Слово, растение и нож

«Говорят, что врачам проще относиться к заболеванию, но это не так. Наоборот — мы лучше других понимаем, что нас ждет. Но каким бы ни был прогноз, нужно остановить процесс саможаления, уныния. Это не так чтобы просто. Но возможно».

Мы встречаемся с отцом Сергием в офисе «Уфимского хосписа». Высокий мужчина, кажется, немного наклоняется, будто опасаясь задеть головой проем. Историю своей жизни он вспоминает, проговаривая мельчайшие детали и улыбаясь. Видно: о прожитом не жалеет.

Человек, который планировал быть врачом, а не священником, смог совместить эти две важные жизненные роли, а еще стать отцом четырех детей и волонтером паллиативного отделения уфимского онкодиспансера.

Он убежден: если выслушать ближнего, принять, не осуждать, заставить улыбнуться, разрушить барьеры, то можно перевести его из первой и второй стадии сразу в пятую. От отрицания и гнева в принятие.

«Мы [с заведующей Любовью Кудряшовой] недавно обсуждали, казалось бы, объективный показатель,— болевой синдром все равно субъективен на 60%. Только 40% — реальные ощущения. А значит, надо использовать все возможности, чтобы облегчить состояние. На первых курсах по истории медицины нам говорили: у врача есть три способа помочь больному — слово, растение и нож. И слово — первое в этом списке».

«Жить просто, как навозной мухе, человеку не пристало»

Сергей Бакланов с детства знал, что станет врачом. После школы он подал документы в Военно-медицинскую академию имени Кирова в Ленинграде, один из трех вузов, выпускники которых могли работать по специальности по всему миру. На каждый регион выделялось несколько мест, для Башкирии было предназначено два.

«Пришел вызов. А я взял и не поехал. Потому что был влюблен очень в свою одноклассницу Ирину. Подумал, как я ее здесь оставлю? Пошел учиться в Башкирский медицинский институт. Чуть не вылетел на первых курсах: отвлекался — будущая супруга училась рядом, в авиационном. В 19 лет мы поженились».

Парня затянуло в неформальную тусовку вслед за «хипповавшим» одногруппником. Люди там были разные, вспоминает он: странно одетые, длинноволосые, увлеченные новой музыкой. Кто-то жадно искал свободу с помощью наркотиков, кто-то пытался по-другому понять, как устроен мир.

«Такое было время — рухнула вся идеология, и что-то должно было появиться на ее месте. Жить просто, как навозной мухе, человеку не пристало. Но не вся молодежь думала о том, как ходить в малиновых пиджаках. Мы изучали религиозные учения Индии, Пакистана. Молодой преподаватель физики, узнав об этом, нас похвалил. Сказал: «Хорошо, что об этом думаете, ведь, кроме тела, у нас еще и душа есть». И посоветовал нам сходить в Покровский храм».

Группа ребят стала иногда посещать богослужения, а их преподаватель спустя время принял монашеский постриг. Сейчас его знают как епископа Мефодия, он служит в Свердловской области, в Каменске-Уральском.

Медик становится священником

Связывать свою жизнь со служением Богу у парня и в мыслях не было. Он окончил институт, устроился на подстанцию скорой помощи. По-прежнему ходил в храм, помогал в восстановлении на подсобных работах. В конце 50-х здесь был открыт кинотеатр «Йондоз» («Звезда»). Сергей помогал выносить из здания кресла, экраны. Однажды Сергея позвал епископ — поговорить про семью, про работу.

«Церкви открывались, а служить было некому. В то время, по-моему, было только три семинарии, которые оказались сильно зажаты после советского времени. Архиереи смотрели во все глаза вокруг, выискивая людей среди прихожан. А наш владыка, сам врач, обращал внимание на медиков. Заметил и меня. Я не считал себя достойным — никакого опыта, молодой совсем. Но владыка сказал: “Я тебя удостою, шей подрясник”. Мы стали поколением священнослужителей без церковного образования. У нас не было знаний, не хватало книг».

Он стал вторым священником в уфимском кафедральном соборе Рождества Пресвятой Богородицы. Уволиться с подстанции не требовали, однако после рукоположения отец Сергий все же ушел из скорой.

«После посвящения в духовный сан положено непрерывно служить 40 дней. Времени на работу не оставалось. Меня еще не хотели отпускать, но я даже отрабатывать не стал. Так и уволили — за прогулы».

«Не надо жалеть. Это унижает»

В 1993 году отец Сергий с женой и четырьмя детьми уехали в Русский Юрмаш, село в 30 километрах от Уфы. Говорит, что решился на это, избегая излишнего внимания СМИ.

«Священнослужителей было немного, а тема религии была очень новой и интересной для журналистов. Про меня говорили, мол, “камера любит”. Мне же было как-то неловко, еще совсем молодой, ничего не сделал, а про меня так громко рассказывают. Я попросил дать мне приход подальше от города».

Растить четверых маленьких детей непросто, особенно в суровые 90-е. За работу священнослужителем в те годы не то чтобы платили мало — не платили совсем, говорит отец Сергий. Прихожане приносили вещи, помогали родственники. Спасали 30 соток огорода. Баклановы завели кур.

«В те годы многие семьи священнослужителей распадались, никто не хотел жить в нищете. Но моя супруга — удивительная женщина. Она спокойно восприняла решение и стать священнослужителем, и уехать в деревню. Не слышал осуждения и со стороны детей. Так мы и жили в маленьком доме у храма, дети пели в хоре, я служил».

Когда стало совсем тяжело, отец Сергий вернулся в медицину — в кризисном 1998 году он начал совмещать службу с должностью сельского врача. Еще спустя год стал ездить на работу в Уфу.

«Я всегда скучал по работе на скорой помощи. Спасать людей — такое дело. Затягивает. Поэтому, когда в 2000 году появилась возможность выйти в отряд МЧС врачом-спасателем, согласился. Совмещать службу и смены давалось нелегко. Но куда деваться. Да и к тому же на селе знали нашу семью и относились с пониманием».

Так продолжалось, пока к нему самому не пришла болезнь. Сначала были инсульты. Второй стал критичным, восстановиться после него было очень сложно — и физически, и морально. После 15 лет службы не мог вспомнить ни одной молитвы, не слушались руки и ноги. В какой-то момент показалось, что сил больше нет. Помогла жена.

«Каждое утро она пробиралась в палату реанимации и оставалась там хоть ненамного, пока не выгоняли врачи — не положено. Никогда не показывала плохого настроения, отчаяния и слез. Это потом дети рассказали, что она приходила домой и весь вечер плакала, всю ночь молилась. Но утром снова была у меня с улыбкой на лице и неизменным оптимизмом».

Именно тогда отец Сергий усвоил: то, как окружающие относятся к ситуации, очень сильно влияет на пациента.

«Люди в пограничном состоянии становятся невозможно чувствительными. Представьте себе человека без кожи. Он улавливает малейшие сигналы — дрожь в голосе, движения глаз. Понурое движение плеч может размазать. А может — наоборот. Каково человеку, еще живому, видеть, как по нему горюют? Не надо жалеть. Это унижает».

Позже он встанет на ноги, научится ходить заново. Спустя время ему диагностируют рассеянный склероз. Тяжелый диагноз отец Сергий воспринял как новый урок.

«Жизнь идет вопреки всем прогнозам»

Отец Сергий признается: в нем всегда идет борьба.

«Конфликт составляющих моей личности — дело постоянное. Когда начинал служить в детском отделении, мне приходилось “душить” врача внутри себя. Старался не узнавать детали о форме заболеваний, не прогнозировать. У нас есть духовники, опытные священники, к которым мы обращаемся за советом. Но моя специфика такова, что даже самый опытный монах не может ответить на вопрос… Например, человек просит молиться о здравии, а порой уже в этом нет смысла. Мне говорили, что надо пытаться в этих случаях примирить человека с Богом, с тем, что выпало на его долю. Я не согласен: иногда жизнь идет вопреки всем прогнозам».

Священник навсегда запомнил случай, который произошел во время его работы врачом-спасателем: в одном из коттеджей рабочий варил мастику на примусе. Чтобы ускорить процесс, закрылся в кладовке — маленькой клетушке без вытяжки. Пары скопились, концентрация стала опасной, произошел взрыв. На человеке сгорела вся одежда. Площадь ожога тела — 85%, ожог слизистой и верхних дыхательных путей. Шансов ноль. Но тем не менее он выжил. Как — не может объяснить никто.

«Хоть с палочкой, хоть по стеночке»

В детскую больницу отец Сергий попал случайно. Епархия искала священника из бывших врачей, который сможет служить в онкогематологии. Обратились и к отцу Сергию, хотя и с опаской, зная про его состояние. Отказать не смог, поехал.

«Мы пришли, собрались в игровой комнате с мамочками. Тогда еще там особо не было волонтерства. Уже позже придет фонд “Потерь нет” и все изменится. На всю больницу работал только один подростковый психолог, причем охватывал он только пациентов, но не их родителей. Тех, от которых дети зависят очень сильно! Как это возможно? Меня стали называть “отец Сергий, наш психолог”».

Понемногу на службы, да и просто поговорить, стали приходить все больше и больше людей — и христиане, и мусульмане, и атеисты. В сложное время стираются все границы, говорит священник.

Неожиданно нашлась помощница, девочка Поля. Она сообщала отцу Сергию о новых пациентах или о тех, кто сильно замкнулся в себе, узнав результаты анализов. Потом присоединились к «разведке» и врачи.

«Полина — второй раз удочеренная. Детдомовские дети в любом случае другие, как ежики. Ее однажды взяли, а потом отказались. Она второй раз нашла семью, но в течение года обнаружились проблемы со здоровьем, нашли агрессивно развивающуюся опухоль, рабдомиосаркому. Мама Ольга была с ней до последнего. Со временем Поля стала меняться, открылась. На второй год это был уже совсем другой человек. Она старалась со всеми пообщаться, всех поддержать. Когда не получалось — сообщала мне».

Поля с мамой приняли решение креститься. Как часто бывает в больнице, крестным стал священник. Победить болезнь Полине не удалось, но она очень повлияла на решение отца Сергия не только остаться в паллиативе, но и задуматься о развитии этого направления в Башкирии.

«Во всей стране начали понимать, что важно не только обезболивание, но и то, чтобы человек жил в комфорте, даже если он тяжело болен. Что важно работать не только с самим пациентом, но и с его семьей, друзьями. Наши общественники, фонды и даже журналисты давно говорили о том, что городу нужен центр, который объединит все эти разрозненные паллиативные койки, что нужны выездные службы. Что помощи катастрофически не хватает и большинство больных живут как невидимки, варятся по углам в своих проблемах».

Но вопрос о строительстве хосписа в городе годами не двигался с места. Главным инициатором выступал фонд «Изгелек», но никакого отклика и поддержки со стороны властей он не находил. Когда-то на конференции по паллиативной медицине отец Сергий познакомился с Нютой Федермессер, учредителем фонда помощи хосписам «Вера». В июле прошлого года он, поддавшись порыву, написал о ситуации ей напрямую, в фейсбуке.

«Говорю: “Может, что-то посоветуете?” И она вдруг отвечает: “Отец Сергий, а может, мне приехать?” Я задумался. Прошло минуты три. Она уже пишет: “Все, я еду к вам”».

В августе 2019 года Нюта Федермессер встретилась с главой региона Радием Хабировым. Сразу после разговора глава фонда «Вера» сообщила: хоспис будет построен, дело взято руководителем под личный контроль.

«Хоспис ждем в 2021 году. Очень хочется как можно скорее… Буду там частым гостем, хоть с палочкой, хоть по стеночке, но приду, — смеется отец Сергий. — Когда был протест против строительства, я много читал комментарии в сети, писал людям, отвечал. Надо понять, что атмосфера страха вокруг — это нормально. Уверен, что многие еще придут к нам волонтерами. Даст Бог».

Еще больше важных новостей и хороших текстов от нас и наших коллег — в телеграм-канале «Таких дел». Подписывайтесь!