучше всех в семье. «Ничего серьезного, просто надо будет поколоть уколы, и ты поправишься», — бодро сказала мама, выходя из кабинета. А вечером дедушка взял Ирины снимки и поехал к знакомому онкологу домой.

 

Врачи сказали, что на счету каждый день, и срочно назначили химиотерапию

Через несколько дней Иру привели в онкологическую больницу. И там ей впервые стало страшно. «Если ничего серьезного, зачем мы тут?» — спрашивала она маму и плакала. Вокруг были дети в масках и без волос, и Ира в слезах хваталась за свои темные кудри. Иру с мамой оставили на ночь, обследовали, взяли биопсию и отправили домой. Через неделю пришел результат. Лимфома Ходжкина, четвертая стадия.

«Я даже не знала, что такое рак, никто в семье с этим никогда не сталкивался, — говорит Ира. — Я в детстве вообще никогда не болела». Врачи сказали, что на счету каждый день, и срочно назначили химиотерапию. А еще сказали, что отклонения были видны уже на первых анализах в сентябре. Но терапевт три месяца их просто не замечала.

Смерть первая

За полгода Ира прошла шесть курсов химиотерапии и один курс лучевой терапии в онкоцентре в Балашихе. Пришлось перейти на домашнее обучение, седьмой класс она закончила дистанционно. В июне ее отпустили домой и сказали прийти через три месяца на проверку. В августе обследовали и сказали, что все хорошо. Семья вздохнула с облегчением, кудри начали отрастать, Ира снова пошла в школу. А в октябре ей снова стало плохо.

Ирина
Фото: Марина Козлова для ТД

Рецидив. Ира сначала ничего слышать не хотела про болезнь, отказывалась лечиться и проходить все это снова. Но мама заставила. «Ты должна лечиться и жить, чего бы это ни стоило», — повторяла она. Ира легла на противорецидивную химиотерпию.

«Как-то в больницу приехала профессор из Москвы, заведующая детским отделением в Центре детской гематологии, онкологии и иммунологии имени Димы Рогачева. Она отбирала детей с рецидивами, чтобы взять их к себе на аутологичную пересадку. Это когда у тебя из крови забирают стволовые клетки и замораживают. Потом тебе делают сильную химию, а затем пересаживают клетки назад, чтобы костный мозг смог восстановиться», — объясняет Ира.

 

А через день у мамы зазвонил телефон: дядя разбился насмерть

Еще во время первых курсов химии мама ушла с работы и все время была рядом с дочерью. По всем больницам Иру с мамой возил дядя. Повез и в Москву. Там Ира прошла еще несколько курсов химии, и перед пересадкой ее отпустили на две недели домой. Через две недели дядя привез их в Москву, попрощался и поехал домой в Павловский Посад. А через день у мамы зазвонил телефон: дядя разбился насмерть.

«До пересадки оставалось три дня, и мама еле уговорила врачей отпустить нас на похороны, — вспоминает Ира. — Они боялись, что из-за стресса у меня упадут показатели крови, и пересадку придется отложить, а это опасно. Я поклялась, что вернусь через два дня, и мы уехали. Похоронили дядю».

Пересадка прошла очень тяжело. Ира ничего не могла есть, ее рвало кровью — начался мукозит во рту и проблемы с легкими. Маму иногда не пускали в палату, и тогда она дежурила в соседней — за стеклом с радионяней в руках. «Я помню, как она выбегала в коридор плакать, чтобы я ее не видела. А потом возвращалась и подбадривала меня. Врачи говорили, что, пока я не начну есть сама, меня не выпишут. Я очень хотела домой и очень старалась есть. Мама варила рис, это единственное, что я могла есть. Если съедала две ложки в обед — это была победа», — вспоминает Ира. Прошел месяц, анализы слегка улучшились, и их отпустили домой. К тому времени Ира весила 38 килограмм.

Еще до пересадки Ира закончила девятый класс на домашнем обучении и поступила в медицинский колледж. Насмотревшись на врачей, она тоже захотела помогать больным. Хотела стать хорошим специалистом, который не перепутает рак с аллергией. Осенью началась учеба. Жизнь снова налаживалась.

Смерть вторая

Когда в октябре маме стало плохо, и Ира с отцом вызвали «Скорую», они не знали того, что знала она. Страшный диагноз — лимфосаркома в четвертой стадии — мама узнала летом, во время Ириной пересадки, но никому не сказала. Ей важнее было спасти дочь. Когда маму увезли в больницу, Ире по-прежнему не говорили, что этот вид опухоли вылечить уже невозможно.

Маме становилось хуже с каждым днем. Она не вставала, начались пролежни. Постепенно она переставала узнавать окружающих. Ира взяла академический отпуск и сама ухаживала за мамой. Возвращаясь к действительности, мама повторяла: «Главное — ты живи во что бы то ни стало». Ира, папа и дедушка по очереди дежурили в палате. Ира не понимала, почему маме не делают химиотерапию. Врачи говорили, что в этом нет смысла, что мама ее просто не вынесет, но Ира надеялась до последнего.

Ирина рядом с домом
Фото: Марина Козлова для ТД

31 декабря Ира была дома и резала салаты к новогоднему столу. Вечером дедушка пришел с работы мрачнее, чем обычно. Но сказал, что все хорошо. Семья встретила Новый год и собиралась на следующий день в больницу к маме. Ночью Ире приснился сон: они с мамой ходят по магазинам, а потом мама берет ее за руку и говорит: «Пойдем со мной». Но Ира не хочет идти, вырывает руку и плачет. Потом мама просто исчезла, а Ира проснулась. Поняла, что что-то не так, зашла в комнату к дедушке, а тот сказал: «Ира, мама вчера умерла».

«Ехать в похоронное бюро, заказывать гроб для мамы, выбирать одежду в шкафу, договариваться о месте на кладбище — это был ад. Меня не могли успокоить, я две недели не спала, хотя пила снотворное и успокоительное», — говорит Ира, сидя на кухне. Без слез, только сжимая руки до белых пятен.

Смерть третья

Наступила весна, Ира потихоньку начала приходить в себя, правда, все равно пила успокоительные. На восьмое марта у нее поднялась температура, врач прописал антибиотики, но они не помогли. Тогда Ира с дедушкой поехали в Москву, в центр Димы Рогачева. Там ей сделали томографию и ПЭТ. Снова рецидив.

Когда Ира услышала это слово, у нее потемнело в глазах. Только не это. «Мне как раз исполнилось 18 лет, а так как в центре имени Рогачева лечат только детей, мне посоветовали ехать в Петербург, в НИИ детской онкологии, гематологии и трансплантологии имени Раисы Горбачевой. Врачи сказали, что вместо новой химии меня будут лечить новым препаратом адцетрис, от которого не выпадают волосы, и который более точечно действует на раковые клетки. И я согласилась. Решила, что сделаю все, чтобы выжить. Ради мамы».

После смерти мамы папа уволился с завода и прекратил со всеми общаться. Закрылся у себя в комнате, перестал есть, сидел перед окном и смотрел в одну точку. Его ничего не интересовало, даже здоровье дочери. Поэтому в Петербург Ира поехала с дедушкой.

Когда тамошний профессор увидел Иру и ее историю болезни, он честно сказал: «Я не понимаю, как ты еще жива после всего, что с тобой было». Назначил пересадку костного мозга, начали искать подходящего донора в зарубежном регистре, так как в российском (он слишком маленький) не нашли. Но до пересадки нужно было пройти семь курсов адцетриса. Лекарство на много миллионов рублей купил фонд «Подари жизнь», за поиск донора и лекарства для пересадки заплатил фонд AdVita.

 

Когда смотришь на эту хрупкую девушку, в голове не укладывается, как она смогла все это пережить

Семь курсов длились полгода, после каждого Ира возвращалась домой. После шестого курса, когда Ира была дома, папу увезли на «Скорой» и положили в больницу. Организм отказывал по всем фронтам. «Я приходила к нему и умоляла его собраться с силами и жить. Говорила, что мне предстоит пересадка, что кроме него у меня почти никого не осталось, что он мне нужен. Но он сделал свой выбор. Предпочел уйти за мамой. В декабре он умер, почти через год после нее. В соседней палате с той, где умерла она».

Ира поняла, что раз он сам не хотел жить, нет смысла переживать. У нее уже не было сил. Она, в отличие от отца, жить хотела, и с того времени это стало ее главной целью — выжить.

После седьмого курса ей назначили еще три, а потом еще курс обычной химии. Потом начали готовить к пересадке. AdVita предоставила ей комнату в квартире, где временно жили и другие пациенты клиники. К тому времени Ира уже жила в Петербурге одна. «Не хотела нагружать дедушку, ему тогда было уже 68 лет, к тому же он продолжал работать на «Скорой», ведь на одну его пенсию нам не прожить»,— говорит Ира.

Ирина
Фото: Марина Козлова для ТД

Пересадка прошла хорошо. Через месяц Иру выписали на дневной стационар, но тут началась РТПХ. Реакция «трансплантат против хозяина» — очень частое явление после успешной пересадки. Донорский костный мозг прижился и начал воспринимать организм Иры как врага и атаковать его. Сначала пошла сыпь, потом отказало зрение. Ира почти ослепла, и AdVita оплатила ей сиделку. Был риск, что она останется слепой навсегда, но через два месяца лечения зрение постепенно начало восстанавливаться.

А затем началось воспаление почек. Его тоже вылечили. Когда в сентябре Ире сказали, что можно ехать домой, ее радости не было предела. Она полгода провела в той квартире в Петербурге. «Там я познакомилась с очень хорошими людьми, и хотя очень хотела домой, под конец было жаль с ними расставаться, — вспоминает Ира. — Мы много гуляли, ходили в музеи и вообще приятно проводили время вне больницы».

Уже два года у Иры ремиссия. Она живет с дедушкой, передумала учиться в медицинском — поняла, что за пять лет врачей и больниц в ее жизни было многовато. И поступила на отделение туризма. Хочет связать свою жизнь с путешествиями, занимается английским. Мечтает поскорее начать работать, чтобы дедушка мог выйти на пенсию. А еще пытается сдать на права. «Завалила площадку, не вписалась в параллельную парковку, перенервничала. Придется пересдавать. А еще город впереди!»

Когда смотришь на эту хрупкую девушку с темными кудряшками и большими карими глазами, в голове не укладывается, как она смогла все это пережить. «Если бы не AdVita, я бы сейчас тут не сидела», — говорит Ира. И улыбается.

У Иры огромное желание жить. Но часто одного желания недостаточно — нужны еще деньги, и много. Фонд AdVita помогает таким, как Ира, жить и бороться. Каждый год помощь от фонда получают несколько тысяч больных со всей страны.  И вы можете помочь им, сделав даже самое маленькое пожертвование. Деньги нужны на оплату реактивов, оборудования и расходных материалов, необходимых для бесперебойного лечения тех, кто самоотверженно сражается со смертью. Пожалуйста,  сделайте это сейчас, и таких побед, как у Ирины, будет больше.

Сделать пожертвование

Вы можете им помочь

Помочь

Оформите пожертвование в пользу организации «АдВита»

Выберите тип и сумму пожертвования
Всего собрано
293 327 557
Текст
0 из 0

Фото: Марина Козлова для ТД
0 из 0

Ирина

Фото: Марина Козлова для ТД
0 из 0

Ирина рядом с домом

Фото: Марина Козлова для ТД
0 из 0

Ирина

Фото: Марина Козлова для ТД
0 из 0

Пожалуйста, поддержите благотворительного фонда AdVita , оформите ежемесячное пожертвование. Сто, двести, пятьсот рублей — любая помощь важна, так как из небольших сумм складываются большие результаты.

0 из 0
Листайте фотографии
с помощью жеста смахивания
влево-вправо

Подпишитесь на субботнюю рассылку лучших материалов «Таких дел»

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: