В 2012 году фотограф Кирилл Овчинников отправился в небольшой город Крымск в Краснодарском крае, практически уничтоженный водами реки Агадум. Он шел по улицам и снимал местных жителей на фоне их разрушенной жизни. Спустя пять лет «Такие дела» вернулись в Крымск, чтобы разыскать героев фотоистории и узнать, как сложились их судьбы после наводнения.

Татьяна Васильевна
Улица Троицкая,74а

Наводнение разрушило дома. Кто-то из людей утонул, кого-то забрали родственники, животные остались без присмотра. Я приютила одиннадцать  бесхозных котов. Они приходили к моему дому, кричали, просили кушать. Я покупала себе 200 граммов колбасы и кормила их ошметками.

После наводнения город ожесточился. Из Краснодара теперь приезжают какие-то молодые люди и бросают отраву во дворы. У меня погибло трое котов. Месяц назад сын принес котенка: «Мама, я вижу, как ты плачешь за ними». Я живу с ними, общаюсь — мне больше не с кем.

В ту ночь наш дом заполнился водой за пять минут. До потолка. Муж был во дворе, а я не могла выбраться из комнаты. Он привязал веревку к забору и бросил мне. Я разбила окно. Прямо руками. Вода уже была выше пояса. На строительных бревнах сидела живая уточка, я не смогла увернуться от бревен и пошла под воду. Думала, это все. Утонула. Но муж меня вытянул за волосы. Такое сильное течение было, мимо проносились свиньи, собачьи будки, туалеты. Мы залезли на сливовое дерево. Ветки молодые, обламывались одна за другой. Мы с мужем простояли одиннадцать часов на колючках. В холодной воде. Нас объели комары. Ноги опухли, шла кровь, но мы ничего не чувствовали. Вокруг не были ни души. Я думала: лучше было сразу сдохнуть. В два часа дня к нам подплыла резиновая лодка со спасателями.

Два дня мы сидели без еды и воды, а потом приехали волонтеры, дали каждому по две сосиски. Рынок утонул, «Магнит» тоже. Бедные волонтеры помогали выгребать весь мусор из дома. Нам жрать нечего, а им тем более. Приходилось есть зеленые сливы.

В газетах писали, что приедет бригада строителей от края и будет ремонтировать дома, но мы так никого и не дождались. У нас были голые стены — все, что мы нажили, смыло водой. Нам не давали денег на капремонт, пока сын не отправил письмо Путину.

Мы пожили у невестки две недели, а потом вернулись домой. Кто, если не мы, будет его восстанавливать?! Приходилось снимать с петель дверь и спать на ней. Вдвоем мы отремонтировали дом. В 68 лет. Все сказалось на здоровье. У мужа началось малокровие, упадок сил — и он за неделю умер. Мои ноги перестали ходить. Отправили на операцию. Вырезали колено. Говорят, что постепенно разрушаются все суставы. Плохая вода впиталась в тело.

Страшно было, когда хоронили соседей. Одеть их было не во что. Наша улица сильно пострадала, на каждом втором участке утонули люди. Рассказывали, что один сосед так вцепился в газовую трубу, что спасатели не могли разомкнуть его рук.

Они нас все равно утопят. Те, кому это выгодно. Я пережила пять наводнений — и каждый раз вода поднималась все выше и выше.

Иван Васильевич
Улица Орджоникидзе, 40а

Я сторож, был на работе, когда начала прибывать вода. Дома находился безрукий отец, инвалид Великой Отечественной войны первой группы. Я сразу же ломанулся туда. Вода была ледяная, и меня схватила судорога. Пришлось растереть себя с ног до головы водкой. Я смог добраться до соседней улицы, но когда пытался увернуться от шпал, меня унесло течением. Очнулся совсем в другом месте. Спасатели откачали. Как только пришел в себя, встал на ноги и пошел по второму кругу. Дошел все-таки до дома. Отец сидел на стуле, поставленном на печку, — как-то ему удалось костылем притянуть его.

У меня много друзей, разбросанных по белу свету. Я раньше в крестьянском хозяйстве занимался реализацией своей продукции, мотался по всему Союзу. В лихие девяностые очень многим помог. Кто-то скинул мою фотографию в интернет, и мне пришло множество посылок и писем — кто носки, кто конфеты отправил. Из Питера приехала женщина и сказала: «Нас попросили примчаться лично и купить вам все, что захотите». Я сказал: «Мне нужен камуфляж».

Мне всю жизнь везло. Я вырос в другой стране, для меня и сейчас нет нации, цвета кожи и разреза глаз. Либо человек — либо дерьмо. Ко мне приезжали друзья-узбеки, кум из Сочи прислал на помощь бригаду строителей из Армении. У меня были печка и казан. Один день русские готовили еду и кормили соседей, другой — узбеки, потом — армяне. Всей улицей сначала одному дому помогали, потом другому. Во время наводнения народ очень сплотился. Но только те, кого действительно затопило. А не те, кто не тонул, но получил деньги, таких тоже много. Но Бог есть на свете.

К сожалению, единения, которое было после наводнения, больше нет. Одни за счет катастрофы подпрыгнули, поимев деньги, другие совсем опустились. Деньги испортили людей, отдалили их друг от друга.

Мы получили сертификат, купили две квартиры в Краснодаре. И восстановили затопленный дом. Никаких обид. Для меня годовщина наводнения — еще один день рождения. Но есть те, у кого не выдержали нервы. Например, мой друг Саня. Я тогда помог ему. Позвонил пацанам — они приехали, откачали воду. Все было нормально, а через семь дней после наводнения Саня вздернулся. Только одного сняли с петли, как другой повесился. Мужик во время наводнения потерял семью. Прибрался в доме, все помыл, стол накрыл, позвал родственников. Они приходят и видят невыпитую рюмку водки на столе и холодного мужика. Сердце — брык.

Кристина и Николай Григорьевич
1-я Таманская, 6

Хозяйка этого дома, Нина Григорьевна, после наводнения получила сертификат и купила на него квартиру в Костроме. Живет там теперь с сыном и его семьей. Она продала нам дом, но не снесла его. Мне пришлось отдать приличные деньги и побегать по судам, сделать акты о сносе, вызвать машину — все за мой счет. Участок в моей собственности, но, чтобы поставить дом на баланс, нужно 300 тысяч рублей. Есть те, кто за 450 могут оформить документы. Я теперь хочу продать часть сада соседу, чтобы получить деньги и сделать разрешение на дом.

Поскольку Нина Григорьевна сделала скидку, нам остался в наследство ее 79-летний брат. Я его никуда вытурить не могу, ну куда он, бомжевать, что ли, пойдет?

Мы ему выделили комнату в доме, холодильник. Он заполнил его отходами с помоек. Свой гараж засрал всяким барахлом, двери не открываются уже. Это называется «болезнь Плюшкина». Он собирает по помойкам мусор и привозит домой на собственной «Оке». У него фетиш такой, ему все надо.

У Николая Григорьевича был раньше дом в Нижней Баканке, он его продал, отдал деньги внучатой племяннице. Та прожила с ним некоторое время, а потом прогнала. Так он остался без крыши над головой. Соседи рассказывают, что он смолоду по помойкам шатается и жизнь людям травит. Стучит на всех.

Друзья не могут прийти к нам в гости. У нас свой двор, хочется иногда мяса пожарить, выпить полторашку холодного пива — мы же сейчас никуда не можем поехать в отпуск, все деньги вкладываем в дом. А он сразу же пишет жалобу на нас, говорит, что мы алкаши, не даем ему отдыхать. Очень тяжелый человек. Когда мы начинали строительство нового дома, он сказал: «Я буду тебе мстить!» Испугался, что буду вывозить горы дерьма, которые он таскал с помоек.

Моя одиннадцатилетняя дочь сейчас у бабушки. Она не может тут находиться. Из-за него у меня рушится семья, постоянные конфликты в доме. Такой вот подарок жизни! Бывает, я его пошлю сгоряча, а он идет и пишет на меня кляузу в администрацию, прокуратуру. Жалуется, что я его гоню. Он просто никому не нужен, ни одной сестре, в Сочи, ни другой, в Костроме.

Юрий Васильевич
Улица Ленина, 181

Я всю жизнь проработал электриком, но сейчас уволился: хочу вычистить мусор и построить дом. После наводнения к нему не притрагивался. Мне в свое время предлагали деньги на капремонт, но я отказался, потому что дом был под снос — и мне должны были выделить квартиру. Я судился. Выиграл первый суд, но на апелляцию в Краснодаре не приехал мой адвокат, которому я заплатил 40 тысяч. Судья с нашей администрацией переговорила и вынесла решение, будто я в свое время незаконно построил этот дом. Мое разрешение утонуло, а то, что было в архиве, они изъяли.

Надо было мне взять хотя бы те деньги, что предлагали… Но ничего страшного. Слава богу, что я жив и здоров.

Здесь жила моя двадцатилетняя сожительница с сестрой и двухлетним ребенком. Я периодически оставался у нее, но в ночь наводнения у меня были личные дела. Она позвонили мне вся в слезах: «Юра, мы не можем выйти из дома». Крыша продырявилась, и дом заполнился водой. Воды было столько, что они не могли открыть окна и двери. Я побежал к ним, но на Винзаводе уже стояла вода. Течение же еще сильное было. Куда я дальше пойду? Через какое-то время я все-таки смог добраться до нашей улицы, но в дом не попал — вода еще шла. А утром я проспал. Приехал, когда вода сошла. Спасатели забирали тела, которые уже лежали на улице. Было видно, что сантиметров тридцать сухой крыши осталось, маленький уголок.

Что я могу сказать про погибшую? Она была хозяйственная, вроде нормальная, а там кто ее знает. Жалко, что погибли. Люди все-таки.

Любовь Кирилловна и Михаил Иванович
Улица Троицкая, 46

Наш сосед, Михаил Иванович, работал в милиции. Во время наводнения он утонул, но спас жену. Бабка лежала на диване, который всплыл наверх, а Михаил Иванович был рядом — барахтался в воде. После наводнения дочь возила мать по санаториям, но она там два-три дня пробудет — и снова в больницу ложится. Ничего не смогли сделать. Бабка понимала, что была за дедом как за каменной стеной. И не выдержала разлуки, спустя год после смерти мужа умерла от тоски. Дочка продала дом за 200 тысяч рублей, компенсацию не получила — не захотела ни с кем связываться.

Михаил Иванович мне часто снился. Бывает, пойду на ту сторону дома — там же у нас огород — и чувствую его взгляд. Он, в комбинезоне с капюшоном, достает из сарая удочки (дед был заядлый рыбак!) и смотрит на меня. Как будто не хочет, чтобы я на той стороне появлялась. А мне приходилось — надо было окна открывать, долгое время никто не хотел дом разгребать. Там же такой гнилой запах стоял!

Денег, которые нам дали на ремонт, ни на что не хватило. Пришлось влезть в кредиты. Нам с сыном еще два с половиной года их выплачивать. Пацаненок сейчас делает шашлыки до двенадцати ночи, чтобы хотя бы тысячу рублей заработать. Я говорю: «Сынок, ну потерпи немного». А он мне: «Мама, сколько я могу без штанов ходить!» Кредиты, коммуналка и покушать — на большее денег не хватает. У меня мечта — продать этот дом и убежать отсюда.

Кто-то погиб, а кому-то круто повезло. Кто ничего не имел, жил в лачуге, получил хорошие деньги. Были даже такие слова: «Мы бы еще одно наводнение пережили».

Ольга Михайловна
Улица Орджоникидзе, 42

В ту ночь я взяла зонт и пошла к реке посмотреть, что с уровнем воды. А мне ребята кричат: «Куда вы идете, бабуля, надо убегать!» Я рванула домой, не смогла достучаться до соседей (там ребята крепко спали после работы) и убежала к зятю — он на возвышенности живет. Соседи потом рассказывали, как по столбу на чердак залезли. Там собака, кот и крыса дружно сидели всю ночь.

Когда я вернулась домой, вода еще стояла. В огороде, на деревьях были дохлые псы, наши ворота и черешню унесло. Я думала, что не выкарабкаюсь. Мне звонили и спрашивали, что я делаю. Отвечала: «Мою и вою, мою и вою». Домылась до того, что ноги отказали. С головой проблема была. Армяне, что делали в доме ремонт, успокаивали меня: «Не переживай, все наладится, мы тоже прошли через все это, когда землетрясение было».

Мне сказали, что не будут давать сертификат, раз дом не завалился. Все добивались квартир, а я уже не стала. Раз он не пострадал, что я буду по судам ходить, мотать себе нервы лишний раз?! Я год не работала, еле-еле передвигалась. Это все нервный стресс.

Ремонт снаружи дома мы уже не потянули, до сих пор видно, какой был уровень воды, — на фасаде осталась отметка. Может, во второй жизни удастся положить новый асфальт во дворе и доделать ремонт. Тех денег, что мне дали, 175 тысяч рублей, не хватило ни на что. Обещали, что цены не поднимутся на стройматериалы, на ремонтные работы, но не сдержали слово. И мы пошли по кредитам. До сих пор не могу расплатиться.

Мы делим жизнь на до и после наводнения. Это измеритель времени, как в свое время была война. Мы собираемся вместе на каком-то мероприятии, веселимся, а потом все равно заводим разговор о наводнении. Тяжело начать жизнь с нуля в 60 лет. Я не думала, что смогу. Но, как выяснилось, человек — живучее существо, многое может пережить. Правда, женщины сильнее мужчин. Один мой сосед сразу сдал, другой бросился с моста через два года. Женщины плакали, кричали, скандалили, а мужчины все держали в себе.

Инга Жомер
Улица Троицкая, 158

Я никогда не думала, что вода может наделать столько беды. В ту ночь мне позвонили соседи с Советской улицы и сказали, что их затопило. Мы с мужем посадили детей в машину и уехали.

В Крымск мы переехали за полгода до наводнения, купили дом и как раз планировали сделать ремонт. За день до потопа ушли в отпуск и ждали рабочих.

После наводнения пришли эксперты от власти и оценили наш дом. Сказали, что можно обойтись капремонтом. Мы не стали судиться и требовать нового жилья, нам было некогда проходить все круги ада. Решили сделать реконструкцию дома. На капремонт нам выделили 231 тысячу рублей. Но ремонт обошелся намного дороже. Дом был очень старый, тут раньше печка стояла. Нам повезло, что друзья и коллеги со всей России помогли. Мы даже со случаями мародерства не столкнулись: ни окон, ни дверей же не было — все открыто.

Я никогда не встречала раньше такой поддержки среди людей: ни один не прошел мимо. Россия есть Россия. Это не Франция, не Америка и даже не Греция, хотя там люди отзывчивые. Это наш старый русский менталитет! Как в пословице говорится: гуртом и батьку легче бить. Как-то мы поехали в волонтерский лагерь, нам нужен был шуруповерт. Молодые ребята удивились, что мы больше ничего не просим. А мы в это время жили у бабушки в соседнем хуторе, с едой проблем не испытывали. Где-то мы в очередной раз мотались с этими бумажками, потом пришли домой и увидели возле калитки целый мешок с продуктами, консервами, шуруповертом, подушками… Наверное, они, увидев, в каком состоянии находится наш дом, решили помочь.

Светлана Александровна
Улица Олимпийская, 13

Муж хотел отогнать машину, она у нас в кредит была, но вода так быстро прибывала, что пришлось бросить ее и поднять меня с детьми на крышу. Потом Петя услышал, как соседи кричат: «Помогите!» Он через форточку прыгнул в воду и поплыл их спасать. Потом вернулся, холодный такой, весь дрожал. Услышал, как другие соседи просят о помощи, и снова бросился их спасать. Приплыл к дому на рассвете. Оставалось несколько метров. Течение было такое сильное, что он, обессиленный и замерзший, не смог справиться и утонул. В 34 года.

Сосед-инвалид, которого Петя спас вместе с женой (держал его на руках два часа), когда меня потом увидел, заплакал. Не мог ничего сказать.

После наводнения я закрылась в своем мирке, только год как стала общаться с соседями. На сертификат я купила квартиру, а в старом доме живут мои родственники. Я там даже появиться не могу — сразу плохо становится. Эта улица для меня табу.

Первые полтора года мы с детьми вместе спали. Они боялись дождей. Дочка уже забыла папу, тянется к другим мужчинам — не хватает отцовской любви. Я живу для них, хотя иногда, конечно, накатывает. Дети знают, что в такие моменты меня трогать нельзя. Мне нужно полежать и подумать. Я только сейчас стала за собой ухаживать. Пять лет вообще ничего не хотелось.

Я еще при жизни Пети пошла на курсы парикмахера. Хотела делать ему стрижки. А потом, спустя год после наводнения, открыла маленькую парикмахерскую (работаю я и еще одна парикмахер) эконом-класса. Нужно как-то кормить детей.

Петю посмертно наградили митрополит Кирилл, «Единая Россия» и Путин за девять спасенных жизней. Хочется, чтобы эти медали хотя бы помогли нашему сыну поступить в кадетское училище.

Неонила Николаевна
2-й Адагумский переулок, 6

Два года назад, когда начали расширять речку, чтобы предотвратить последующие наводнения, пришли строители в пять утра и вырубили наш сад. Документов не предъявили. Три черешенки, две яблони, айвовые деревья, орех, вишня, тюльпаны и розы. Ничего не предложили взамен. Теперь земля осыпается, сад становится все меньше и меньше. Налог на землю пришел вместе с той землей, которую отрезали.

После наводнения сыну дали вторую группу инвалидности. Нахлебался воды, пока вытаскивал нас и собаку на чердак, — вода была 2,8 метра, во дворе плавал холодильник, полный мяса. Теперь сын — сердечник, полностью поседел. Нам дали сертификат на 2 миллиона 400 тысяч рублей. Мы купили дом и переехали туда с сыном, невесткой и внучкой. Старый дом кое-как отремонтировали. Он прошел войну и все предыдущие наводнения. Теперь в нем живет племянник моего мужа с женой.

Я написала Путину письмо: меня обманули, куда обращаться, Владимир Владимирович? Землю забрали, денег не дали. Но мне пока никто не ответил. Путин не виноват, что все растаскали. Я голосовала за него и буду дальше это делать, он за нас воюет.

Наталья Степановна и Юрий Давидович
Улица Олимпийская, 15

Моя подруга Алина Нестеровна умерла через год после наводнения. От рака. Тогда же скончался мой сын. Поскольку мы с Юрой, мужем Алины, остались одни, я переехала в его дом, стала заботиться о нем. Это, конечно, ужасная пустота. Жизнь разбилась вдребезги после потери любимых людей. Юра очень тяжело переживал смерть жены. У него болезнь Паркинсона.

Мы уже не живем, а доживаем. День прожили и радуемся, ложимся спать и думаем, как хорошо сегодня день прошел. Спокойно и мирно. Мы с Юрой нужны друг другу. Утром просыпаешься и знаешь, что есть кто-то, ради кого нужно встать с постели. Как-то я предлагала Юре поехать на море, снять домик, прокатиться по набережной. Но он боится этого. Раньше был большим начальником, важным и красивым человеком. Хочет остаться в памяти таким, каким его запомнили.

Юру уважают. Он полковник, почти десять лет проработал в администрации, был главой МЧС, потом в Горгазе трудился. В свое время многих выручил. Люди по сей день приезжают поздравить его с праздниками или просто навестить в обеденный перерыв. Жена бывшего начальника привозит домашние пироги, пельмени. С хлебозавода присылают торты. Юра не покинут, не брошен.

Алина, когда еще была жива, восстановила дом. За ней, как за вождем, шел народ. Активная очень была. Многие люди помогли ей. Друзья собрали деньги.

Светлана Федоровна
2-й Троицкий переулок, 5

Мы никогда не забудем этот день. Нас никто не предупредил о наводнении. Муж был в это время в больнице. Меня разбудил сосед, вытащил вовремя из дома. Я уже не доставала до земли, видела, как мои куры плывут рядом. Спасалась на лестнице на чердаке. Самое страшное — стоять в воде и ждать, когда придут тебе на помощь. Я как зомби была.

Нам выделили деньги на капремонт. Может, кто-то чем-то и недоволен, а нам главное — быть здоровыми. Теперь если и будут дети продавать этот дом, то за копейки, потому что район затопленный. Здесь все деревья вымыло с корнями, даже землю завозили. Сейчас, когда идет дождь, мы не спим, идем на речку проверять уровень воды.

У мужа ухудшилось здоровье после наводнения. Несколько месяцев назад у него случился инфаркт.

Павлина Николаевна
Улица Троицкая, 160

Мы с внучкой спасались на чердаке. У нас до этого было пять наводнений: на улице 40 сантиметров воды, в комнате — 15—20. Выгребем, помоем все, высушим — и дальше живем. В 2002-м году было сильное наводнение, затопило комнату, но до начала окон. А в 2012-м году под воду ушло практически все, хотя осадков было меньше. Внучка говорила: «Бабушка, смотри, мои белые сапоги плывут, а вот платья». А я ей: «Не расстраивайся, купим тебе новые».

После наводнения нам выделили 1 миллион 200 тысяч рублей, но этих денег не хватало, чтобы купить жилье. Я просила дать мне однокомнатную квартиру. Они тянули, тянули. Всем распределили, а нам ничего. Документы потеряли. Искали, потом нашли. Один мужик говорит: «Берите что дают!» Я ему: «Фашисты так не кричали на меня, как вы».

В итоге мы купили эту квартиру, все деньги вложили в нее — и остались ни с чем. После наводнения у меня отнялись ноги, ослабли руки, голова шумит. Раньше мне назначали стационар на дому, а теперь не положено. Я говорю: «Как же мне быть, я ведь совсем не хожу». А мне отвечают: «Пусть тебя на одеяле спустят». Я ветеран труда, ветеран здравоохранения, работала сорок лет медсестрой, прошла войну — и вот такое обращение. Что наводнение, что голод — одинаково страшно. Никому мы не нужны.

Любовь Ивановна
2-й Троицкий переулок, 9

Я была дома с внучкой, когда нас затопило. Мы сидели на чердаке прижавшись друг к другу и рыдали. У меня была только одна мысль в голове: лучше бы я утонула. Внучка себе нервы сорвала, потом всего боялась, ходила долго по психологам.

Я месяц прожила в детском саду, детей тогда отправили в санаторий. Потом меня переместили на стадион. Там собирались такие компании — курочку съесть, пива выпить. Я сказала, что в этом не участвую, и ушла домой. Жила в сарае, все вокруг было в иле. Сначала мне предлагали деньги, но я сказала: мне 64 года, вы нас затопили, так будьте любезны дать квартиру. В ноябре я получила квартиру в микрорайоне «Надежды». Нам обещали построить детский сад, спорткомплекс, но так ничего и не сделали. Здесь живет очень много подтопленцев, они сдают свои квартиры, а сами живут в старых домах.

Я старшая по дому, говорю жильцам: «Если нас Бог соединил, то, значит, надо мириться, жить дружно, общаться». Одна ухаживаю за клумбами во дворе. Сама копаю, покупаю цветы, поливаю. Но благодарности не вижу. Дети гадают на ромашке, попадают мячом в клумбу. Я сделала замечание одному папе, а он говорит: «Сажайте дома цветы». А у меня везде цветы: в квартире, во дворе, в огороде. Вы лучше внушите своему ребенку, что нельзя срывать цветы, которые ты не сажал. Каждый человек хочет сделать что-то приятное для дома. Я вон посадила дерево, чтобы тень была, а они его вырвали.

В такие минуты я стараюсь не принимать все близко к сердцу. Сажусь на велосипед и еду в огород. Дом мы снесли, теперь там только огород, летняя кухня и навес с курами и кроликами. Я приезжаю туда, кормлю живность, ухаживаю за цветами, включаю телевизор и ложусь отдыхать. У меня там на душе спокойно.

Светлана Юрьевна
Улица Адагумская, 103

Я за внучку очень боялась. Она же маленькая, испугается еще — четырехлетнему ребенку не объяснишь, что происходит. Был час ночи. Света нет, мы босиком идем по воде. Я вынесла ее из дома в ночнушке, замотала в простынку. Боялась, что проснется, а у меня ни пить, ни есть, ни игрушек. Говорила всем: «Тихо, тихо». Внучка проспала до семи утра, а в девять приехали МЧСники, вынесли нас с чердака на спинах.

Потом был адский труд — попытка спасти хоть какие-либо вещи. Мы с трудом оттерли ванную хлоркой и белизной от илистой грязи. За воду тогда не платили, нам разрешили три месяца бесплатно пользоваться. Потом произошла переоценка ценностей. Вот это накопительство, посуда, дорогая мебель — ничего не нужно по большому счету. Мы живем без этого барахла, и, оказывается, легче — ни за что не цепляешься.

Леша
Улица Советская, 218

Ирина
Улица Троицкая, 128

Анна Ивановна
Улица Свердлова, 171

Наталья Васильевна
Улица Свердлова, 168

Екатерина Алексеевна
Улица Свердлова, 166

Мария Васильевна
Улица Свердлова, 165

Игорь и Ольга
Улица Набережная, 16

Еще больше важных новостей и хороших текстов от нас и наших коллег — в телеграм-канале «Таких дел». Подписывайтесь!