Как вы доживаете?

«Я-а-а! Привезу-у-у! Ва-а-ам! Врача-а-а! Врача-а-а! Жди-и-ите!» — ору я, для убедительности пошире раскрывая глаза. Удается с трудом, потому что при этом я изо всех сил пытаюсь не разрыдаться, — а этого делать никак нельзя.

Она мотает головой и закрывает глаза. Становится ясно, что она меня не слышит. Показываю жестами, что приедет врач и вылечит ей ногу.

«Я молю бога и ты молись, — шепчет Алиса с закрытыми глазами. — Я так молюсь: Николай Угодник, Николай Угодник, не оставляй меня, не оставляй меня». У нее по-детски доверчивый голос, который я так люблю. Мне очень нравится эта молитва, я уже слышала ее от Алисы и иногда повторяю ее про себя.

Мы сидим в палате с облезлыми стенами в богом забытом здании больницы, переоборудованной под дом престарелых. Мы — это я и бабушка Алиса, моя 83-летняя подруга. У меня за спиной — тучная немая женщина, которая, опираясь на ходунки, неподвижной кучей сидит на своей кровати и, как всегда, что-то жует. Она давно ушла в себя и возвращается нечасто. На койке слева — половина обожженного тела. Это парализованная бабушка Рая. В прошлом она — преподаватель математики. Мало кто знает, что Рая все слышит и понимает; даже обладает отличным чувством юмора, но ее шутки звучат слишком тихо.

Елизавета Антонова с Алисой на следующий день после того, как Алиса сломала шейку бедра.Фото: Катя Муромцева/Школа Родченко

Алиса как-то со смехом пожаловалась мне, что соседки у нее так себе, и ни с кем особо не поболтаешь. Есть еще третья соседка, шустрая бабуля в платочке, имя которой я не помню, и которая давно не возвращается в реальный мир. Правда, это не мешает ей воровать шоколадки, которые я привожу Алисе. Моей подруге приходится прятать все гостинцы в ящик под кроватью.

Я езжу к Алисе около года: с тех пор, как впервые приехала в этот дом престарелых в 250 километрах от Москвы писать репортаж про волонтеров фонда «Старость в радость», и мы с ней встретились взглядом. Она очень отличалась от остальных постояльцев — искренняя, непосредственная, с пронзительными васильковыми глазами, каким-то чудом сумевшая сохранить острый интерес к жизни. Я писала ей письма и несколько раз приезжала ее проведать. Алиса всегда вскакивала, радостно ахая, говорила, что накануне нагадала в карты — я приеду, или что я ей приснилась, и какое это для нее счастье.

У Алисы есть внуки, но они приезжают раз в месяц за ее пенсиейТвитнуть эту цитатуДети у Алисы погибли: первая дочь разбилась на мотоцикле, вторая умерла от рака мозга. Сын скончался от сердечного приступа, не получив вовремя медицинской помощи: когда его привезли в больницу, врачи решили, что у него белая горячка и просто привязали к кровати. Есть две сестры, но они живут своей жизнью, и им не до нее. Недавно я узнала, что у Алисы есть еще и внуки, но они приезжают раз в месяц за ее пенсией, а точнее, за тем, что от нее остается после того, как 75 процентов переходит дому престарелых.

«Алиса из нас троих самая терпеливая, — говорит мне по телефону ее младшая сестра Люба. — Много горя повидала, ничего не скажешь». Люба рассказывает мне, что ее старшая сестра с мужем жили в большом деревенском доме неподалеку от Епифани. Когда дед умер, глуховатой Алисе было страшно оставаться одной в опустевшей деревне. Дом она продала, отдала деньги внукам и перебралась в дом престарелых, где живет уже около 10 лет.

Ничего не делать. У нас таких много. Само срастетсяТвитнуть эту цитату

Когда мы приехали в этот раз, я сразу зашла в ее палату и увидела, что Алиса застыла на кровати в неестественной позе. Попыталась заговорить с ней, но она меня не услышала. «Вчера упала на лестнице, вся поломалась, — объяснил дядя Саша, старик из соседней комнаты. — И слуховой аппарат потеряла. Теперь ничего не слышит, вообще».

«Уходи, — говорит Алиса, когда замечает меня. — Я скоро умру». А я даже не могу успокоить ее. Связи нет. Полная тишина.

— Что случилось? — спрашиваю я медсестру.
— Упала. Скорее всего, перелом шейки бедра.
— Почему вы не показали ее врачу?
— Врача нет.
— Ей нужен гипс или операция.
— Не нужно. От этого пролежни будут. И переворачивать ее неудобно будет.
— И что же тогда делать?
— Ничего не делать. У нас таких много, — она показывает она на палату с лежачими стариками, — само срастется. Некоторые даже ходить умудряются.

Дядя Саша, 75 лет. Он делится с соседями едой, которую привозит ему сын, угощает санитарок конфетами.Фото: Катя Муромцева/Школа Родченко

На вопрос, дают ли они моей подруге обезболивающее, мне отвечают утвердительно: уже дали — таблетку анальгина.

— А если я куплю что-нибудь посильнее, вы будете ей давать?
— Без главврача не можем брать на себя такую ответственность, вдруг умрет.
— Она и так у вас умирает!
— Ну пока-то живая.

Спрашиваю, где главврач. Отвечает: «На больничном».

«Нет, конечно, перелом шейки бедра — это плохо… — задумчиво тянет медсестра. — Часто он приводит к летальному исходу».

В этот момент в голове моей что-то лопается. Липкая апатия этих людей парализует волю. Я не знаю, что сказать. Сажусь в машину с остальными волонтерами и уезжаю.

В этом здании пять стариков с переломом шейки бедра. Они лежат на своих койках, принимают анальгин и медленно умирают. Тем, кто доживет, предстоит переезд: видимо, на носилках. Расформирование домов престарелых — еще одна трагедия, с которой сталкиваются одинокие старики. Власти называют это оптимизацией и экономией средств в кризис. Бабушек и дедушек, конечно, никто не спрашивает.

Зоя, ветеран ВОВ, бывшая учительница. Она уже почти не видит, но замечательно поет. Любимая песня — «Красный командир».Фото: Катя Муромцева/Школа Родченко

«Конечно, когда пришли эти, из соцзащиты, подписи собирать, взбунтовались все, — рассказывает дядя Саша, шевеля седыми бровями и хитро улыбаясь. — Они пытались всех заставить подписать бумажку о своем согласии». Дядя Саша был одним из немногих стариков, кто отказался. «Слепая тут одна есть, по стенке ходит. Она поумнее других — учительница была. Говорит, я ж не вижу, мало ли, что вы мне там подсовываете», — смеется старик. Он ужасно рад возможности поболтать с новым человеком.

Хорошо относятся сестры ко мне, я здесь 13 годов. А куда попадешь — не знаешь, будут еще колотитьТвитнуть эту цитату

Спрашиваю, почему он не хочет переезжать. «Во-первых, у меня тут родители похоронены, — говорит он. — Как же я их брошу… Хорошо относятся сестры ко мне, я здесь 13 годов. А куда попадешь — не знаешь, будут еще колотить… А я весь больной. Смотри лучше, какую я кнопку купил». Нажимает на кнопку у кровати. Минут через 10 приходит сестра:

— Чего надо?
— Это я так, — смеется. — Демонстрирую.
— Делать не хер, демонстрирует он, — фыркает сестра и уходит.
— Эта плохая, злая. Только отца похоронила, — как бы оправдывает он медсестру. — Никогда не поможет… А кнопка хорошая.

Виктор и Анатолий обсуждают грядущий переезд в курилке.Фото: Катя Муромцева/Школа Родченко

Медсестры на вопросы о переезде отвечают с тем же вялым безразличием, что и на вопросы об Алисе: «Сначала говорили, что насовсем закрывают. Теперь вроде обещают, что временно. Приезжал М. (главврач районной больницы, — прим. авт.), обещал всех на место вернуть», — меланхолично тянет одна. «Он обещал и что нашу “Скорую” не закроют. А “Скорую” тихим нахрапом в Кимовск (райцентр — прим. авт.) угнали и не пригоняют обратно, — говорит вторая. — Официально пришло письмо, что выделили 10 миллионов на ремонт и что после него всех привезут обратно».

— Вы в это верите?
— А что нам остается? За два с половиной месяца нервотрепки мы устали. С утра говорят одно, в обед другое… То ли искать работу, то ли нет… А толком-то никто ничего не говорит.

Отвели одну из наших женщин, Валю, в комнату, дверь закрыли и говорят: «Не подпишешь — в психушку отправим»Твитнуть эту цитату

В итоге бумагу о согласии на переезд подписали все. «Эти из соцзащиты приехали во второй раз злые уже, — смеется дед. — Отвели одну из наших женщин, Валю, в комнату, дверь закрыли и говорят: “Не подпишешь — в психушку отправим”. Ну, Валя и подписала». В конце концов, дядя Саша тоже сдался. «Раз они задумали нас отсюда вытурить, разве им мой отказ помешает», — мрачнеет он. Дед тоже слышал, что после лета обещали вернуть всех на свои места: «Ремонт тут, якобы, у них… Но я им ни на грамм не верю», — улыбается он грустно.

До появления версии о ремонте среди волонтеров и постояльцев дома престарелых ходили слухи, что больницу хотят закрыть, чтобы освободить помещение под гостиницу, но официальных подтверждений этому найти не удалось. Валя показала мне письмо из прокуратуры Кимовского района — ответ на обращение постояльцев. В документе говорится, что выделено 10,4 млн рублей на ремонт, а сейчас «нахождение в помещении недопустимо, так как создаются антисанитарные условия». О том, что бабушек и дедушек после окончания ремонта вернут обратно, ничего не написано.

Переезд часто становится для стариков фатальным событием. Кто-то сходит с ума. Кто-то теряется в коридорах больших незнакомых центров по дороге в туалет. Самое страшное для многих — потеря возможности ухаживать за могилами близких. Для лежачих переезд — это, в первую очередь, новые медсестры, которые не знают, как правильно повернуть и как положить, где пролежни и на что аллергия.

По дороге домой я никому не звонила и ничего не предпринимала, меня как будто парализовало. Совершенно непонятно, что делать в ситуации, когда люди, дававшие клятву Гиппократа, отказываются показать врачу человека с переломом.

Уже добравшись до Москвы, позвонила другу, он написал на Фейсбуке, нашлись люди, готовые что-то предпринять, связались с директором фонда «Старость в радость» Лизой Олескиной. Чудесный Миша, которого я никогда не видела, взял на себя все организационные вопросы: создал группу и начал координировать волонтеров.

Интерьер мужской палаты в доме престарелыхФото: Катя Муромцева/Школа Родченко

Пообещав чиновнице из Кимовской больницы антибактериальные лампы, мы добились того, что Алису отвезли на рентген. Действительно, чрезвертельный перелом шейки бедра. Совершенно незнакомые люди откликнулись на просьбу о помощи: навещали Алису, чтобы проверить, как она, переводили деньги, передавали пеленки, памперсы для взрослых и лидокаин.

На собранные деньги мы купили моей подруге новый слуховой аппарат, и она словно ожила. Все твердила: «Я не верю, не верю, что слышу», — боялась поворачивать голову, чтобы не сбить настройки. На радостях съела целую тарелку супа.

Сейчас Алиса лежит в областной клинической больнице. Мы ждем окончательных результатов анализов и решения врача о возможности операции. А пока я закрываю глаза и шепчу: «Николай Угодник, Николай Угодник, не оставляй нас, не оставляй нас».

P. S.: Для помощи бабушке Алисе в Facebook создана специальная группа«Помощь бабушке Алисе».

Серию портретов пожилых людей в российских домах престарелых сделала волонтер фонда «Старость в радость» Катя Муромцева. Работы выполнены в смешанной технике: акварель и наложенные на нее фотографии.

В материале используются ссылки на публикации соцсетей Instagram и Facebook, а также упоминаются их названия. Эти веб-ресурсы принадлежат компании Meta Platforms Inc. — она признана в России экстремистской организацией и запрещена.

В материале используются ссылки на публикации соцсетей Instagram и Facebook, а также упоминаются их названия. Эти веб-ресурсы принадлежат компании Meta Platforms Inc. — она признана в России экстремистской организацией и запрещена.