Такие дела

Математика

Знаете, вот эта вся демагогия про то, что человеческая жизнь, дескать, бесценна, — ей поддаешься сначала, очаровываешься ей. А потом читаешь: родителям погибших солдат выплачена компенсация, допустим, в миллион рублей. А супругам разбившихся в авиакатастрофе людей – страховка. Скажем, в полтора миллиона.

И думаешь: как, и это все? Вот столько жизнь стоит? Полтора миллиона? Как это они рассчитали, на каких счетах вывели? Какие переменные в уравнение включили? Среднюю зарплату, помноженную на количество в среднем оставшихся до пенсии лет? А невоплощенные замыслы — обсчитали? А нерожденных детей? А так и не оправившихся от потери и прежде срока ушедших родителей? И как все это уложилось в жалкие миллион-полтора?

И если полвека человеческой жизни стоят миллион, почему мне нельзя купить ее за эти деньги – себе или близким своим? Конечно, я бы столько потратил. Отцу и маме подарить еще по двадцать лет. Себе немного оставить, чтобы подольше с детьми своими побыть. Да и вообще… Ведь только кажется, что время летит. Сколько за десять хотя бы лет успеть можно! Увидеть, понять, пережить. Путешествовать, достичь чего-то. Десять лет…

А незнакомому человеку, думаешь, вот так — купил бы? Была бы чудесная возможность — купить другому человеку лишних десять лет жизни, купил бы? В теории… Ну, если бы, допустим, не очень дорого… То почему бы и… Черт знает. Трудно сказать. Полтора миллиона, знаете… Нет, наверное. Нет.

А ведь не фантастика это. Другим можно жизни покупать, только большинство из нас — как и я — этой возможностью не пользуется.

Была бы чудесная возможность – купить другому человеку лишних десять лет жизни, купил бы?Твитнуть эту цитатуВидишь в ленте Facebook пост: собирают на лечение от рака одному, другому — и пролистываешь поскорее. У нас так к раку относятся: как к проклятию. Как к чуме. Все, и я так же. Рак для обычного человека, для меня, к примеру, непостижим. И кажется непобедимым. Он людей иссушает, истощает душу им: всегда требует от них надежды и воли, а сам питается их надеждой и их волей. Про него страшно даже читать, потому что, пока ты не помнишь и не знаешь о нем, его как будто нет для тебя. А если прочтешь пост, впустишь его как будто в свой мир. Страшно читать про заболевших, ничем своей болезни не заслуживших. Кажется, в этих статьях уже, в этих постах фейсбучных — проказа, проклятие. И понимаешь, что идиотизм полный, но не можешь себя заставить прикоснуться к чужой беде. Что-то в нас есть такое… Именно в нас. В Америке не так с этим все.

А тут вот прочел про этот сбор. И там без лиц, без надрыва, без материнских слез. Математика чистая: крупнейшему в России детскому онкоцентру не хватает двух конкретных медицинских аппаратов – мониторов наблюдения за пациентом. Каждый прибор стоит по миллиону с небольшим рублей. Каждый позволит оперировать на сорок человек в год больше. На сорок детей больше в год. Купят два – на восемьдесят детей. У больницы на них денег нет. ТЧК. Сухо, точно.

А дальше уже сам представь себе: как записываются в очередь на операцию мамы с детьми, как ждут… Глядят на своих дочурок-сынишек каждый день… Те тают… Тают… Очередь подползает медленно… Что мамы там им говорят, детям своим? Что все будет обязательно хорошо? Обещают про лето что-нибудь, про море? Про то, как в следующем году в школу вернутся, одноклассников перерастут, на бальные танцы запишутся, где платья красивые, в футбол гонять будут? Такие вещи начнешь себе представлять… Или как родители впервые заподозрили это, вообрази-ка. Болел-болел малыш, ну и пошли к врачу, а там… Мы не поверили, как мы могли в такое поверить… Страшно даже подумать об этом. Проще голову в песок. Пролистнуть этот пост в Facebook, отвести глаза от газетного объявления.

Ждут в очереди. А очередь упирается не в лекарства недоступные, не в занятых хирургов, не в глухую равнодушную бюрократию, а просто в какие-то два гребаных монитора. Будут эти мониторы — прооперируют за первый же год еще восемьдесят детей. Кому-то продлят жизнь, кого-то вылечат вовсе. Нет мониторов — нет возможности послеоперационного ухода, минус два места в год будет задействовано в онкоцентре. Не будет мониторов — восемьдесят детей не дождутся. Моря, каникул. Выпускного. Поцелуев в подъезде. Студенческих попоек. Не вырастут. Никем не станут. Будут: морфины, бред и темнота. Останутся жуткими большеголовыми птенцами с запавшими глазами у родителей в смартфонах: в день рождения вспомнить и поплакать. Господи, лишь бы меня-то чаша сия миновала.

Год детской жизни – каждому по кармануТвитнуть эту цитатуВот у этого всего – какая математика? Какая? Такая же сухая, несложная. Два аппарата стоят два миллиона двести тысяч рублей. И опять можно цену жизни подсчитать. Детской, долгой. Делим два миллиона четыреста тысяч на восемьдесят. Получаем тридцать тысяч рублей. Глупо так считать, да? А мороз по коже. Правда.

Предложили вот мне за эту статью гонорар. Начинал писать — думал: ну стыдно за такое брать; пускай себе оставят, в этот их фонд. Глупо, что боюсь рака, напишу, чтобы себя преодолеть. Преодолеть не смог. Смог посчитать цену: четыреста евро за целую жизнь, шесть евро за каждый год детства. Дописал и понял — оторву-ка я задницу от стула, доеду до банка и сделаю перевод. Эти самые тридцать тысяч рублей. Равно: один человек. Девочка или мальчик. Не откупиться от рака, не от совести откупиться… А просто. Просто потому что, если бы я себе мог купить жизнь за четыреста евро, неужели не купил бы?

Необязательно столько. Можно сколько угодно. Год чужого детства, год чьей-то юности, оказывается, стоит копейки. Необязательно через банк. Можно ведь и карточкой, и смской, и электронными деньгами. Неловко в деньги переводить человеческую жизнь, но голова сама считает уже. Пятьсот рублей — и вытащили чьего-то ребенка из ужаса, из темноты, из отчаяния — на целый бесконечный год. Год детской жизни — каждому по карману. А за год все случиться может. И чудо.

Exit mobile version