«Я хотела бы жить на острове»

Таня, 27 лет
Ленинградский вокзал

Фото: Алекс Йоку

Я сама интернатская. Отца не видела, мать лишили родительских прав. Мы из Калуги. Как вышла с интерната, опять к матери пошла жить. Она вообще хорошая, только пила-гуляла, но в интернате лучше что ли? Не лучше. Нам всё там покупали, и одежда была, и всё, но мне не нравилось. Я хочу так, как я хочу, а не как интернат хочет. Я свободу люблю, понимаешь? А там свободы нет. Там вообще ничего нет.

Я с матерью долго жить не стала. Замуж вышла и поехала в Ярославль с мужем. Муж потом ушел, а я в Москву. Что мне там сидеть в Ярославле, на свекруху смотреть? Думала, найду работу — ни хрена не нашла. Третий год на вокзале. А домой куда? Мать пьет-гуляет, мужа нет. Я знаю, надо не бухать, а ты тут попробуй не побухать: холодно же зимой. Если не бухаешь, то умрешь. Если бухаешь, тоже умрешь, но можно не заметить.

Вещи я люблю, конечно, красивые. Ну, сама видишь… Не, не видишь, это я сейчас уже грязная — спала тут. Это голубое было раньше. Ты на ноги не смотри — у меня раньше другие были туфли, ну не дольчегабана, конечно, но тоже ничего. А самые красивые туфли у меня были, когда я замуж выходила. Просто это были мои первые туфли в жизни. Белые такие, и спереди замочек, ну, как пряжка, в виде цветочка. И платье было белое. Такое пышное, на кольцах, три кольца там было, я хотела сначала, чтобы пять, — самое пышное чтобы было. Но мама сказала: возьми попроще, а то в машину будешь садиться и прихлопнет дверцей. А туфли я взяла на шпильках, таких высоооких — ну не знаю, какой высоты. Таких никогда уже не надену. Беленькие.

Мужа-то не помню уже, лица его не помню, Сергея. Он, как поженились, через год и ушел. Ну, сел. Его не помню, а туфли помню. Беленькие мои… Я, конечно, замуж еще хочу. Такого найти человека, чтобы был добрый и не особо пил. И кошку хочу, чтоб только моя была и чистая, а то они грязные тут все…. Ну как я. А я беленькую хочу. И в Анапу.

Галина, 55 лет
Православный дом трудолюбия «Ной»

Фото: Алекс Йоку

Я здесь давно, с Нового года. Здесь это большой срок. Каждый месяц примерно половина людей уходит, не справляется. Я шить уже тут научилась, раньше почти не умела. Ну была дома машинка старая, бабушкина, немецкая, но я не шила. А тут вот и ничего, нравится, успокаивает.
сын забрал квартиру. Вот я и осталась: и без него, и без денег, и без ногТвитнуть эту цитатуЯ сейчас об одном мечтаю: вылечиться. У меня ноги больные. Вылечиться и начать полноценно работать. Дом у меня в Красноярске. В Москву я давно попала, двадцать лет тому назад. До этого жила нормально: отец, муж, дочка… Мама умерла, когда мне девятнадцати ещё не было, дочке восемь месяцев только, всё сама училась, но жили. Нормально жили. А потом… В общем, я приехала к любовнику. Как бы замуж, только не расписались. Жила с ним пятнадцать лет счастливо, и он умер. От этого стресса и ноги у меня отнялись, ишемия такая. Он умер случайно — просто пошел по дому, и — инсульт, а до того не жаловался, ничего. Мы хорошо жили, а тут нет его в одну минуту, и всё.

А его сын был в завещании, еще давнее завещание, лет двадцать пять назад написано, ещё мы не были знакомы. Ну и сын забрал квартиру. Вот я и осталась: и без него, и без денег, и без ног.

Назад я не могу вернуться, потому что стыдно: там муж, мы же так и не развелись с ним, и отец мой, и дочь. Я её восемнадцатилетней оставила: как я назад? Дочери сейчас тридцать шесть, и кто я ей? Я с ней не общаюсь, просто знаю, что там у неё и как, но общаться не могу — стыдно. Стыдно. Жизнь короткая — но уж какая есть. Прожила нормально пятнадцать лет, счастливо. Может, и хватит было бы. Но я восстановлюсь. Это очень тяжело: сначала я вообще вставать не могла, потом на двух костылях, сейчас только один костыль. Лучше, намного лучше. Ну не очень потрясающе, да. Но вылезем.

Галина Петровна, 74 года
Православный дом трудолюбия «Ной»

Фото: Алекс Йоку

Я здесь с 17 марта этого года. Когда сильно астма — сижу на кровати. А как астма проходит, то вот подметаю.

Я сюда попала из другого социального учреждения: «Друзья с улицы» — они снимают квартиры бездомным. Ну там для двух-трех бабуль, вот как я, снимут квартиру, чтобы мы жить могли. И мне снимали с одной женщиной. А она из заключения, и всё время были скандалы. И как мы поссоримся, она говорит: «Вот я возьму нож и посмотрю, как ты будешь истекать кровью». А я занималась вышивкой. Я ей говорю: «А я возьму отвёртку и тебя сзади проткну». Ну а что я могу ответить? Ночь на улице, помощи никакой, кричи, не кричи — зарежет, и привет.

Вызвали потом старшую. Ну она разобралась: забрала все ножи и у меня отвёртку. А я говорю: «Мне отвёртка нужна моя, мне пяльцы подкручивать!» А она и топоры, и ножи — всё забрала и с собой увезла. А скандалы-то всё равно продолжались… Ну и тут волонтёр один из храма мне про это место рассказал, я и переехала.

Родилась я в Амурской области, а потом вышла замуж за литовца и тридцать лет прожила в Литве. Развелась недавно и приехала в Россию. Почему с мужем развелась, с которым всю жизнь прожила, рассказать вам не могу. И документов нет — только свидетельство о рождении. И то чудом сохранилось. Сейчас вот по нему восстанавливаем документы, только там фамилии-то разные, девичья и по мужу. Не знаю, восстановят ли.

У меня восемь детей, и все за границей. Норвегия, Америка, Литва. И никакого общения с нимиТвитнуть эту цитатуУ меня восемь детей, и все за границей. Норвегия, Америка, Литва. И никакого общения с ними. У меня есть адреса, и телефоны есть, только звонить некому. Они говорят: если ты нам ещё раз позвонишь, тебе хуже будет. А если какая-то организация за тебя позвонит — мы на них милицию натравим, и вообще вас там всех закроют. Это вот волонтёры пробовали, ну и допробовались. Не знаю, почему так. То есть знаю, но не скажу. Давайте я вам вышивки лучше покажу? Я давно вышиваю. Крестиком. Надо же чем-то заниматься.

Ася, 30 лет
Православный дом трудолюбия «Ной»

Фото: Алекс Йоку

Я с Чечни, с Грозного. Здесь я три месяца только. Я работала комендантом в Москве, и там деньги не отдали за три месяца, обманули. Пришлось бежать, – ни документов, ничего. Я вообще в Москве два года: до общежития в охране работала, всё было хорошо, нормально. А потом это общежитие. С подругой мы сюда попали. Я один месяц тут побыла и думаю: всё, не хочу больше, домой поеду. А потом осталась. Здесь лучше. Спокойнее.

Дома — родители, дети мои. Старшему — четырнадцать, младшему — двенадцать. Старший — Усман, младший — Рамазан. Я мусульманка, но мне без разницы, человек и человек. Я родилась в Ставропольском крае, потом замуж вышла, забрали меня в Грозный. В Чечне все по-другому, я так не привыкла. Суровое всё. Муж на двадцать восемь лет старше меня былТвитнуть эту цитату В Чечне все по-другому, я так не привыкла. Суровое всё. Муж на двадцать восемь лет старше меня был, после аварии четыре года лежал парализованный, я всё за ним, всё с ним. Муж умер — приехала сюда. Свекровь забрала детей: у нас такие законы. Мать одна не может быть, и замуж выходить нельзя, и детей забирать нельзя, нельзя воспитывать. Надо жить в доме свекрови, пока не умрёшь, всю жизнь одна. А я не хотела, достали меня уже эти обычаи. Я из Москвы приезжала — мне детей показывали, только показывали и не отдавали. Сказали: если замуж выйдешь, больше вообще детей не увидишь, а так – можешь приезжать, посмотреть.

Здесь хорошо. Но я тут только до конца месяца буду, а в конце месяца у меня свадьба. Расписываемся с моим молодым человеком. Вот вчера ездили, знакомились с его родителями. Он москвич. Тоже здесь сейчас живет, работает. Поссорился с родителями, поругался, так тут и оказался. Пил, сильно пил… Но обещал — всё, не будет больше, – и с родителями помирился. Они хорошие у него, меня приняли. Отец у него — сотрудник полиции.

Говорят, бывают и тут свадьбы. Вот и мы отпразднуем сначала, а потом поедем. Платье будет белое: никогда не надевала, а сейчас буду. У нас-то не надевают белое платье, обычно вещи темные, и платок на голове. А с ним мы уже три месяца — с первого дня как я приехала. Первое время правда ругались: он нас ненавидел, чеченцев, он там служил по контракту. Две недели на меня кричал: «Я вас ненавижу! Вы черные! Не разговаривай со мной! Не смотри на меня!» Две недели ссорились, а потом подружились. Санька его зовут. Он учился, он программист. Со мной он уже не запьет, я его быстро научу. Ну а как? Восьмая неделя у меня, надо же заботиться. Так там еще и двое, врачи говорят. Я первое время сама не догадывалась, что беременная, потом, как поняла, ему сказала: думала избавиться. Санька сказал: меня можешь забыть тогда. Сына хочет. Ну, точнее, двух. И хорошо, если мальчики, я же с мальчиками уже умею. Только этих не отберёт никто. И будет семья. И всё.

Светлана, 39 лет
Киевский вокзал

Фото: Алекс Йоку

«Невидимка»— фильм такой есть. Потом «Спальный район». Я там везде снималась. А в «Море 41-го» были зимние съемки, и мы на рынке обменивались товарами. Я была обходчицей железнодорожных линий. У меня было трое детей, и я им добывала едуТвитнуть эту цитату У меня было трое детей, и я им добывала еду. И, в общем, меня обокрали. И я бежала за вором. Это по фильму — мне надо было сыграть, что я очень сильно сожалею. Камера так близко подошла, и мне сказали, что я должна сыграть, что я прошу помощи, а никто не помогает, и что мне нечем кормить детей. Это было трудно сыграть. Хотя я вообще уже работала в Останкино раньше, в массовках, когда приезжала в Москву. А потом знакомый пригласил в кино.

Я из Ярославля. Я вообще училась на оптико-механика, работала двенадцать лет по специальности на заводе. Потом сократили — ну как всех. Поругалась с родителями, потом был конфликт с дочерью. У неё был переходный возраст, характер менялся, и мы не могли договориться. А жилищные условия были очень маленькие — одна комната. В общем, нервы не выдержали. А родители считали, что я должна терпеть, терпеть, а я не вытерпела — уехала в Москву. Тут жила у сестры, потом у неё умер муж, она продала квартиру, и ей самой стало негде жить. И я ушла.

Я хотела бы жить на острове. На необитаемом острове. Чтобы не жарко, не прохладно, а что-то такое… Как будто ночь в Турции, вот такой остров. И чтоб песок был белый. И море. Градусов тридцать, не больше, а ночью чтобы поменьше, но тоже не холодно. И чтобы людей никого не было.

Счастье — это когда сам себя спрашиваешь: что ты хочешь? И уже ничего не хочешь. Вот это счастье. Я счастливый человек. То, что ты имеешь, — вот это счастье. То, что ничего не нужно хотеть. Я когда-то загадала желание, пошла на Красную площадь и там загадала. Чтобы я была в гармонии с природой — вот моё главное желание. И вот я сейчас в гармонии.

Ну и в кино бы хотелось еще сняться. Какую-нибудь аристократку сыграть, в таком бальном платье, во дворце. И чтобы роль была без слов. Я же непрофессиональная артистка: я не смогу главную роль, я не смогу выдержать, я только в массовке могу. Хотя я когда-то играла главную роль в театре, в детстве. Я играла Герду.

«Разбойники, милые мои разбойники, пропустите меня через лес, мне надо к Каю». Вот так я просила. А он такой сидел, складывал слова. «Кай, милый Кай, пойдём домой, пойдём скорее домой». И он пошел.

Автор материала благодарит за помощь Фонд продовольствия «Русь»