В пятницу, 24 апреля, в телеграм-канале издания «Проект» опубликовали новость, что ректор Виктор Садовничий планирует масштабную реформу Московского государственного университета имени Ломоносова. На фейсбук-странице «Инициативная группа МГУ» появились утекшие откуда-то из бюрократических недр университета карточки с инфографикой, предположительно объясняющей содержание реформы. Официального подтверждения или опровержения пока не последовало. 

Первой реакцией в обсуждениях преподавательской корпорации разных вузов (а большинство так или иначе с МГУ связаны: или учились, или защищали диссертации, или преподавали какое-то время — он для всех свой) был нервный смех: ух, Виктор Антонович время нашел! Это не просто коней на переправе, это риск 80-го уровня! Посреди тотального дистанта, когда в планах — онлайн защиты дипломов и онлайн приемная комиссия, летние практики и стажировки под большим вопросом (а отчетность никто не отменял), перспективы набора 2020 года призрачны даже у ведущих вузов и никто не чувствует себя уверенно, когда руководители учебных программ тренируются без судорог произносить слово «прокторинг», — словом, в период абсолютной небывалой неопределенности — объявлять о реформе! Что станется с родителями абитуриентов, которым и так перенесли ЕГЭ и предупредили, что вступительные испытания, возможно, будут проходить онлайн, когда они узнают, что поступать их ребеночек будет еще на обычный факультет, а выпускаться — уже из неведомой школы? Последние льдинки стабильности уходят под воду. 

Ректор Московского государственного университета имени М. В. Ломоносова Виктор СадовничийФото: Антон Новодережкин/ТАСС

В тот же день, когда была опубликована утечка планов реформирования университета, Юрий Дудь выложил в ютьюб свой новый фильм о Кремниевой долине. Дудь задает вопрос Илье Стребулаеву, профессору Стэнфорда: «К вам поступают 18-летние ребята. Мы выбираем факультет раз и навсегда: выбрал — и учишься пять лет. Здесь же совсем не так?» И Стребулаев говорит, что в 18 лет люди не могут выбирать, чем будут заниматься всю жизнь. В Стэнфорде нет факультетов, поступают просто в университет, выбирают некоторое количество курсов и дрейфуют между разными направлениями — от философии к биологии и математике. Основную программу, мейджер, выбирают к третьему курсу, чтобы писать по ней выпускную работу. К ней добавляют майнор, дополнительную программу. Можно комбинировать, например, компьютерные науки и экономику, физику и музыку, инжиниринг и биологию. И выпускники, которые учились по этой системе, став успешными, вместе донатят родному университету по миллиарду долларов в год — могут себе позволить. Это не уникальная специфика Стэнфорда, так же устроены, например, колледжи «Либерал Артс» во всем мире.

В России их два: в Санкт-Петербургском университете и в ИОН РАНХиГС. Система основных программ и майноров работает и в НИУ ВШЭ, хотя там более жесткая привязка к первичному выбору. В любом случае современное высшее образование построено на междисциплинарности и возможности выбора, смены траектории. Оно не сводится к прагматичному получению профессии, это и личностный рост, и включение в культурный контекст, и, главное, попадание в среду, «на кампус». На рынке больше не востребованы узкие специалисты, зато очень нужна способность адаптироваться. И от преподавателей теперь требуются навыки помощи студентам в навигации, это влияет на методики в любых специальностях. 

Одна из карточек, опубликованных «Инициативной группой МГУ», изображает как раз схему траектории образовательного пути студента бакалавриата: первые два года студенты, поступившие в школу, объединяющую несколько факультетов, изучают общеуниверситетские дисциплины, общие дисциплины для направлений и дисциплины по выбору, а на третьем-четвертом курсах — дисциплины профессионального блока и опять же дисциплины по выбору.

Во-первых, реформирование проводится не очень прозрачно. Преподавателям и администраторам факультетов его спускают сверху как готовое решение. Их никто не спрашивал. Во-вторых, в отличие от американских и европейских вузов, где реально работает самоуправление, существуют академическая и корпоративная культура, попечительские советы, влиятельные ассоциации выпускников, в России их функции выполняет как может бюрократическая вертикаль, а тут ей надстраивают еще дополнительные этажи. Должность декана факультета выборная хотя бы номинально, а кто и как будет становиться руководителями школ, в которые объединят факультеты, непонятно. К тому же в Америке и Европе развитие университетов шло естественно, такая модель укоренена в культуре. В-третьих, пока проект реформы выглядит так, как будто это результат внешнего аудита образовательных программ, не родившийся в стенах МГУ, а навязанный извне, иначе трудно объяснить, почему столько потенциально конфликтных ситуаций заложено в объединении именно этих факультетов в эти школы.

Факультет иностранных языков и регионоведения, например, был создан амбициозной Светланой Тер-Минасовой как результат исхода ее команды с филологического факультета. И что же, спустя 30 лет, при Тер-Минасовой — президенте факультета, сделав круг, снова объединяться с филфаком? Таких кейсов больше одного, этот еще из невинных. Кроме того, с 90-х годов в МГУ только и возникали новые факультеты и коммерческие высшие школы, которые дублировали и друг друга, и старые факультеты, — факультет глобальных процессов, факультет мировой политики, Высшая школа телевидения, факультет искусств, Высшая школа государственного администрирования и так далее. Теперь та же управленческая команда их будет сворачивать, лишать автономии? 

Выпускники Московского государственного университета имени М. В. Ломоносова во время церемонии вручения дипломовФото: Антон Новодережкин/ТАСС

Московский университет для многих поколений был единственной безальтернативной возможностью получить качественное высшее образование, по крайней мере в гуманитарной сфере. Стремление поступить в МГУ — это не стремление к престижу (за этим шли в МГИМО, например), это скорее сравнимо с желанием попасть в Хогвартс. Там обитали прекрасные белые лебеди, которые могли взять тебя в свою стаю. И так было: выпускник МГУ по-прежнему важная самоидентификация для всех нас, а пять лет, проведенных «на горах» и на Моховой, всерьез определяли нашу судьбу. Но больше этого нет. Это кончилось задолго до нынешней реформы. Абитуриенты новых поколений выбирают, куда нести свои результаты ЕГЭ, по совершенно другим основаниям, магия иссякла — это просто выбор образовательной программы, одной из как минимум двух-трех. 

Все последние годы команду Садовничего одновременно критиковали за две взаимоисключающие вещи: он ничего не обновляет, МГУ дряхлеет, и он не стремится сохранить «старую школу», что бы это ни значило. И ужас перед нынешним реформированием именно в том, что оно может убить те самые остатки «старой школы», которые так дороги и сообществу выпускников, и академической среде, но которые сами по себе нежизнеспособны в современной системе массового высшего образования. А ведь эта «старая школа», классическое образование, основанное на системе специализированных факультетов и кафедр, олдскульность — это и миссия МГУ, и его коммерческий бренд.

Что останется, если этого не станет? 

Еще больше важных новостей и хороших текстов от нас и наших коллег — в телеграм-канале «Таких дел». Подписывайтесь!