Учиться вместе. Что не так с инклюзивным образованием в России?
Более 25 лет назад в России появилось инклюзивное образование — модель обучения, по которой все дети, в том числе и с ограниченными возможностями здоровья и особенностями ментального развития, учатся в одной школе. Постепенно коррекционные учреждения стали закрывать, а в Минобразования отчитывались, что количество детей, обучающихся инклюзивно, растет.
Однако, по разным оценкам, полноценное школьное образование по-прежнему недоступно едва ли не половине детей с особыми образовательными потребностями, а принимать их готова лишь одна из пяти российских школ. «Такие дела» выяснили, какие преграды мешают особенным детям учиться в школах.
В инклюзивном образовании не хватает специалистов
Почти половина (46%) родителей детей с инвалидностью столкнулась с трудностями при устройстве ребенка в детсад или школу. Например, журналистка Алина Фаркаш рассказывала, как отдала своего сына Александра в первый класс в школу рядом с домом. У мальчика расстройство аутистического спектра, и поначалу учителей это не волновало. По словам Алины, Саша был очень самостоятельным и не по годам взрослым. Но вскоре начались проблемы: педагоги не были готовы к работе с ребенком с особенностями развития. У Саши была сильная тревожность, но учителя могли прилюдно отчитать его, а особенности поведения объясняли «хамством». Алину каждый день вызывали в школу, и в результате она приняла решение перевести сына на домашнее обучение.
Нехватка профессиональных знаний — одна из основных помех инклюзивному образованию, говорит Наталья Борисова, несколько лет проработавшая куратором инклюзивного образования в школе № 1321 «Ковчег». «Учителя, особенно в регионах, не знают, что с ним делать, они не знают, как с таким поведением работать, при этом у них в классе 35 детей, и в такой ситуации они просто сделают все, чтобы особенного ребенка в классе не было», — рассказывает эксперт. По ее словам, решить эту проблему могли бы курсы переподготовки сотрудников школы, но государство не выделяет на это достаточно средств: «Школы вынуждены искать дополнительные источники финансирования, чтобы педагоги могли освоить, например, ABA-терапию (Applied Behavior Analysis — прикладной анализ поведения, действенная методика в работе с детьми с РАС. — Прим. ТД), чтобы сделать возможным существование малых классов».
Софья Розенблюм, психолог и куратор инклюзивных программ в московской школе № 1540, считает, что педагогам в инклюзивных школах нужна поддержка и специальная подготовка: «Весь наш опыт показывает, что первое и самое главное в подготовке учителей — это работа со смыслами. Учителя, которые привыкли, что результаты их труда формализованы в виде отметок детей, прежде всего должны получить ответ на вопрос, зачем они должны заниматься с особыми детьми».
Розенблюм говорит, что инклюзивное образование вооружает учителя новыми подходами, они помогают ему работать с детьми с любыми проблемами и трудностями, расширяет его педагогический арсенал. При этом педагогу нужна постоянная поддержка, так как при работе с особыми детьми неизбежно будут возникать ситуации, которые он не всегда сможет правильно разрешить сам.
Так, учитель должен внимательно относиться к конфликтам, ведь иногда неправильное поведение особого ребенка может стать причиной его травли, а порой он сам может оказаться зачинщиком травли одноклассника. «Это происходит потому, что ребенок с ОВЗ ранее сам подвергался травле или просто испытывает определенный стресс при нахождении в коллективе и берет неправильные модели поведения из внешнего мира», — объясняет педагог. Если в школе возникает подобная ситуация, конфликт помогает разрешить психологическая служба. «В целом в инклюзивной школе все сотрудники, включая даже буфетчицу и охранника, должны знать, что здесь учатся дети с особенностями развития, и понимать, к кому они должны обратиться при возникновении любых проблем с ребенком», — резюмирует Розенблюм.
На качественное инклюзивное образование нужны деньги
Деньги — преграда для внедрения инклюзивного образования. Когда власти объявили о внедрении инклюзивных моделей в школах, образовательные учреждения стали переводить на подушевое финансирование, и уже к 2010 году большинство школ получали деньги не по штатному расписанию педагогов, как прежде, а в зависимости от количества учеников. Это стало вызовом для инклюзивных школ.
«У нас в “Ковчеге” были малые классы по 12 человек и общие классы, где учились в среднем 22 человека. Когда к нам поступал ребенок, мы для него выбирали подходящую форму обучения: индивидуально с педагогом, в малом или общем классе. Со временем ребенок мог переходить из малого класса в общий или присутствовать там на определенных предметах. Но при переходе на подушевое финансирование такие классы стали невыгодны школе. Можно было бы, конечно, собрать малый класс в 10 человек из ребят, у которых есть инвалидность. К ребенку с инвалидностью в Москве применяется коэффициент два, это значит, что на него школа получает в два раза больше денег. Но, во-первых, не у всех детей с особенностями развития есть инвалидность. Во-вторых, 10-12 детей с инвалидностью в одном классе — это очень сложно. И школа была вынуждена классы укрупнить», — рассказывает Борисова.
С ней солидарна Розенблюм. В школе № 1540 действует многоуровневая инклюзивная модель: есть индивидуальное обучение, есть малые группы по пять человек для особенных детей, есть общие классы. С детьми при необходимости работает тьютор или психолог (свой для каждой ступени обучения), дефектолог. Когда ребенок приходит в школу, специалисты какое-то время наблюдают за ним и выстраивают для ученика индивидуальный маршрут: начинают иногда с индивидуальных занятий, но постепенно ученик встраивается в занятия в группах и в общем классе. Розенблюм приводит в пример ученика, который пришел в школу в пятом классе: сначала ребенок мог заниматься исключительно в малой группе, но потом перешел в общий класс, в 11-м классе сдал ЕГЭ наравне со всеми и сейчас готовится к поступлению в университет.
Но подушевое финансирование создает определенные трудности для функционирования такой модели: «Мы в своей работе стараемся отталкиваться не только от статуса (есть инвалидность или нет), но и от потребностей ребенка. Если есть ребенок, у которого статус не оформлен, но у него есть особенности развития и ему нужна помощь, мы эту помощь стараемся организовать. При этом на ребенка с ОВЗ выделяется дополнительно 25 тысяч рублей в год, и мы, чтобы поддерживать инклюзивную модель, действующую в нашей школе, стараемся дополнительно, кроме государственного финансирования, искать грантовую поддержку».
Инклюзия важна для всех детей — с особенностями и без них
Работающая модель инклюзии, в которую вовлечены дети с разными особенностями, редко возможна только за счет бюджетных средств, подтверждает директор частной школы-интерната «Абсолют» Мария Прочухаева. В школе «Абсолют» учатся 132 ребенка, из них у 86 адаптированные программы обучения. Школа принимает детей с особенностями развития, со множественными нарушениями здоровья, детей из детских домов и обычных детей. Модель в школе действует та же, что в инклюзивных школах «Ковчег» и № 1540: общеобразовательные классы, где учатся нормативные дети и дети с особенностями развития (не больше чем 2-3 ребенка с ОВЗ на класс из 20 человек), малые группы, где дети учатся по адаптированным программам: туда, как правило, попадают дети с умственной отсталостью и другими сложностями. В школе работают педиатр, невролог, психиатр, инструктор ЛФК, есть ABA-класс для детей с расстройством аутистического спектра, альтернативные методики коммуникации для невербальных детей.
«Но во главе угла стоит индивидуальный подход к каждому ученику, вне зависимости от диагноза и жизненной ситуации», — резюмирует Прочухаева. Директор рассказывает об одной из учениц, которая в 2019 году окончила первый класс. У девочки аутизм. В начале обучения она резко реагировала на изменения, в том числе звуки, звонок с урока, на урок.
«Любое изменение приводило ее в состояние возбуждения. Она много плакала, кричала, жаловалась. В течение года с девочкой работали психолог и логопед. Во-первых, ее одноклассники, получив опыт взаимодействия с особенным ребенком, тоже стали гораздо компетентнее в общении, и это знание они начали распространять и друг на друга в том числе. Они в состоянии спросить: “Почему ты плачешь? Ты хочешь пить или скучаешь по маме? Что тебя утешит?” То есть дети стали внимательнее друг к другу», — рассказывает директор школы «Абсолют». Она добавляет, что к концу учебного года девочка стала гораздо спокойнее, научилась объяснять свои эмоции, у нее расширился словарный запас.
Розенблюм также подчеркивает важность инклюзии для социализации особенных детей: «Иногда родители считают, что инклюзивное образование — это волшебная палочка, которая превратит особенного ребенка в обычного. Не превратит. Но научит ребенка просто жить в нашем обществе».
Пока в стране нет достаточного количества школ, где была бы выстроена эффективная инклюзивная модель: с нужными специалистами (психологами, тьюторами, логопедами-дефектологами), с классами разных размеров, с применением разных методик (прикладного анализа поведения, невербальной коммуникации), с педагогами, которые были бы готовы работать с разными детьми и даже с родителями. Сейчас по адаптированным программам учатся не менее 429 тысяч детей, и есть вероятность, что количество инклюзивных школ будет расти.
При этом подобная модель образования выигрышна для всех: еще ранние исследования 2000-х показали, что обычные дети, которые учатся в инклюзивных классах, успешнее в учебе и коммуникации со сверстниками, меньше тревожатся, им легче устанавливать близкие отношения. Исследователи считают критичным подготовленность и готовность учителя к вызовам, которые могут возникнуть во время работы. Инклюзия требует от преподавателей сотрудничества, выработки новых решений и подходов, а это также меняет процесс обучения в лучшую для всех учеников сторону.
Материал подготовлен в партнерстве с благотворительным фондом «Абсолют-Помощь», занимающимся системной поддержкой детей с особенностями развития и детей, имеющих опыт сиротства. Фонд реализует собственные проекты долгосрочной помощи и поддерживает другие эффективно работающие организации.