Привет, друзья!

Меня зовут Дарья Асланян. Я фоторедактор «Таких дел», и я расскажу вам о самых запомнившихся материалах двух последних коротких рабочих недель.

Майские дни не располагают к страданию, манят совсем уже летними закатами и опьяняют черемухой. Но мы не изменяем себе и в мае и про страдание все же не забываем.

Народ, который привык к страданию

Как и герой нашего материала, католический священник Дитмар Зайфферт из Сибири. Он оставил комфортную жизнь программиста в Мюнхене и переехал в небольшой город Куйбышев, где поселился в приходском домике с печкой. Паства отца Дитмара немногочисленная — около 300 человек. Чтобы добраться до некоторых прихожан, священник часами едет через занесенные снегом поля по разбитым дорогам. Наверно, у каждого, кто узнает эту историю, возникают вопросы: что сподвигло мужчину так кардинально поменять жизнь и почему он не испугался трудностей? Решение о переезде отец Дитмар объясняет духовным поиском и провидением. А вот не бояться трудностей ему помогли люди.

«Для себя я понял, что русские — это народ, который много страдал и, может быть, даже привык к страданию, — говорит Дитмар Зайфферт. — Иногда, когда я посещаю людей, им ничего не жалко для тебя. Я тоже научился этому гостеприимству немножко. И еще вот эта по-хорошему детская преданность и простота. Если любят кого-то люди здесь, они готовы сделать все, что ты от них попросишь».

Что ж, не могу с ним не согласиться. А еще очень рекомендую открыть этот материал из-за фотографий, от которых захватывает дух.

Сделать память удобной

Так получилось, что второй материал, который я хочу вам порекомендовать, тоже из Сибири. И он тоже дает хороший повод поразмышлять, какой мы народ. Это рассказ о том, как выживают музеи тяжелой памяти во время войны и доносов. Наши авторы отправились в Томск, где в 1923–1944 годах работала кровавая тюрьма городского отдела ОГПУ-НКВД, а ныне — «Следственная тюрьма НКВД», старейший в России музей истории массовых репрессий. Никто достоверно не знает, сколько людей прошли через ее застенки и сколько безвестно брошены и наспех похоронены в «расстрельных» оврагах вокруг Томска. Свидетельства тех страшных событий можно найти в музеях истории ГУЛАГа, однако сохранять их все сложнее: руководителей и рядовых сотрудников музеев преследуют, увольняют, заставляют молчать.

«Сейчас тема, которая освещается в наших музеях, становится вновь нежелательной. <…> Она и так долгие годы была под запретом, фактически до конца 1980-х, до горбачевской гласности», — отмечает сотрудник одного из музеев памяти жертв репрессий Константин.

И хоть с оглядкой и не в полный голос, но в томском музее все еще рассказывают то, о чем не говорят на уроках истории: о голодных крестьянских восстаниях во время коллективизации, о репрессиях по национальному признаку и о том, что Сталин и его соратники лично подписывали прошения региональных чекистов на расстрелы. Все эти рассказы подкреплены документами из архивов КГБ, рассекреченных в 1990-е.

Особенно хочу обратить ваше внимание на фотографии в материале. Это фактически цельный проект-рефлексия на тему трудной памяти. Владислав Некрасов поместил отпечатки архивных снимков из музея истории ГУЛАГа в современный городской ландшафт. И от того, как органично они туда вписались, по спине пробегает холод. Кажется, что не многое изменилось с тех пор.