Здесь вообще довольно тихо. Но когда они садятся обедать, наступает такая тяжелая тишина, про которую принято говорить «гробовая». С поправкой: они-то все как раз живые. Живые маленькие дети, которых не нужно уговаривать съесть еще одну ложечку за папу или за маму. Потому что никаких пап с мамами у них нет. И ни одна ложка не промажет мимо рта. Ни одна капля супа, сваренного в большой больничной кастрюле, или серой клейкой каши с запахом безысходности не упадет на стол. Ни одной крошки хлеба не останется.
Еда сиротам заменяет любовь. Это всем известно. Они едят жадно, молча, почти не чувствуя насыщения. Каждый из них кажется мне знакомым. Я это уже видела.
…13 маленьких тел, завернутых в застиранные простыни. 13 кувезов в отдельной палате, куда деловито входит нянечка, профессионально раскладывает в каждое изголовье бутылку со смесью и уходит, плотно прикрыв за собой дверь. Маленькие тела подписаны идиотскими именами типа Саврас, Пердий и Семирамида, которые им дали хихикающие медсестры от нечего делать. Маленькие тела еще почти ничего не умеют. Многие даже не умеют повернуть голову так, чтобы смесь, которая вытекает из бутылки, брошенной в изголовье нянечкой, попадала на губы, в рот. Они чувствуют, что еда, которая может заменить любовь, где-то рядом, они голодны, но насытиться шансов нет. И никто не поможет. Я вижу это через стекло, я работаю санитаркой в отделении патологии новорожденных, точнее — в той ее части, где содержатся дети, от которых уже отказались родители. Это 90-й год. Ростов-на-Дону, моя родина. Я плачу за стеклом так, что, кажется, уже кричу. Моя начальница, нянька в дырявом халате с чужой фамилией, вышитой на кармане, дает мне какую-то ветошь утереть сопли и бесцветным голосом наставляет: «Нечего тут. Попробуй кричать про себя».
Нечего тут. Попробуй кричать про себя
Каждый раз, когда я вижу, как жадно едят ничейные дети, мне кажется, я слышу этот свой крик из девяностых. Хотя, вообще-то, я все это время заставляю себя поверить в то, что в этой системе все со временем меняется к лучшему.
Вот мы же теперь, например, знаем, что если у ничейного ребенка есть две пары знакомых лично ему рук, то ему легче. Не шесть и не 16 разнообразных пар рук сутки через трое, а именно те, которые его знают и которые знает он. Это еще не любовь. Но это привязанность. Это может называться как угодно, но называется социальная няня. Стоит в провинциальном городе, например в Калининграде, 46 074 рубля в месяц. Это даже не новая «Лада Приора». Но ровно та часть человеческого тепла, которую нужно и можно купить за деньги.
Это еще не любовь. Но это привязанность. Это может называться как угодно, но называется социальная няня
Или вот еще, например, мы теперь знаем, что ребенку с младенчества надо бы смотреть на что-то яркое, цветное. И что унылая зелень больничных стен и дряблая паутина на сером потолке убивают в любом человеке и чувства, и разум. А маленькому человеку не дают шансов их развить. Ремонт в отделении сестринского ухода больницы Калининграда стоил 129 000 рублей. В принципе, это меньше, чем вы потратили этим летом на отпуск. Хотя наверняка вы думаете, что потратили многовато.
Надо понимать, что ничейные дети, оказавшиеся в больнице, — это заложники ситуации. Некоторые из них — те, чей статус еще неясен: нашли на улице, подбросили на порог поликлиники или детского дома, отобрали у сорвавшихся с катушек биологических родителей. Некоторые — приболевшие детдомовцы. Для тех и других больница, по идее, перевалочный пункт. Место, где должны поставить диагноз, назначить лечение или просто присвоить статус, который определит судьбу на годы вперед. Теоретически все могло бы занимать короткое время: осмотр, консультация специалистов, лечение, выписка. Но просить за ничейных детей особенно некому. И в тупике специального отделения областной больницы ничейные дети проводят дни, недели или даже месяцы. Без заботы и нежности эти и без того много чего лишенные дети хиреют. Этого никто не видит: в такие отделения не пускают посторонних, да никто особо и не рвется сюда. Что можно сделать? Смотреть, как раскачивается из стороны в сторону в железной кроватке трехгодовалый Н., который вполне мог бы бегать по двору, кататься с горки и учить буквы по кубикам? И кричать про себя? Но это довольно бессмысленно: система устроена таким образом, что на это отделение, как и на все остальные, где у детей есть родители и перспективы, медсестер и нянечек поровну. У системы плохо с дефинициями. Ей надо помогать в ручном режиме. Две социальные няни на отделение, специально выделенные (а значит, оплаченные) специалисты для диагностики, сопровождения и лечения могли бы решить проблему. И сделать так, чтобы ничейные дети в больничном отделении проводили минимум времени с максимальным результатом. Цена такого решения — 691 110 рублей. Это мы сейчас посчитали деньги на Калининград.
Ничейные дети, оказавшиеся в больнице, — это заложники ситуации.
…Пообедав, ничейные дети становятся заметно радостнее. И заинтересованнее в окружающем мире. Одно из важных занятий ничейных детей в больнице — смотреть в окно. Там есть детская площадка. На которой те из них, кому позволяет состояние, могли б играть. Если бы было кому их туда водить и за ними присматривать. Нет нужды пояснять, как много в жизни ребенка значат прогулки и игры. И возможность выходить с кем-то за руку на детскую площадку и возвращаться с нее.
Модные психологи, к многомудрому опыту которых сейчас принято апеллировать у прогрессивной общественности, полагают, что для гармоничного развития личности человеку необходимо не менее девяти объятий в день. Зная о том, что на свете есть кто-то, кого месяцами никто вообще не обнимает, хочется кричать. Кричать про себя, как мне четверть века назад советовала строгая нянька из ростовской больницы, — занятие, разумеется, бессмысленное. Гораздо продуктивней в складчину наладить программу, которая позволит укомплектовать больничные отделения для ничейных детей социальными нянями и прикрепить к таким отделениям квалифицированных специалистов, врачей. Тогда времени в таких отделениях для ничейных дети будут проводить меньше, и оно будет меньше похоже на время, проведенное в концлагере. Не революция, конечно, но реальный шанс на то, что про человеческую любовь эти ставшие взрослыми дети будут знать немного, что это не только полная ложка горячего больничного супа.
На свете есть кто-то, кого месяцами никто вообще не обнимает
Для того чтобы все это стало возможным, например, в Калининграде, проекту «НужнаПомощь.ру» необходимо собрать 691 110 рублей на год. Давайте попробуем это сделать. Чтобы потом не кричать.