1 января 2014 года будет ровно пятнадцать лет как я нахожусь в общественном пространстве. И я наблюдал его зарождение в конце 90-х. Небольшой, но юбилей. Я помню, когда отношения с другими строились без презентаций и компьютеров, сотовых телефонов. Чаще всего все выхаживалось общественным транспортом и ногами. Первые общественники — обычно бывшие сотрудницы различных аппаратов. Они уже вышли на пенсию, но еще имели запал делать что-то полезное. Так, к примеру, я знал много женщин, которые в прошлом были даже депутатами СССР, но решили остаться в общественном секторе. Чаще всего они имели ресурсы от государственных структур по блату.
«Первые общественники — обычно бывшие сотрудницы различных аппаратов»
Такие НКО еще живы, но уже отходят в прошлое, потому что ресурсы стали более ограниченными, за них уже надо бороться и уметь хорошо обставить презентациями. Старые столы, старые стулья ушли вместе с их значками и просроченными корочками. Их время ушло. На их место пришли другие — дерзкие, быстрые, мобильные, способные к многозадачности и умениям управлять разными-разными процессами. Появился намек на сбор ресурсов, но чаще всего на личных контактах, так как и сайтов и программ презентаций так же тоже еще не было. Это было такое становление гражданского общества.
Отношения со СМИ и той же властью отстраивались весьма сложно, так как и для них приход новой волны общественников был весьма труден. Многие так и не смогли перестроится и сотрудничества с ними так и не получилось — до прихода более молодого и редактора и чиновника. Вода точит камень.
И в основе работы первых общественников была гуманитарная, самая простая составляющая. У кого-то брать и кому-то передавать. Живо и сейчас — это удобный и простой способ достижения определенных целей. И только некоторые шли совсем иным путем. Через внедрение в сознание общества, что мы много чего можем сделать сами, если захотим.
«внедрение в сознание общества, что мы много чего можем сделать сами, если захотим»
Глядя за появлением НКО и их исчезновением, начинаешь понимать что часто НКО живет до тех пор пока жив и работает ее лидер. Чаще всего НКО живут от трех до семи лет. Редко какое — больше десяти лет. Причин много, одна из которых банальное выгорание лидера. Лидер уходит, карточный домик рушиться.
Но мне хотелось бы сказать, что после старых НКО, пришли новые, наученные собирать деньги и искать партнерства. У них уже есть и офисы и сотрудники и даже машины. Этого не было у тех, кто начинал двадцать лет назад. Появилось такое сознание, что именно ресурсы являются горючим для их деятельности. Это как бы и профессионализация, но в том числе и зависимость от грантов и денег доноров. Культура фандрайзинга стала нормой. Но она не всегда помогает НКО решать проблемы социальных групп, потому что часто отрывается от других субъектов партнерства, которые имеют рычаги влияния и изменениями.
И им на смену тоже приходит новая волна, которая идет не за ресурсами, а за личным участием граждан, вовлекает их в гражданскую активность. Так как некоторое время назад появился перекос — НКО отдельно, нуждающиеся и те, кто мог бы им помогать — отдельно. Перекос привел к тому, что граждан используют для сбора с них денег и гуманитарного участия. Часто нуждающиеся не знают, кто им помогает. Слишком велик разрыв между теми и другими. Появились кнопки сбора денег, всякие благотворительные базары, но граждане так и остаются в выжидательной позиции. Они думают — есть же НКО, оно и должно что-то менять вокруг. Или, в крайнем случае, крупный бизнес или власть.
«Появились кнопки сбора денег, всякие благотворительные базары, но граждане так и остаются в выжидательной позиции»
Этот разрыв усилил недоверие к гражданскому обществу. Привело к тому, что количество сборов средств резко упало. Многие НКО испытывают дефицит ресурсов, и уже не так эффективны с точки зрения PR. И на смену им приходят люди-пароходы, которые умеют еще и хорошо писать тексты. Тем самым добиваясь важного – информационного насыщения пространства нужным контекстом проблем, с включением граждан в решение этих проблем. Им уже не нужен офис, и всякие статусы, их главная задача — точно и четко формулировать трудность и искать, в том числе в социальных сетях, тех, кто может принять участие в решении.
«Так много волонтеров в футболках, но так мало граждан»
Это совсем другая коммуникация, имеющая огромную перспективу. Активный гражданин эффективнее временщика-добровольца, у которого часто нет личной позиции даже относительно той темы, которой он занимается. Его просто позвали, он просто пошел, потом так же просто ушел. Недавно я познакомился с движением «Скрипт 17» в Йошкар-Оле. Во главе угла там не фандрайзинг, а личная гражданская активность, с чем у нас большие проблемы. Так много волонтеров в футболках, но так мало граждан. Это совсем иной ресурсно-ориентированный подход, от человека и его жизненной позиции. Что мне гораздо ближе, хотя я уже и реальный динозавр в этой теме, но будущее за гражданами, а не добровольцами, и это уже факт. И сбор денег и даже другие социальные активации не так важны, если есть активация сердца. Как-то так…