Фото: Антон Климов для ТД

Как жил и живет последний ветеран самого большого байкальского острова

— Ты чего приехала, а? — Алексей Васильевич быстро-быстро шаркает валенками, заваривает чай, потом, подумав, достает из щели между холодильником и стеной бутылку коньяку, наливает в две маленьких граненых рюмки. — Про жизнь мою рассказывать? Это тебе герой нужен, а я даже раненый не был! В окопах сидели герои, а мы — ну та-ак, при авиации! Тебе нужно, чтобы красиво было, чтобы грудь в орденах, а у меня, видишь, одни «юбилейки» висят, военных две было — только книжки остались орденские.

— А сами медали где?

— Дак ветром сдуло! Что ты смеешься? Сарма была, там корову унести может, не то что медали!

Четыре коровы и Шарик

Сарма, баргузин, шелонник и еще два десятка ветров самый большой байкальский остров Ольхон посещают часто. На сто осенне-зимних дней с октября по декабрь ураганных приходится около шестидесяти. Сейчас май, но с головы китайского туриста, с которым мы паромом переправляемся на Ольхон, сдувает кепку. Лед на Байкале уже вскрылся, но парому тяжело, он с полчаса буксует посередине пролива, с трудом разворачивается, пытаясь пробить себе путь.

Вид на Байкал из поселка
Фото: Антон Климов для ТД

Четыре часа от Иркутска, паром, еще час по разбитой дороге до Хужира, центрального и самого туристического поселка острова, потом семь километров до деревни Харанцы. В ней и живет 96-летний Алексей Васильевич Копылов, последний ветеран острова Ольхон.

Живет один — как ни пытались дети перетащить его в Еланцы, райцентр на материке, не вышло — во-первых, независимость, во-вторых, хозяйство. Огород с картошкой, четыре коровы, ласковый пес Шарик. Дом Копылова стоит с новенькой табличкой: «Здесь живет ветеран ВОВ». Алексей Васильевич иронически напевает: «Здесь живет семья советского героя, грудью защитившего страну». Опять, говорит, повесили, старую-то сын изничтожил, умаялся вытаскивать — во-от на таких гвоздях висела!

— А зачем он так?

— Да наезжает туристов, ходят, фотоаппаратами своими машут, еще попадется ваш брат-журналист, и начинается: «Как живет ветеран!» Ты напиши, пожалуйста, что живу я очень хорошо. Мне бы вот лошадь еще, хотя куда я на ней… Для радости только!

Восток — Запад

В деревне Куреть, где родился и вырос Копылов, лошадей было много и все колхозные. До Байкала неблизко — за рыбой не наездишься, растет все плохо, поэтому колхоз, организованный в Курети к середине тридцатых, в основном занимался скотом. Места глухие, ссыльные еще при царской власти, под подозрением — при советской.

Алексей Васильевич Копылов
Фото: Антон Климов для ТД

— В тридцатые знаешь, как забирали? Винного-безвинного, придет разнарядка из НКВД, приезжают — пять человек им выдерни, так по бумажке положено.

Семью Алексея Васильевича репрессии миновали чудом — присматривался к ним местный участковый, положивший глаз на маму Алексея, грозил чекистами, — а забрали его самого. Оказался участковый белоказаком аж из врангелевцев.

Сам Копылов отучился в девятилетке, а дальше образование получать не захотел, хотя и предлагали, «хоть на бухгалтера учись, хоть на агронома». Остался работать в своем же колхозе, при лошадях. Вместе с табуном в сто голов, истребованным на нужды Красной армии, он и поехал в июне 1941 года в Иркутск. Куретских лошадей загрузили в вагоны и отправили воевать на запад, а Копылов поехал на восток, в Читу, учиться на радиста. Рассказывая об этом, Алексей Васильевич начинает автоматически постукивать пальцами по столешнице.

Старшим радистом его прикрепили к Первой воздушной армии. «Наша задача была знаешь какая? — говорит Алексей Васильевич. — По своим чтоб не били! Связь-то как была налажена — считай, никак. Наши войска займут какую деревню, а пока-а та информация до штаба дойдет!» Сначала Подмосковье и Тушинский аэродром, а дальше на Запад: Гжатск, Витебск, Смоленск. Третий Белорусский фронт генерала Черняховского — самого молодого из всех командующих фронтами. «Наш-то орел был! — говорит Алексей Васильевич и выуживает с тумбочки ЖЗЛовский томик с военачальниками времен ВОВ. — Гляди, про него не написали, а он в 37 лет погиб, на снаряде подорвался! Вот тебе герой, настоящий, про него и пиши».

Кенигсберг, за который Копылов получил первую военную награду, брали уже после смерти командующего фронтом. Орденская книжка, разорванная на две половинки, хранится в сундуке, замотанная в целлофановый пакет, перевязанный георгиевской ленточкой. Где-то на паромной переправе на дне Байкала лежит латунная медаль «За взятие Кенигсберга».

Запад—Восток

Победу Копылов встретил в Либаве, нынешней латвийской Лиепае. Грохот ночью, говорит, стоял такой, что подумал: «Опять бомбят!» — на улицу выскочил, а там все шальные бегают, один обнимает и кричит: «Все, браток, все! Закончили!»

Алексей Васильевич загоняет коров
Фото: Антон Климов для ТД

После войны уже старшего сержанта Копылова оставили дослуживать два года в Белоруссии. Он говорит, что не в обиде — дело военное, служба хорошая, только сильно горевал, что не отпустили в 1946-м к маме на похороны.

— Я тебе говорю, что не сильно навоевался-то, — Алексей Васильевич сидит на лавочке и критически обозревает поле под картошку, уже вскопанное его руками. Теперь нужно сажать, на это сил уже не хватает, ждет дочку, а мою помощь категорически отвергает. Ты ж городская, говорит, поди на сковороде ту картошку только и видела. — Смену отработаешь — идешь, отдыхаешь с девчонками. У нас связисток-то было! Веревку натянешь и в волейбол режешься, или читаешь!

— С девчонками читаешь?

— Ну! Я дежурю, в наушниках, где-то книгу взял — «Тихий Дон». Приходит одна, говорит: «Леша, что, интересно?» Я говорю: «Ну, а ты садись на коленки, будем вместе читать».

— И как?

— Хорошо! Только что там Шолохов писал — вообще не запомнил!

Одну из связисток Копылов спас. Та бегала к его другу на свиданки, за тем ее и застукали. За оставление поста девушке грозили неприятности серьезные, вплоть до военного трибунала, но закончилось все товарищеским судом, который поручили возглавить Алексею.

— Я ее и так ругаю, и эдак, она рыдает, а я-то ей глазами — да не бойся ты, я же специально, чтоб вся серьезность только на словах осталась, чтоб не увезли тебя никуда. Девка-то была хорошая, сил нет, фокстрот меня танцевать научила. А ты умеешь?

Поселок Харанцы
Фото: Антон Климов для ТД

Услышав, что фокстрот я не умею, он отшвыривает сигарету, встает, приглашающе разводит руки, начинает мурлыкать под нос мелодию. Через десять минут моими успехами в обучении Копылов все еще недоволен:

— В штанах ходишь, волосы по-ребячьи стрижены, и танцуешь, как будто меня боишься. Легче надо, ле-го-не-чко!

В 1947 году демобилизовали его вместе с другими сибиряками, но обратно собирались не все: кто остался в Белоруссии, кто по пути застрял в Москве.

Москву Копылов посмотрел, красивый, говорит, город, понравился, двух дней хватило — а дальше на иркутский поезд и к Байкалу. Домой.

«Беспартейный»

— Ну, давай теперь телевизор посмотрим, что там новенького у нас!

Алексей Васильевич долго шарит за ящиком в поисках провода, бережно выключает музыкальный центр. Смотреть телевизор он не большой любитель, а музыку — военные песни, «Любэ» и, как он говорит, «Ленечку Утесова» слушает постоянно. Телевизор барахлит, Алексей Васильевич несколько раз стучит кулаком по крышке, и изображение проявляется: Владимир Путин долго идет по коридорам кремлевской резиденции к своей четвертой инаугурации на президентский срок.

— Что-то это не очень новенькое, — замечает Алексей Васильевич.

Он спрашивает, за кого я голосовала, а на ответный вопрос хитро подмигивает:

— Секрет! А ты чего ж тайну голосования не блюдешь!

Голосовал он, впрочем, привычно за коммунистов, хотя особенно теплых чувств к ним не испытывает и в партию не вступал.

Алексей Васильевич танцует под песни военных лет
Фото: Антон Климов для ТД

— Я ж заместителем в Микояновском колхозе был, надо мной пять председателей сменилось — а я все сижу. Был бы партейный — точно был бы председателем!

Спрашиваю, чего б и не стать, действительно, председателем, Копылов опять подмигивает и говорит:

— А на хрена? — и добавляет. — Профилем я на Ульянова не особенно похож.

Алексей Васильевич имеет в виду фильм «Председатель» с Михаилом Ульяновым в главной роли, где фронтовик возвращается в родную деревню, разоренную войной, и налаживает там колхозную и семейную жизнь.

В родную деревню после войны Копылов не вернулся — райвоенком, к которому старший сержант явился с документами, сказал: «Чего тебе в той Курети, езжай на Ольхон, красота, отдохнешь». Что такое остров Ольхон, Копылов тогда не знал, хотя от Курети это меньше ста километров. Во-первых, не было никакой трассы в тридцатые годы, а во-вторых, было не в заводе куда-то ездить, в первый раз дальше райцентра Копылов выехал только с началом войны.

— Интересно мне стало, что за Ольхон такой и отдохнуть интересно! Я и отдохнул, — Копылов смеется. — 24 центнера с гектара надо было давать, а у меня девки в бригаде мал мала меньше и ни одного инструмента, ни косилок, ни молотилок, ничего! Я взял козу, поехал в Маломорец к буряту старому одному, торговался-торговался и уговорил его все же косилку мне выменять, дело пошло легче.

Наладив дела своей бригады, Алексей наладил и семейную жизнь — женился на Марии, Маше, своей «баушке».

Неулыба

Вишневый жигуль Копылова несется с холма, кажется, прямо в Байкал по дороге, больше похожей на терку. Сначала Алексей Васильевич долго пытался его завести, потом сам толкал, в конце концов удалось раскочегарить подсевший аккумулятор. Из-под колес рассыпаются евражки, малые суслики, Алексей Васильевич лихо крутит руль, объезжая ямы и невысокие сосны, он явно доволен и тем, что машина завелась, и тем, что я побаиваюсь и прошу ехать медленнее.

— Ну че ты, че ты, прям как баушка моя! Она мне только на шестидесяти ехать разрешала, чуть надбавишь, сразу так «Ле-ша! Шестьдесят!» — так я спидометр рукой прикрывал и дальше на ста, а сам говорю: «Ма-ша! Как обещал, так и еду!»

Я смотрю на спидометр, но скорость заметить не успеваю, Копылов моментально прикрывает его ладонью, второй рукой резко выкручивает руль, чтобы не сбить очередного евражку, глупым столбиком застывшего на дороге.

Зять и сын Алексея Васильевича помогают ему с ремонтом автомобиля
Фото: Антон Климов для ТД

С женой Марией Алексей познакомился после войны, увидел ее с подружками, повыбирал еще, говорит, эту не буду, эта не нравится, вот эту возьму, неулыбу. Почти все фотографии увез из дома Копылова один из сыновей, на паре оставшихся — темноволосая, строгая женщина с бровями вразлет, красивая, — как кажутся красивыми все люди на фотографиях той поры. Копылов рассказывает, загибая пальцы: во-первых, хозяйка первостатейная, все у нее было всегда в устройстве, во-вторых, ревновала — страсть. Что ж тут, спрашиваю, хорошего?

— Дак любила меня — знаешь как? Она ж строгая-строгая, мы в Хужир придем на танцы, я пиджак приодену и натанцовываю, а она сама не танцевала никогда, сидит себе, вроде как внимания не обращает. А потом всю дорогу до Харанцов меня пи-илит, — Копылов аж прикрывает глаза от удовольствия. — Что ты, говорит, Лешка, скачешь все, натанцевался уже, дети! Про себя, небось, не скажет, гордая!

Жили сначала в бараке, потом на рыбзаводе, прямо на проходной, в маленькой холодной комнатке, потом уж в своем доме, в деревне Харанцы.

— Дали дом-то?

— Куда? Кто дал?! Да кто ж тебе даст, мы с кумовьями сами поставили тут баню, — Копылов показывает на маленькое ветхое сооружение. — В бане дочечку мне первую Маша и родила.

Девочку принимала бабка-повитуха. Дочка родилась вроде здоровая, закричала, но то ли не так пуповину обрезали, то ли еще что, но кровь остановить не смогли, и первый ребенок Марии и Алексея умер в самый свой день рождения.

— Маша-то вообще ничего никогда у меня не просила, — говорит Алексей Васильевич. — А вот девку себе хотела еще сильно, а мы уж пацанов заладили, первый, второй, на пятом я уж взвыл, говорю, Маш, да как мы их вытаскивать будем? Одевать, учить. И поехали мы в город на аборт. Едем — оба только что не плачем, а на улице прямо перед больницей встретили бабку какую-то, она на нас смотрит и шепчет: «Милые, езжайте домой, не ходите туда!» Так мы развернулись — и давай назад.

— Так сразу поверили?

— В жизни бы не поверил такому, но она-то говорит: «Не ходите, девочка у вас будет, девчонка!» Маша на меня смотрит жалобно, а я уж сам обратно поворачиваю и думаю — ну как-нибудь оденем, голодовать тоже не будем. Ну, будет еще один пацан. Как-нибудь!

Шестым ребенком Копыловых стала дочка Светлана.

Потихонечку

«Бога нет, царя не надо, и без них мы проживем, у нас есть товарищ Ленин, защищать его пойдем», — Алексей Васильевич напевает на мотив «Яблочка» и спрашивает:

— Согласна, нет?

— А вы согласны?

Поселок Харанцы
Фото: Антон Климов для ТД

Алексей Васильевич не согласен, говорит, что на фронте-то Бога особо не вспоминал, а вот «в море» без него ходить нельзя. Малое Море, по-бурятски Нурин далай, — та часть озера Байкал, которую отделяет от материка остров Ольхон. На топографических картах Малое Море называют проливом или заливом, но местные говорят просто — море, без всяких уточнений.

Рыбак Алексей Васильевич был крепкий, ловил байкальского омуля не только на себя и большую семью, но еще и на заготовку сдавал прилично. Сейчас интерес не тот, ловлю байкальского эндемика запретили на два года, поговаривают, что могут и на пять лет запретить — а это значит — полный запрет на рыбалку как таковую, потому что эндемик тебе на удочку цепляется или не эндемик, не разберешь, а штраф две с половиной тысячи с хвоста. 

Такое уже было в конце шестидесятых. Лов запретили на семь лет, половина Ольхона снялась и уехала, кто в тот же Братск, кто вообще на Дальний Восток. Браконьерили? А как же, научились потрошить рыбу ночами, в подвалах, чтобы чайки, привлеченные рыбным запахом, не выдавали.

— И рыбалить ночами ходили тоже, — говорит Алексей Васильевич. — Я с Марией моей всегда, она любила. Ей кричат: «Машка, да он тебя утопит когда-нибудь!» А она им: «А ничего, мой не утопит, он потихонечку!»

Тонули всерьез они дважды, один раз ветер сутки мотал судно, не давал пристать к берегу, второй — попали в ночной шторм.

— Я-то молился, кричал: «Господи, да спаси же ты нас», — говорит Копылов и мелко крестится, через раз путая стороны. — А Маша молчком, на берег только сошли как — гляжу, у нее кровь по подбородку. Губу и язык себе насквозь прокусила, а ничего не сказала.

Алексей Васильевич
Фото: Антон Климов для ТД

И умерла Мария Ефимовна молча — долго ходила с высоким давлением, внимания на него не обращала, работала как обычно, а однажды упала и больше уж не встала.

— Парализация, лежит, не двигается, только глаза туда-сюда, живые, и слезы катятся, — у Алексея Васильевича самого катятся слезы, но он этого не замечает. — Я ей говорю: «Мария, вставай, год ягодный, черника хоть совком собирай, пошли!» Она даже заулыбалась и вроде как засобиралась, начала ногами-руками двигать, ну, думаю, точно оклемается, наутро и пойдем.

Наутро Мария Ефимовна Копылова умерла.

«Все еще ползаю»

Шаманские практики, в последние годы сильно распространившиеся на острове, Копылов не одобряет. Сейчас они приобрели несколько туристический оттенок — на столбах висят объявления, призывающие обращаться к «белому шаману, лечит ДЦП, онко- и прочие неизлечимые болезни, выполняет славянские обряды». Но священным местом Ольхон был всегда, тут стоит Шаман-скала, настолько почитаемая среди прибайкальских бурят, что около нее не то что не селились — лишний раз старались мимо не ездить. 

И когда заместитель председателя колхоза Алексей Копылов приехал в одно из бурятских сел снимать меха с нелегальной кузни, сельчане позвали шамана.

— И он водой на меня брызгает, страшные кары обещает, помрешь, говорит, сразу страшной смертью, если снимешь! — Копылов делает большие глаза, но тут же опять щурится от смеха.

— А вы что?

— Да снял, конечно, меха эти, снял и в совхоз отвез. Шаман тот помер через год, а я, как видишь, все еще ползаю!

Алексей Васильевич и его сын Федор обсуждают с мэром Ольхонского района и военкомом качество постройки палисадника
Фото: Антон Климов для ТД

Сейчас Алексей Васильевич не ползет, а почти бежит — за ворота, принимать работу. К празднику местная администрация прислала людей делать забор, два суровых мужика споро закрывают досками палисадник. Копылов волнуется: ремонт забора у палисадника ему не нужен, а хорошо бы подправить совсем в другом месте, где он сам уже не раз надбивал обвалившиеся доски. Но мужики говорят, что какие указания были от начальства получены, так и делают.

Из подарков в празднику Копылов оценил военкомовский — консервы, конфеты, бутылка коньяку. Над подарками из районной администрации — фильтр для воды и бордовая модная рубашка — ветеран посмеивается. Построенный не в том месте забор его раздражает, он снова и снова его простукивает в поисках отошедших досок, потом машет рукой:

— А, денег у них нет, беднота какая! Федька поставит, я покрашу — вот и вся история!

Душа поет, сердце плачет

Федор, третий сын Алексея Васильевича, кормит меня собственноручно сделанными оладушками на пахте: «Ты такие ела когда-нибудь? Два сьешь — сыта будешь, отвечаю!» Одновременно он руководит сборами отца, подает галстук и вязаный жилет, приглаживает волосы, торопит. Празднование Дня Победы на острове проходит в три приема: сначала праздничный концерт в клубе главного села, Хужира, потом торжественный митинг в сельском клубе в Харанцах, а девятого как полагается — парад и Бессмертный полк.

Алексей Васильевич не желает надевать теплую дубленку, несмотря на то что на улице снег, влезает в тонкий светлый плащ. Мы уговариваем его переодеться, но он сдвигает кепку набекрень и говорит:

— Ну что, как я вам? Хорош? Сейчас схожу на митинг, а завтра на парад не пойду, вот возьму и заболею!

Алексей Васильевич танцует с Верой Сергеевной, главой хужирского муниципального образования
Фото: Антон Климов для ТД

— Смотри, не хочешь на парад — дак я тебя в тайгу увезу и спрячу, а то придут же, начнут уговаривать, один ты у нас остался на весь остров, — говорит сын. Оба смеются. На парад они, конечно, собираются, хотя Федор, двадцать лет отслуживший по половине СССР, а еще в Африке, во Вьетнаме и ГДР, в этот раз свою форму брать не стал, медали тоже не захватил. «Да ну его, хвастать», — машет рукой. Вытянуть детей у Копыловых получилось: два инженера, один летчик, один штурман на судах дальнего плавания, один морпех, дочка пошла работать в торговлю.

По случаю плохой погоды митинг проходит в клубе на соседней улице, стандартная и трогательная программа: дети, запинаясь, читают стихи, глава сельского поселения твердо и звонко зачитывает телеграмму от президента, минута молчания. Гости сидят за столом, накрытом домашним, сосед жарко шепчет на ухо: «Помидоры давай бери, прямо ложкой, в этом году знаешь, какие получились?» Из колонок раздается бравурный марш, Алексей Васильевич недоволен и поднимается с места договариваться о смене музыкального сопровождения:

— Это что еще за ать-два?! Я люблю, когда душа поет, а сердце плачет. А тут душа умёрла, сердце отказало. Под такую музыку хоронить меня будете, а я бы еще потанцевал!

Алексей Васильевич на параде 9 мая
Фото: Антон Климов для ТД

Дед Леша вальсирует, сначала с главой сельского поселения, потом со мной — ведет он уверено и сильно, в конце делает движение, как будто собирается подхватить на руки, но просто обнимает и расцеловывает в обе щеки.

— Ты на будущий год-то приедешь? Приезжай, я аккумулятор новый поставлю, покатаемся!

***

12 февраля 2021 года Алексей Васильевич умер в возрасте 98 лет во сне.

Спасибо, что дочитали до конца!

Каждый день мы пишем о самых важных проблемах в нашей стране. Мы уверены, что их можно преодолеть, только рассказывая о том, что происходит на самом деле. Поэтому мы посылаем корреспондентов в командировки, публикуем репортажи и интервью, фотоистории и экспертные мнения. Мы собираем деньги для множества фондов — и не берем из них никакого процента на свою работу.

Но сами «Такие дела» существуют благодаря пожертвованиям. И мы просим вас оформить ежемесячное пожертвование в поддержку проекта. Любая помощь, особенно если она регулярная, помогает нам работать. Пятьдесят, сто, пятьсот рублей — это наша возможность планировать работу.

Пожалуйста, подпишитесь на любое пожертвование в нашу пользу. Спасибо.

ПОДДЕРЖАТЬ

Хотите, мы будем присылать лучшие тексты «Таких дел» вам на электронную почту? Подпишитесь на нашу еженедельную рассылку!

Вы можете им помочь

Всего собрано
293 327 557
Текст
0 из 0

Фото: Антон Климов для ТД
0 из 0

Вид на Байкал из поселка

Фото: Антон Климов для ТД
0 из 0

Алексей Васильевич Копылов

Фото: Антон Климов для ТД
0 из 0

Алексей Васильевич загоняет коров

Фото: Антон Климов для ТД
0 из 0

Поселок Харанцы

Фото: Антон Климов для ТД
0 из 0

Алексей Васильевич танцует под песни военных лет

Фото: Антон Климов для ТД
0 из 0

Зять и сын Алексея Васильевича помогают ему с ремонтом автомобиля

Фото: Антон Климов для ТД
0 из 0

Поселок Харанцы

Фото: Антон Климов для ТД
0 из 0

Алексей Васильевич

Фото: Антон Климов для ТД
0 из 0

Алексей Васильевич и его сын Федор обсуждают с мэром Ольхонского района и военкомом качество постройки палисадника

Фото: Антон Климов для ТД
0 из 0

Алексей Васильевич танцует с Верой Сергеевной, главой хужирского муниципального образования

Фото: Антон Климов для ТД
0 из 0
Спасибо, что долистали до конца!

Каждый день мы пишем о самых важных проблемах в стране. Мы уверены, что их можно преодолеть, только рассказывая о том, что происходит на самом деле. Поэтому мы посылаем корреспондентов в командировки, публикуем репортажи и фотоистории. Мы собираем деньги для множества фондов — и не берем никакого процента на свою работу.

Но сами «Такие дела» существуют благодаря пожертвованиям. И мы просим вас поддержать нашу работу.

Пожалуйста, подпишитесь на любое пожертвование в нашу пользу. Спасибо.

Поддержать
0 из 0
Листайте фотографии
с помощью жеста смахивания
влево-вправо

Подпишитесь на субботнюю рассылку лучших материалов «Таких дел»

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: