В курсе дело

«Мама, ты что, меня больше не любишь? Почему папа вернулся домой, а ты — нет?» — спрашивает Татьяну пятилетний сын Андрей, когда она звонит домой, в Молдавию. Последние несколько лет ее семья была разбросана по разным городам, а сына воспитывала тетя. Но теперь, когда из-за кризиса работа в России стала менее выгодной, все родственники Татьяны вернулись в Кишинев. Осенью домой приехал и ее муж, Евгений, который работал в Москве строителем.

Татьяна работает в Москве по три месяца, а потом на две недели ездит в родной город. Два года назад она была полностью довольна своей зарплатой, ради которой стоило терпеть и тяжелые условия жизни, и разлуку с семьей. Но деньги в Молдавию нужно отправлять в долларах, а в результате падения курса рубля часть зарплаты теперь просто исчезает.

«Когда муж работал в Москве, жилось легче: мы виделись по выходным, было не так тоскливо, — говорит Татьяна. — А теперь тут ни мужа, ни денег. Никто из родных, которые вернулись в Кишинев, и слышать не хочет о том, чтобы снова поехать в Москву. Я бы и сама прямо сейчас все бросила, но жалко денег, которые я заплатила за годовой патент на работу. Я вот все думаю: может, как-то все изменится? — А то тут каждую копейку экономишь, чтобы побольше осталось семье, питаешься кое-как, а все без толку — рубли тают на глазах».

в результате падения курса рубля часть зарплаты теперь просто исчезаетТвитнуть эту цитату Камил тоже приехал в Москву по рабочему патенту и собирается уехать, как только оплаченный период закончится. Дома, в Таджикистане, у него все шло неплохо: он закончил институт, открыл маленький бизнес. Но ему всегда хотелось перебраться в столицу России: почему-то казалось, что она похожа на Лос-Анджелес, и здесь можно заработать на образование для детей. Пять месяцев назад он устроился работать водителем московской маршрутки и быстро понял, что ошибался.

«Когда я собирался в Россию, тысяча рублей стоила 150 таджикских сомони, — объясняет он. — А теперь всего лишь 100. В месяц я зарабатываю 30 тысяч рублей, половину трачу: надо ведь и за квартиру платить, и чем-то питаться. Те деньги, которые я отправляю домой, теперь можно и там заработать — даже просто на стройке. И там можно хоть немного отдыхать: здесь приходится работать с шести утра до одиннадцати вечера, а выходной всего один. Я в этот день из дома не выхожу, отсыпаюсь за неделю, и не получается даже Москву посмотреть. А жаль — красиво здесь. Но жить хорошо можно, только если много зарабатываешь, а бедным здесь не место».

«Я и дома могу столько заработать»

Гастарбайтеры стали уезжать из России еще в декабре: если раньше на каждого уехавшего приходилось по 30-40 приехавших, то к концу 2014-го года эти цифры почти сравнялись. Тогда, правда, эту тенденцию пытались объяснять сезонным оттоком рабочих, которые должны были вернуться весной. Но этого так и не произошло. Год назад граждан Таджикистана в России было 1,3 миллиона, а сейчас их — на 20% меньше, то есть 1 миллион. Год назад граждан Таджикистана в России было 1,3 миллиона, а сейчас их — на 20% меньшеТвитнуть эту цитату

«Сейчас мы подаем в Департамент труда в три раза меньше заявок на новый персонал, чем раньше, а в августе вообще некому работать, — говорит Евгений Глушко, менеджер склада распределительного центра «Дикси». — Людям больше невыгодно у нас работать, они ведь приезжали в Россию, чтобы семью прокормить, а сейчас что у них остается, чтобы домой переводить?»

Объем работы на складе у Дмитрия остается прежним, количество персонала постоянно сокращается. Искандер — бригадир склада — тоже собирается возвращаться в Таджикистан.

Фото: Владислав Ефремов

«Я изначально в Москву не хотел ехать, нужда заставила. Здесь приходится жить с кучей соседей, еда дорого стоит. Раньше я постоянно встречал земляков, а теперь все реже: уезжают в Таджикистан. Пора и мне тоже ехать: зарплата теперь получается такой маленькой, что незачем оставаться. Я и дома столько могу заработать».

Как только новые законы вступили в силу, ФМС за первую же неделю зафиксировала 70% падение количества гастарбайтеровТвитнуть эту цитату Отток мигрантов вызван не только падением курса рубля, но и ужесточением законодательства: с 2015-го года всем гражданам Азербайджана, Украины, Киргизии, Молдавии, Таджикистана и Узбекистана нужно получать загранпаспорта и патенты, чтобы иметь право работать в России. В Москве за рабочий патент нужно платить четыре тысячи рублей в месяц, в Санкт-Петербурге — три тысячи. Кроме того, необходимо сдать платный экзамен по русскому языку и пройти медкомиссию — тоже за деньги. Все вместе может обойтись в 30-40 тысяч — не каждый строитель получает такую зарплату. Как только новые законы вступили в силу, ФМС за первую же неделю зафиксировала 70% падение количества гастарбайтеров.

«Мне кажется, государство в чем-то просчиталось, когда попыталось отрегулировать законодательство, — говорит председатель профсоюза трудящихся мигрантов Ренат Каримов. — Иностранным рабочим чуть ли не жить приходится во всяких госучреждениях. Если раньше в ФМС обращались около пяти тысяч человек в сутки, то теперь — меньше тысячи. Правда, я не думаю, что рабочих действительно стало приезжать в пять раз меньше. Просто многие решили, что если получить все нужные документы стало так сложно, то проще работать нелегально. Хотя, конечно, многие люди действительно уехали домой».

Даже у тех, кто оформляет патенты по всем правилам, возникают проблемы.

Мухаммед приехал в Москву из Таджикистана девять лет назад: решил заработать на дом и образование для детей. Все эти годы он проработал на стройке. 27 июля коллеги Мухаммеда, среди которых был его брат, пошли на обед и не вернулись: их задержали во время рейда сотрудники ФМС.

Поймал 10 нелегалов за день, взял с каждого по 1500, вот и заработокТвитнуть эту цитату  «Их всех заставляли подписать документ, где говорилось, что якобы два месяца назад, до получения патентов, они работали здесь нелегально, хотя доказательств никаких нет», — рассказывает сотрудник Общества политических эмигрантов Центральной Азии Рахмиддин Камолов. Он показывает отсканированные документы задержанных: у всех есть патенты и миграционные карты. — «Еще им нужно было подписаться под тем, что они отказываются от услуг адвоката и переводчика. Раньше, пока правила въезда не ужесточили, с нелегальных гастарбайтеров можно было брать взятки. Поймал 10 нелегалов за день, взял с каждого по 1500, вот и заработок. Теперь действовать стали по-другому. Либо ты платишь, либо тебя задерживают и заставляют подписать документ, будто бы ты нарушил закон».

В последнее время к Рахмиддину все чаще обращаются с подобными проблемами, но обжаловать решения суда почти невозможно, а в ФМС на такие обращения отвечают слишком долго. Брату Мухаммеда и его товарищам помочь не удалось: некоторых из них оштрафовали, а других депортировали.

Знаете, здесь вот все говорят, что у них деды воевали. Так они и у нас воевалиТвитнуть эту цитату «Зачем нам эта работа? — возмущается Мухаммед. — Я получаю 25 тысяч рублей в месяц. Раньше можно было отправлять домой по 500$, а теперь максимум — 200. А если столкнешься с ФМС и заставят дать денег, чтобы не депортировали, остается вообще 100-150. За патент по четыре тысячи в месяц приходится платить, а говорят, вообще до семи тысяч поднимут. Вот тогда мы уже точно плюнем на все и уедем домой, в Душанбе. Знаете, здесь вот все говорят, что у них деды воевали. Так они и у нас воевали, моя бабушка два раза в немецком плену была».

«Россияне к нам работать не приезжают»

За последний год в России стало модным слово «импортозамещение». Но заменить иностранных рабочих сложнее, чем сыр, — потому что просто некем.

«Россияне к нам работать почти не приезжают, — говорит Евгений Глушко из «Дикси». — А те, что появляются, больше трех недель обычно не выдерживают. Им предлагают более высокую зарплату, чем иностранцам, но все равно деньги небольшие, а работа тяжелая и травмоопасная, никто не готов рисковать собой за гроши. Для рабочих из Средней Азии раньше наша зарплата была серьезной: у них на родине на эти деньги можно было неплохо жить».

Пока жители Узбекистана и Таджикистана разъезжаются по домам, в Россию приезжает работать все больше граждан Украины. По данным Росстата, за год их количество выросло вдвое и сейчас составляет около 58,5 тысяч человек. Но с ними у работодателей не всегда складываются отношения.

«Чаще всего они хотят больше денег, чем рабочие из Таджикистана и Узбекистана, потому что считают себя более квалифицированными, — говорит подрядчик строительной фирмы Борис Сабуров. — В конце 1990-х так оно и было. Из Средней Азии тогда приезжали строители, которые умели только копать и ломать. Но за 15 лет они всему научились, стали работать на очень хорошем уровне, их теперь тяжело заменить».

Некоторые сотрудники Бориса проработали с ним по 10-15 лет, но даже они засобирались домой. «У нас в Таджикистане раньше мешок картошки стоил в пересчете на рубли 1000, а теперь 1500», — объясняют они ему, когда приходят увольняться.

Фото: Владислав Ефремов

«С одной стороны, работать на родине им сейчас особо негде, — говорит Борис. — Но они могут уехать в Китай или в Корею. Да и потом лучше они будут дома зарабатывать 10 рублей, чем получать здесь 15 и половину отдавать за разные документы. У меня ребята все чаще просят выдать им в начале месяца часть зарплаты авансом, чтобы продлить патент. Некоторые не успевают все оформить и мотаются до ближайшей границы, чтобы официально выехать из страны и вернуться все делать заново. Дома у них нормальные квартиры, а здесь приходится жить в бытовках и общежитиях. Конечно, есть и те, кто надеется на лучшее и остается, но им приходится намного больше работать: начинать в семь утра и заканчивать в 10 вечера. Только так они могут отправлять домой столько же денег, сколько и раньше».

По словам Бориса, во время прошлого кризиса — в 2008-2009 годах — рабочие тоже уезжали, но не так часто. Тогда денежные переводы из России в Таджикистан сократились на 10-15 %, а в этом году — на 42,4% по сравнению с 2014-м годом. Еще, как объясняет Борис, во время прошлого кризиса было больше работы: люди не переставали строить дома и ремонтировать квартиры. Теперь заказчиков становится все меньше.

«Им уже все равно, кто будет президентом»

На Каширском строительном рынке по-прежнему много мигрантов из Таджикистана и Азербайджана, — как будто ничего не изменилось. Но говорят они в основном про упавший рубль.

Сулейман уже семь лет торгует здесь краской и привозит из Таджикистана бригады земляков, которые делают ремонт. Он считает, что переживать не о чем, без рабочих страна не останется:

«Уезжают только те, кто только недавно приехал, по-русски говорить не научился, контактами не обзавелся, — объясняет он. — А вот те, кто уже давно здесь и делают хороший ремонт, никуда не денутся. Сейчас меньше заказов — а значит, остаются только профессионалы».

Бек — рабочий из бригады Сулеймана — думает так же:

«Я тут уже 11 лет, успел и прижиться, и денег заработать. Но многие друзья отправились домой. Ничего страшного — чем больше людей уезжает, тем больше у нас заказов».

Домой, в Таджикистан, Узбекистан или Молдавию, возвращаются те, кто в состоянии найти там работу. Но некоторым деваться из России просто некуда.

Домой возвращаются те, кто в состоянии найти там работу. Но некоторым деваться из России просто некудаТвитнуть эту цитату Жильцы одного из московских домов, уезжая в отпуск, спокойно доверяют консьержке Тамаре ключи от своих квартир: просят кормить кошек или рыбок или помыть посуду. Тамара часто вспоминает свою двухкомнатную квартиру в городе Лисичанске (Луганской области), в которой она восемь лет делала ремонт.

«Наш дом пока еще стоит, но вокруг много разрушенных, — рассказывает Тамара. — Ездить туда очень страшно, так что квартира, получается, никому не нужна: муж умер, дети уехали в Польшу, а я здесь. То есть я просто так за нее плачу. Правда, раньше мне для этого нужно было переводить в гривны 62 рубля, а теперь — 250».

Тамара — химик-технолог, у нее два диплома — о высшем и средне-специальном образовании. Последние три года перед пенсией она работала на фабрике в Киеве — там была хорошая зарплата, да и пенсия потом должна была получиться приличной. Но из-за войны пенсионный фонд сократился, и теперь Тамара получает тысячу гривен в месяц: на эти деньги можно либо оплатить квартиру, либо купить еду, — одно из двух. Пришлось уехать в Москву, работать консьержкой.

Фото: Владислав Ефремов

В прошлом году, когда в Лисичанске начали стрелять, Тамара перенервничала и попала в больницу с диабетом. Половина здания была разрушена, во время дождя с потолка текла вода. По ночам по городу летали беспилотники, а  ровно в три начинался обстрел.

Сейчас Тамара старается ездить домой как можно реже. В 68 лет тяжело сутки трястись в автобусе, — а поезда давно не ходят. В магазинах Лисичанска нет ничего, кроме предметов первой необходимости, работать негде — заводы и фабрики закрылись. В Москве Тамара зарабатывает 15 тысяч в месяц за дежурства и еще две тысячи за то, что моет полы в подъезде. Этого хватает на еду и на капельницы.

В хорошую погоду Тамара выходит во двор и подолгу разговаривает с двумя другими консьержками из Лисичанска, которые работают по соседству. Они редко спорят о политике: им уже давно все равно, кто будет президентом, и нужно ли будет дома расплачиваться в гривнах или в рублях. Главное, чтобы можно было уже наконец вернуться.

В последний раз Тамара была дома в декабре. Вернулась в Москву, закрылась в своей каморке на первом этаже и легла спать. Проснулась среди ночи из-за того, что на улице стреляли. Поняла, что нужно бежать. В темноте нащупала бумажник и паспорт, накинула куртку, выскочила за дверь и только тогда поняла, что это — не традиционный для Луганской области ночной обстрел. Просто молодежь в новогоднюю ночь взрывала петарды, наступал 2015-й год.

Лица, изображенные на фото, не являются героями материала.

Еще больше важных новостей и хороших текстов от нас и наших коллег — в телеграм-канале «Таких дел». Подписывайтесь!