Прервать замкнутый круг детского одиночества

Вы когда-нибудь слышали про «Железную Деву»? Нет, речь идет не о конструкции для средневековых пыток, а об изобретении ученого по имени Гарри Харлоу. Проводя жестокие эксперименты над детенышами обезьян, Харлоу пытался доказать одну простую мысль — животные, в том числе и люди, нуждаются в прикосновениях и ласке.

Для своих опытов ученый создал две искусственные мамы — одну из металла, вторую же оборачивал мягкой тканью. К конструкциям крепился стальной сосок с молоком. В итоге выяснилось, что детеныши тянулись к той маме, которую можно было обнять и потрогать, и молоко для них играло не столь важную роль, как считалось ранее.

Чтобы быть полностью уверенным в результатах, Харлоу создал «Злую Маму» или «Железную Деву» — прототип обезьяны, которая выставляла шипы и обдавала всех вокруг холодной водой. Однако, несмотря на мучения, детеныш пытался обнять искусственную маму и оставался ей верен, потому что другой у него не было. Получалось, что прикосновения были невероятно важны абсолютно для всех маленьких существ. Казалось бы — мысль очевидная, не требующая доказательств. Однако в 50-е годы она стала революционной, подтолкнув компании по производству детских товаров изменить свои приоритеты. На рынках появились рюкзаки для родителей, приспособленные для ношения детей. Лозунг о том, что с ребенком нельзя сюсюкаться, был отринут. В приютах и родильных отделениях детей начали чаще брать на руки и проявлять к ним нежность.

«детеныш пытался обнять искусственную маму и оставался ей верен, потому что другой у него не было»

И все было бы прекрасно, если бы Харлоу немного не просчитался. Выросшие детеныши, лишенные живых, настоящих матерей, стали проявлять агрессию по отношению к своим собратьям. Они замыкались в себе, кусали пальцы, раскачивались из стороны в сторону и отказывались идти на любые контакты. А самки так и не научились играть или спариваться.

Любопытно то, что ученый, судя по его автобиографии, и сам страдал из-за недополученной в детстве ласки, свою жизнь посвятив жестоким экспериментам и поискам лекарства от депрессии.

В мире все повторяется, все не может не повториться.

«замыкались в себе, кусали пальцы, раскачивались из стороны в сторону и отказывались идти на любые контакты»

Я выросла в полноценной семье — у меня были любящие мама и папа, брат, бабушки и дедушки. Но в мою память навсегда врезался небольшой период пребывания в больнице.

Мне тогда было пять или шесть. Увезли на скорой с диагнозом «пищевое отравление». Я пробыла вдали от дома две недели, т.е. две детские вечности. Родителям разрешалось передавать ребенку посылки или жить с ними в палате, по ночам сворачиваясь в детских кроватках. Другого варианта не было. Те, кто мог, не бросал своих детей. И поэтому палата как горница в загадке про огурец была полна людей. Помню это чудовищное ощущение, что вокруг все чужие и тебе некуда спрятаться.

Моя мама не могла жить в больнице из-за работы. Я выжидала ее целыми днями, сидя у окна. Если узнавала вдалеке родную фигуру, то мигом вставала на подоконник, а медсестры криками пытались меня образумить и грубо стаскивали вниз — не положено. До сих пор в голове живет мамин силуэт, который то приближается (с посылкой), то удаляется (с пустыми руками), исчезая в снегу. Мне приходилось читать одну и ту же сказку сотни раз, гордиться своей самостоятельностью, чтобы не заплакать от тоски. И вот это детское одиночество ничем не передать. И никак потом не вытравить.

«Если узнавала вдалеке родную фигуру, то мигом вставала на подоконник, а медсестры криками пытались меня образумить и грубо стаскивали вниз — не положено»

Моя мама тоже лежала в больнице в пятилетнем возрасте, но с воспалением легких. Она точно так же подолгу стояла у окна, выжидая тень мамы на снегу, т.е. тень моей бабушки. Недавно она призналась мне, что запомнила на всю жизнь свое одиночество в палате.

Кажется, оно никогда не исчезнет. Наши ситуации повторяются, передаются по наследству. Когда я пишу этот текст, то понимаю, что, возможно, мой ребенок тоже окажется в больнице. А я не смогу лечь к нему, успокоить, взять за руку. Я не смогу пообещать, что никогда его не оставлю. Быть может, ребенок будет вяло поддакивать, когда я начну объяснять важность моей работы. Так и вижу себя, говорящую — это все ради тебя, ради того, чтобы у тебя была еда, цветные карандаши и игрушки. Он, скорее всего, притворится, что верит мне. Скажет, что понимает. И я оставлю ему развеселую книжку — пусть зачитает до дыр, и конфеты — пусть облизывая фантики, вспоминая о доме.

Еще я вложу в мою посылку маленькую плюшевую обезьяну, чтобы было кого обнимать. А потом мы разойдемся — он в палату, я — во тьму. Конечно, в итоге я заберу его. Но я все равно запомнюсь ему редкими посылками, темной фигурой посреди ослепительного снега, который бьет светом в глаза. И, если честно, я уже не могу простить себя за будущие часы, проведенные в невыносимой тоске и ощущении, что он совсем один на Земле. Что вокруг него как планеты вращаются чужие люди, а он стоит на островке, который с бешеной скоростью несется во Вселенной.

«Но я все равно запомнюсь ему редкими посылками, темной фигурой посреди ослепительного снега, который бьет светом в глаза»

Однако мы все время забываем, что этот болезненный опыт каждый день переживают дети, оставшиеся без родителей. И с ними происходит ровно то же, что и с подопытными Харлоу — они начинают отставать в развитии, перестают доверять другим и идти на контакт. Особенно это касается больниц. У медсестер просто нет времени проявить внимание ко всем пациентам. Мир вокруг превращается в «Железную Деву», обдавая детей ледяным равнодушием. Но лекарства — как обезьянье молоко в экспериментах ученого. Позволяют не умереть, но и не придают эмоциональных сил, чтобы жить. В Калининграде была запущена уникальная программа под названием «Больничные дети-сироты». В палату ежедневно приходят профессиональные нянечки и воспитатели, они играют с детьми, помогают им адаптироваться и дают понять, что они не преданы и не брошены. В 2013 году социальные няни в рамках программы помогли 313 детям справиться с одиночеством. На создание комфортных условий и работу специалистов нужны деньги. Стоимость программы организаторы оценили в 100 тысяч рублей в месяц. Из них половина уже найдена — их дает благотворительный фонд «Солнечный город». Ежемесячно необходимо ровно 46074 рубля, которые пойдут на помощь десяткам детей, оказавшихся на госпитализации.

Все повторяется, но иногда мы все-таки можем прервать замкнутый круг детского одиночества. И для этого не требуется что-то сверхъестественное, достаточно просто пожертвовать немного денег.

Сделать пожертвование