Здесь был Сталин

Только за период с октября 1936 года по июль 1938-го в Калининской (Тверской) области было арестовано не менее 16 722 человек. 73% арестованных были обвинены в антисоветской агитации. Репрессии охватили все слои населения, но больше всего пострадали жители деревень. На так называемых бывших кулаков, единоличников и колхозников пришлось 60% арестованных. Были районы, где все мужское население было арестовано поголовно.

— Скажите, вы, говорят, войну помните? Может быть, даже помните, как Сталин сюда приезжал?

– Конечно, помню, этот ведь дом, где музей сейчас, это дом брата моего отца. Брат умер еще перед войной, остались жена его и дочка. А моему отцу повестка пришла, мы пошли с матерью провожать его в военкомат, а он вдруг приходит обратно, говорит: «Меня оставляют». Я только когда немцы пришли, поняла, зачем его оставили: он знал немецкий и здесь был нужен. Я-то сама 30-го года. А вот уже в 42-м году, мы в землянке были, приехала машина, нам говорят руки вверх – хэнде хох, мать посадили в машину, соседей всех, а нас с отцом пешком погнали рядом, и мы были в лагере в Сычевке. Ох ты, Господи, даже говорить об этом не могу, слезы сразу. Там был гражданский лагерь, крыши не было, полно людей свезли, со всего Ржева, отовсюду. А мать вывезли с лагеря, заболела она, даже не помню, когда увезли, куда, как ее вывезли, понятия не имею, мама умерла, а как ее хоронить-то, Господи, до сих пор я благодарна этим сычевским жителям, на кладбище ее похоронили, на гражданском. Когда морозы начались, нас распределили по домам, там попадались семьи и плохие тоже, нас выгнали из дома, в бане сидим трое, отец лежит без сознания, нам принесли по картофелинке, мы ее проглотили, и все время стрельба, стрельба… Не могу вспоминать. Там сестра у нас одна умирает с голоду, с холоду, и вши, где рубцы, там все заполнено, съедали живьем людей; я сестру в снегу зарыла, никак не могли нормально похоронить. А в 43-м нас освободили. 15 марта. Уже без матери и без сестры. Ну и мы работали изо всех сил. И в какой-то день прихожу я на обед, 5 августа, что ли? И в огород хочу зайти, там ягоды хоть какие-то есть, и что я там вижу: лежат мужчины какие-то и все не в военной форме, а в гражданской, причем не то что в тюбетейках каких-то, а все в костюмах. Я остановилась, они меня допрашивать начали, а о чем – я и не помню; оказалось, что это караул был. Потом на второй день отец мне говорит: «А знаешь, вчера Сталин здесь был». Я говорю: «Па-ап, откуда ты можешь знать такие вещи?» А он говорит: «Мне теть Наташа сказала. Он у них ночевал». Я говорю: «Как же так, а где же они сами ночевали-то, теть Наташа и Соня?» А они ночевали у бабушки Ени. Он и сейчас стоит этот дом, плохонький такой, рядом.

— А как вообще относились к Сталину? Не боялись?

— А чего бояться-то! Это вы не понимаете. Я до сих пор его вспоминаю каждый день. И на эту власть, что вот эту демократию начудила, бандиты эти, как мышей расплодилось… У Сталина знаете как строго было.

— А чересчур строго не было? Что в этой деревне в 1930-е годы было?

— Ну, в этой деревне что было. Да вот только то было, что всех, кто был старостами, всех забрали. И они так уже и не вернулись. Вот на том конце Лапин Гриша жил — забрали, вон там староста жил — забрали, и других тоже.

— Думаете, они были в чем-то виноваты?

– Некоторые виноваты, а некоторые как знать… Я вообще до войны почти ничего не помню. Помню, что мать у меня в колхозе работала. А чего в колхозе работать, если денег не дают. 20 октября 44-го отец умер, я зашла в больницу после школы, а мне сказали: «Умер отец». От гангрены. Палец у него отморозился еще в Сычевке. А в больнице резать ногу нечем, две недели он пролежал и умер. И все, жизнь моя кончилась. Начали мы с сестрой карабкаться по землянкам. Жить негде было, наш дом разрушился. А так как мы не враги народа, то колхоз то ли сам, то ли обязал кто – а кто обязал?.. А вот как было дело: снится сон мне тогда, что я пью чай со Сталиным, и после того сразу, вот на этом месте строят нам домик. Маленький, 4х5 метров. Я же не семья старосты какого, почему мне его построили? Не знаю. Только Сталина благодарить могу. Я сначала учиться хотела, а потом поступила на работу. А как на работу поступишь, паспортов-то у деревенских не было, чтоб уехать не могли. Меня тогда наш председатель, вот здесь вот был сельсовет, попросил убираться там. Я убиралась. А зарплата-то три рубля. А он говорит: «Я помогу». И до сих пор я молю Бога о нем, «я, – говорит, – помогу достать тебе паспорт, и пойдешь ты работать на производство, город-то рядом». И помог. Я получила паспорт. Пошла на работу поступать, а меня нигде не брали, я вот такого росточка, во мне веса чуть больше 20 килограммов. Устроилась на электростанцию, три дня отработала и не справилась. Потом пошла поступать на ткацкую фабрику, директор посмотрел на меня и говорит: «Сколько ж тебе лет, ты же ногами не дотянешься до машинки». Ну и ушла, опять поступила в вечернюю школу. А там директор говорит, я тебе нашел работу, на фабрике кладовка, будешь там выписывать пропуска, оформлять документы. Я так обрадовалась. Не пойму только почему карточки были тогда: помню, директор говорит: «Вот будешь получать карточки, дадут тебе хлеб в буфете, сколько-то там грамм». Ну вот и ходила я в одной руке хлеб, в другой книжка, ходила вечером учиться, плакала, плакала и училась. Так вот мне директор, царствие ему тоже небесное, помог на работу устроиться и выжить.

— Это все благодаря тому, что вам паспорт удалось получить?

— Да-да, вот слава богу удалось тогда паспорт получить, если б не Бог, не знаю, что бы было со мной. Все девчонки старались выйти замуж за городского, чтобы прописка была, вышли все равно за кого, лишь бы паспорт получить. Без паспорта ничего нельзя было сделать. Никуда не брали. Такой закон был. Сталин есть Сталин, это вам не то что сейчас.

Слава богу, удалось паспорт получить, без него никуда не брали. Такой закон был. Сталин есть Сталин, это вам не то что сейчас.Твитнуть эту цитату

— Ну а что же хорошего, что людям паспорта не давали?

— Ну, может и нет хорошего, я и не знаю. С одной стороны, хорошо, а с другой стороны плохо. Воров не было, все строго, все открыто, а теперь что? Никого никуда пускать нельзя.

— А вам родители что-нибудь рассказывали про дореволюционную Россию?

– Не-е-ет, рассказывать некогда было, да и опасно. Мы ж вообще ни о чем не говорили. Я и про отца ничего не знала. Что он в первую мировую в плену был только случайно узнала. Вот на перекрестке стояли немецкие патрули, и в один день к нам вошел немец, и я вдруг слышу, отец по-немецки говорит ему: их арбл штат люксембург, начинает по-немецки все перечислять, ой как я тогда испугалась.

— Вы столько всего помните — может быть надо было про вашу историю и про других деревенских жителей музей открыть?

— Да я даже в этом музее ни разу не была, не дойти мне уже туда. Вот когда там библиотека была, туда я ходила, книги брала, у меня карточка там была. Три сестры какие-то там были, я все на себя примеряла, тоже им тяжело было. А вона смотри, Морозова идет. Ну привет. Мы про музей говорим.

— Здравствуйте. А вы уже были в новом музее?

— Была один раз, мне понравилось. Там вот, знаете, все, чем пользовался Сталин. И кровать там стоит, и Бог висит, и Божья матерь в углу, скамейки стоят, то есть оформление избы, все как было, когда Сталин сюда приезжал. От печки лежанка осталась. Теперь что там еще? Значит, трубки, предметы обихода, которым он пользовался…

— А вы думаете, когда Сталин в избе ночевал, там висела икона?

— А я почем знаю? Раз повесили, значит, висела, наверное.

— Я читала, что тут в окрестностях почти все церкви в советское время закрыты были?

— Разрушены были!

— Да, церкви-то разорили все, мать нас сначала вот в эту церковь водила, потом ее разорили, мы стали в другую ходить, часа в четыре вставали, а потом и ее разорили.

Дорожный знак на выезде из деревни.

***

– В новом музее не была, а вот когда в детском саду работала, мы туда в библиотеку ходили утренники устраивать, стихи читали, и там уже была комната музейная, в которой Сталин ночевал. Со Сталиным ведь как: было такое время, когда перестали обо всем рассказывать. Моя тетка, папина сестра, работала там в библиотеке уборщицей, когда там еще кровать стояла, потом там все велели убрать, про Сталина забыть. А сейчас опять. Но я когда в саду работала, то уже достали опять мебель и опять комнату открыли. Уже несколько лет назад. Но тогда там была просто маленькая экспозиция в комнате, а вот то, что сейчас открыли, это я не видела, она, говорят, вся новая и красивая и билет то ли 200, то ли 300 рублей.

— А про Сталина что думаете?

– Ну, кто ж знает теперь. Пишут разное. Мне-то восемь лет было, когда он уже умер. У меня у матери родители были раскулачены, но об этом не говорили. Лучше если никто про тебя ничего не знает. Хорошее у тебя прошлое, плохое, лучше никому ничего не знать. Это сейчас мы все историю учим, узнаем, кто откуда родом, а в то время не было этого. Мама моя никогда про раскулачивание не рассказывала, не любила она об этом. Дед мой инвалидом был, не знаю с какой войны, 1905 года что ли, они приехали с деревни другой, они там работали на полях, сажали, сеяли, сами работали, а потом оказалось, что они зажиточные. Ну и раскулачили. А потом еще у мамы брат был, так его на Колыму отправили. Но они ж не рассказывали об этом.

— На Колыму за что, как думаете?

– Да ничего не думаю. Сейчас все разное пишут, кто-то пишет, вынужденно было. Но вообще я ничего не знаю, потому что об этом не рассказывали. Такое время было, люди не разговаривали, а все больше работали. Маму мою угоняли в Германию, она узницей была, потом они сбежали, со станции с какой-то. Мне уже потом сестра рассказала. Когда выросли – мы не спрашивали, что про Сталина родители думали, а когда маленькие были – родители не говорили. И неинтересно всем было. Тетка моя, мамина сестра замуж вышла в Воркуте, муж у ней с Воркуты был.

– А как она там оказалась?

– Да не знаю, говорю ж, мы не спрашивали. С мужем она там познакомилась, сначала жили в Воркуте, потом сюда приехали. Что вы на меня так смотрите?.. Правильно смотрите. Ну да, Воркута. Да я даже не знаю, с какой стороны они там оказались. С той или с этой.

***

— Здравствуйте, скажите, а вы водите школьников в музей, который у вас тут открылся?

– Музей открылся летом 2015 года у нас, да? Мы с ребятами систематически туда ходим, раньше в библиотеку ходили, а теперь в музей. Первый наш визит состоялся летом. С летним образовательным лагерем. Там были ребятки с 1 по 4 классы. Дальше 1 сентября ребята второго класса вместе со своим педагогом ходили в музей, где состоялось совместное мероприятие с нашим районным социальным приютом: руководитель музея с ребятами поговорила о школе, зачем нужно учиться, игровая такая программа, затем посетили музей, их ознакомили с историей, затем поиграли немножко на улице, такое вот совместное мероприятие прошло. Дальше у нас в планах работа с первоклассниками, их мы заранее готовим немножко, с родителями вместе, кто такой Сталин, обсуждаем, чтобы они знали, потому что музей же у нас не случайный, у нас ведь отсюда Сталин дал указ о первом салюте в честь освобождения Орла и Белгорода. У нас на уроках окружающего мира проект такой был «Твоя малая родина», ребята должны были найти достопримечательности своей малой родины и наклеить в тетрадочку. И многие ребята наклеивали наш музей и портрет Сталина, рассказывали свои первые знания по этой теме.

— А что именно вы рассказываете детям о Сталине? Я заметила, у вас на двери висит приглашение в Воскресную школу, вы рассказываете детям, как при Сталине обходились со священниками и церквями?

– Ну, понимаете, мы не углубляемся в историю, детки-то у нас маленькие, нам надо дать самую начальную информацию. У нас раз есть музей в нашей деревне, то мы и обсуждаем, почему у нас этот музей, что тут было. Первоклашки мне что про Сталина рассказывают? Что он главнокомандующий, командовал фронтом во время Великой Отечественной, что самый главный был человек, как детки у меня говорят «командир», потом мы говорим, что он приехал на наш Калининский фронт.

— Но когда Сталин сюда приехал, линия фронта уже была в 300 километрах к западу?

— Ну, это неважно. Мы говорим, что он здесь был, посетил нашу деревню, остановился в этом домике, и что именно отсюда дал распоряжение произвести первый салют. Мы не углубляемся, хороший Сталин, плохой, а вот когда уже они пойдут на экскурсию в музей, там профессиональный экскурсовод в доступной форме рассказывает то, что нужно рассказывать. А в войне все равно у Сталина роль главная.

— Но у вас местным жителям такое пришлось пережить, что хочется им памятник поставить вместо памятника Сталину?

— Понимаете, вот это как раз очень хорошо, что у нас памятник и музей открылся. Хорошево — маленькая деревня, у нас тут хотя бы маленький музей есть, а раз музей, значит, история. Это же не просто домик Сталина, это и музей быта, детки видят кровати старые, тумбочку, обстановку и как раз историю села.

***

— Девушки, скажите, а вы были в музее?

— Я была на открытии.

— А я еще не была.

— Там раньше библиотека была, сейчас там сделали ремонт.

— Там знаете, весь музей сами люди сделали, висели объявления и люди приносили свои старые кровати, занавески, обои…

— А вам нравится, что открыли?

— Нравится. По крайней мере, детям интересно, вот дети наши ходили, школьники, они довольны остались, директор там очень интересно рассказывает, фильмы показывает.

— Мне тоже нравится. Знакомые говорили, что вот ваша деревня прославилась, у вас у одних музей Сталина, бюст Сталину стоит, говорят «вы прогремели, ваша деревня Хорошево на всю страну теперь известна».

— Из Германии, говорят, даже приезжали смотреть.

— И вам это все нравится? И сам Сталин вам нравится?

— Ну, вы имеете в виду, что при Сталине вроде как народу много погибло? Где-то там в концлагерях или как это, ГУЛАГ, что ли, называлось?

— Мне ваша соседка рассказала, что здесь в тридцатые годы многих арестовали, никто не вернулся. Про это в музее нету совсем?

— Нету, странно действительно. А вы бабулю спросите, почему она об этом никому не рассказывает?

— Юль, а у нас у одних в стране памятник Сталину?

— Да, я читала, что нигде нету больше.

— Думаете, есть повод для гордости?

— Вообще да, странно как-то, вы правы, вроде Гитлеру же не ставят нигде памятник? А мы тут памятник поставили. Видимо, победа в войне все перекрывает.

***

— Домик Сталина, знаю, а как же, я сама туда занавески относила старые.

— И на открытие мы ходили, и праздник салюта был, и еще годовщина какая-то была и из Твери привозили на выставку две картины дорогие-дорогие, вот у нас в музее таких и нету.

— Да, они там молодцы, хорошо сделали, чистенько так, все свежее покрасили недавно, очень хорошо там. И даже еще знаете, что хорошо, что соседние дома, которые просто жилые, их тоже подремонтировали, ну снаружи, может, только, но и то хорошо, видите, у нас улица сразу стала так выглядеть-то поприличнее.

Вроде Гитлеру же не ставят нигде памятник? А мы тут поставили. Твитнуть эту цитату— Говорят, когда только библиотеку открыли, там комната Сталина была с самого начала, там уже была койка, где он спал, половики круглые, вязаные, все оставили как было. А потом когда вот это произошло, что фотографии Сталина стали отовсюду убирать, — у нас, кстати, дома вот тоже висела фотография, мой тогда, помню, говорит, давай унесем, но не выбросим, а просто в сарай повесим. И он долго у нас в сарае висел. И вот когда это все началось, то тогда в библиотеке тоже эту комнату Сталина закрыли и все вынесли, все на чердак отправили.

— Это ты говоришь про это вот когда культ был, а потом перестал?

— Да не! Я про 80-е. И вот эта кровать, она так на чердаке и валялась. И потом еще было вот такое: Сталин же сам армян, или нет, грузин, и вот приехали сюда какие-то грузины и что-то взяли. И теперь у нас нету почти ничего. И тогда вот эти ковры все забрали.

— А вам нравится что заново открыли музей?

— Конечно, че ж!

— Да, а чему тут не нравиться.

— Мы все ходили.

— А что вам нравится?

— Это, знаете, как-то для себя.

— Там очень красиво около самого музея.

— А сколько школьников едет, с Москвы с самой, автобусы, паломники.

— Да что говорить, нам просто приятно, что у нас в Хорошеве есть вот такая диковинка, что мы прославились.

— За счет Сталина!

— А за что Хрущев осуждал Сталина, помните?

— Вот как сейчас все молчат про эти расстрелы, про лагеря, не говорят сейчас, молчат.

— А помнишь, недавно про это кино было. Про ГУЛАГ. Не в этом году, а в том.

— В прошлом году приезжали и говорили: «Вот будем делать музей». Они ж сначала хотели не Сталина музей делать, а просто. А потом все-таки поменяли решение. И зачем они этот бюст еще поставили? Вот зачем надо было Сталина прямо делать? Как будто не было ГУЛАГа, да?

— Ну не знаю, что ты такое говоришь. А мне очень даже нравится, что вот у нас такой вот музей.

— Так мы политикой не интересуемся. Теперь-то вообще все враги, теперь и Ленин враг.

— А вы думаете, это политика?

— Ну это да, вообще это просто убийство и все, надо называть вещи своими именами.

— Слушай, ну он все-таки много сделал для победы же?

— А помните, фильм показывали? Что тут на болотах был концлагерь? Наш ведь концлагерь, для наших. Не гитлеровский. И вот трупы и прямо костями от этих трупов прямо вся дорога устлана.

— Во-от — так ведь весь ГУЛАГ так и делали: арестуют людей и заставляют работать бесплатно и без еды. И рельсы клали. Во всем Союзе.

Школьницы фотографируются на фоне бюста Иосифа Сталина.

— И в конце концов дожили: у нас тут музей Сталина открыли и бюст. Позорище на всю страну.

— А кто переиграл это решение, чтобы сделать все-таки музей Сталина?

— Ну, кто мог переиграть?

— Да кроме Москвы никто не мог.

— Конечно, Москва.

— Да, и я говорю, здесь все Москва решала. Сначала просто музей про войну, говорили, сделают.

— Потом говорили первого салюта, а теперь вот Сталина…

— Ой, а здесь какой красивый салют делали на открытие, разноцветный, ой красота была!

— А чего — вот и сделали бы музей первого салюта, а сталинского тут ничего нет, ноги б его тут не было. А то одну ночь побывал.

— А лучше было бы войны, без Сталина.

— Мне все равно какой это музей, Сталина-не Сталина…

— Ну опять же, не всем все равно, знаешь, может, кто-то и против, но все молчат. Так говорят сейчас часто «Сталина б сюда», но это просто на нашу политическую жизнь ругаются, а так Сталина сюда никто б не хотел.

— Ну, знаешь, люди многие, Люб, просто не знают, что творил Сталин.

— Ну, не скажи, все-таки знаешь, раньше было как-то интересно, звездочку прикрепляли, помнишь, октябрятскую, с дедушкой Лениным? Интересно было, а сейчас, выходит, у нас все враги? И Ленин, и Сталин? А как мы войну выиграли? Все предатели, а войну-то выиграли все равно?

— Ну войну-то не он выиграл, считай. Он что — воевал, что ли? Это другие.

— Конечно, войну да, люди выиграли. Он-то, Сталин, вон приехал сюда, а война уже далеко ушла.

— А сколько здесь по Тверской области до сих пор лежат. Вы съездите у нас тут в Мончаловский лес.

— Ой, да, там прямо выпирает…

— Туда страшно заходить, находишь все время кости, ложки, сапоги, деревья часто в железной проволоке, просто страшно, и вот эти сапоги-сапоги-сапоги — это самое страшное. На каждом шагу.

— А как думаете, может, стоило бы как следует раскопки организовать, захоронить останки, а из находок музей сделать, вместо музея Сталина?

— Вот да, да!

— Да-да, вот я и говорю!

— Конечно, вот как вы хорошо сказали, я тоже прямо так теперь и думаю!

— Да даже хотя бы и сейчас в этом музее, там много места! Сделали бы захоронения, оформили бы все прилично, а все находки в музей бы сдали.

— Патроны там валяются, за грибами очень страшно ходить, катакомбы, там не до грибов, там бы на мину не нарваться.

— Даже знаете, фильм был «Мончаловские леса», Парфенова, так там все страшно.

— У нас и поговорка есть, да, Тань? Если что — в Мончаловский лес, там никто не найдет.

— Да, он очень дремучий, и там очень опасные бои шли именно в деревне Мончалово и в лесу.

— Там же еще дорогу строили.

— Если бы даже мы, например, против были музея, ну два-три человека, кто бы нас послушал!

— Хотим мы, не хотим. Наша администрация все решила и все! Наше мнение никто не спрашивает.

— Ну нам все равно нравится, что есть куда сходить, дитяткам что-то рассказать, а так нас никто не спрашивал, хотим мы Сталина или не хотим.

— А я люблю этот музей все-таки. Вот я туда захожу, меня прямо берет за душу: старина такая, мебель старая, ностальгия.

***

– Вы пришли к нам в детскую школу искусств. В первую очередь скажу, что мы очень рады, что у нас этот домик Сталина стал полноценным музеем. Раньше это была библиотека, а домик Сталина только по совместительству. Но, слава богу, вот этим летом такая серьезная реконструкция стала происходить.

– По чьей инициативе?

– Думаю, наша администрация Хорошева в первую очередь была заинтересована. Потому что это пропаганда нашего местечка, всего сельского поселения. Ну, и благодаря тому что сделали реконструкцию, теперь это уже дом-музей, очень здорово и замечательно, но, честно говоря, сама я не была еще. Но обязательно собираюсь!

– А бюст Сталина во дворе видели?

– Да, вот это я видела. Очень нравится!

– А как думаете, почему нигде уже не стоят памятники Сталину, а у вас взяли и снова поставили?

– У нас место такое особенное, чудесное!

– А почему в других местах убрали памятники?

– Ну, наверное, потому что отношение такое. По-разному все говорят. Моей бабушке 76 лет, она боготворит Сталина, она собирались ехать к нему на похороны, но ее не пустили.

– А бабушка знает про масштаб сталинских репрессий?

– Да все она знает. Сейчас это уже более открытая информация. У всех отношение разное… Поэтому про все, что у нас здесь Сталин страшненького наделал, все решили забыть, а вот про хорошее – первый салют – это же хорошо? Вот про хорошее помнят и музей сделали. А все плохое стирается.

Все, что у нас здесь Сталин страшненького наделал, все решили забыть, а вот про хорошее помнят.Твитнуть эту цитату

Я вот не то чтобы думаю, как хорошо — Сталин-Сталин, всех расстрелял! А я рада, что музей красивый открыли, и я могу в него сходить.

– Ну а, может, лучше было бы другой музей открыть, чтобы вы могли сходить? Краеведческий, про историю местных жителей – им тут столько всего пережить пришлось.

– Ну знаете, на краеведческий музей денег бы никто не дал. В этот музей было вложено достаточно много денег, их дали именно под Сталина. Так что выбор у нас: либо музей Сталина, либо никакого. 

***

– У вас во дворе храма знак стоит, что раньше тут был другой храм, а сейчас его нет. А что с ним стало?

– Ну был, да, потом разрушили его во время войны и во время этого.

– Чего этого?

– Ну этого. Когда храмы разрушали.

– А когда в деревне рядом открыли музей «Домик Сталина», ваша церковь или другие настоятели не возражали?

– Нет, ну вы понимаете, если против всего возражать, то что у нас вообще тогда будет? Нельзя так. Ну открыли и открыли. Пусть будет музей. Ну, а как: надо же всем прощать. По-другому-то нельзя.

***

– Ой какие у нас гости, из Москвы прямо! Давайте я, может, позвоню директору музея… Лидия Евгеньевна, это Оксана из администрации, у вас сегодня выходной, но тут приехала девушка, пишет про музей наш… А-а-а, не сможете. Ну, значит, сама расскажу, что знаю.

– Скажите, кто был инициатором открытия музея?

– Район и Военно-историческое общество. Ой, чувствуете, как у нас пахнет ладаном? Это мы только что ездили освящать новый храм, насквозь пропахли! Очень приятный, правда, запах?

– А жителей не спрашивали, хотят ли они музей Сталина?

– Нет. Это на другом уровне решалось. А библиотеку переселили.

– Куда переселили?

– Пока у нас на складе лежит. Потом в будущем, может, что-то откроют или пристроят.

– А местные жители довольны музеем?

– Да ну, у нас такие жители, что у них никакого мнения. Кто-то жаловался, что библиотеку закрыли. Хоть и мало, но все-таки ходили. Но такого чтобы недовольны, не думаю.

– А вам самой нравится, что памятник Сталину в деревне стоит?

– Не знаю. Вроде и согласна с вами. Но не знаю даже, что сказать.

Еще больше важных новостей и хороших текстов от нас и наших коллег — в телеграм-канале «Таких дел». Подписывайтесь!