Такие дела

Братская жизнь

Россия. Краснокаменск. В исправительной колонии №10. Юрий Тутов/ТАСС

Виктор Тимохин, рабочий

Виктор ТимохинФото: из личного архива

Сейчас я рабочий на заводе — выпускаем крепежи, болты большие. А сидел я за грабеж и на зону попал на четыре года. Из тюрьмы на «пятерку» меня этапировали в ноябре 2005 года. У меня с собой была сим-карта: я ее спрятал, а при обыске нашли. В общем, худо мне пришлось. Но это я вперед забегаю.

Вообще, как в зону автозак въехал, так нас дубинками на холод выгнали, на «растяжку» поставили — типа, шпагат, так акробаты делают. То есть ты в распор встаешь, а к тебе сзади сотрудник подходит и бьет по ногам, чтоб ты пониже просел. Потом бежишь с вещами через крытый коридор, а с двух сторон стоят сотрудники и тебя бьют. Одного могут пять раз ударить, другого один. В зависимости от того, как быстро ты бежишь. Дальше обыск. Сигареты ломают, еду выкидывают. Такая беда, ничего не сделаешь. Вещи на склад забирают,  так я, когда освобождался, на выходе получил ровно половину того, что сдал. Куда остальные мои вещи делись, я даже не знаю.

Когда на обыске у меня «симку» нашли, сразу снова на «растяжку» поставили. Дубинкой отходили, кричат: «Где телефон? Наверное, он у тебя в заднице?». Вместо задницы они совсем другое слово сказали, сами понимаете. То есть сейчас телефон из жопы твоей достанем, такая идея.Заходят сотрудники в грязной обуви, специально пол пачкают, а потом тебя носом в ведро и тряпку: «Сука, мой!»Твитнуть эту цитату Раздели меня до трусов, скрутили, понесли в дворик прогулочный. Поставили утром, держали так до вечера. Затем внутрь заводят: «Что, просрался? Телефон нашел?» – и опять дубинкой охреначили.

Когда поняли они, что нет у меня никакого телефона, побили еще раз и отвели в карантин. Там приказали мыть полы: заходят сотрудники в грязной обуви, специально пол пачкают, а потом тебя носом в ведро и тряпку: «Сука, мой!». Отказываешься — избивают. Заставляют писать заявление о вступлении в секцию охраны дисциплины и порядка; не написал — охреначивают дубинками. Бьют жестко, в туалеты заключенных таскают и об унитаз бьют. Или угрожают «опущенных» привести, чтоб те изнасиловали.

 Бил меня Гревцев Геннадий Александрович, он сейчас, вроде, начальник колонии. Любимых выражений у него было два — «пидор» и «мразь». Били меня по стандартной процедуре: «растяжка», лицом к стене, сзади бьют. Если тебя сзади резко ногами обхаживают, то ты сгруппироваться даже не успеваешь. А Гревцев меня еще и по голове и ушам бил, помню, один раз я из его кабинета вышел, так у меня кровь из одного уха текла. А через неделю после этого меня в ШИЗО на 15 суток упаковали, за то, что я верхнюю пуговицу не застегнул.

Отношение у администрации к осужденным такое: зачем человеком заниматься? Проще его морально сломать и в такие рамки его загнать, чтобы он голову поднять боялся.

Были и «опущенные», они же «обиженные». Их били, насиловали. Все понимали, что это ментовской беспредел, но сами посудите, кто «обиженного» за свой стол есть посадит? Соответственно, и жили они отдельно, со всеми вытекающими.

Правозащитники к нам в колонию не ходили. Я помню, у нас один расконвойный убежать пытался, так всех заключенных вывели на улицу, поставили строем и двое суток на улице продержали, — ни сна, ни отдыха. После этого многие хотели жалобу на волю отправить, но, как только администрация об этом узнавала, жалобщик в ближайшие два часа попадал в ШИЗО на пятнадцать суток. А от человека, который в ШИЗО находится, жалоб не берут.

На производство обязаны были все выходить. У меня полгода температура была повышенная, 38,5. Врач сказал: «У тебя, наверное, от природы такое, иди на работу».

Если ты бедолага, ни земли, ни флага, об УДО тебе и мечтать нечегоТвитнуть эту цитатуРаботали мы по 12 часов. Когда срочный заказ, еще больше. Ни перекуров, ничего. Если кто в неурочное время на перекур пошел, — «растяжка» на несколько часов.

Из колонии я вышел по окончании срока, УДО я себе позволить не мог: слишком много денег в администрации хотели. Дело в том, что если ты на УДО подаешь, тебя должны на облегченные условия содержания перевести. Если хочешь таких условий, то нужно помочь администрации – то есть, ремонт зданий за свой счет сделать, досок подогнать, краски, стекол. Если ты бедолага, ни земли, ни флага, об УДО тебе и мечтать нечего. А у меня мама на ферме работала: что, молоком откупаться? Оно не нужно никому. Родители с трудом на передачки собирали и курево.

Вот что вспомнил: я в колонию в ноябре приехал, а свидание с родителями мне дали только через три месяца, в феврале. Это все потому, что я долго довольно-таки синий был — весь в синяках от дубинок, с ног до головы. А, еще и шваброй меня тогда много били.

Иван Сергеев, электрик

Срок в ИК-5 я отбывал с февраля по сентябрь этого года. Статья банальная — 228, часть 2, хранение наркотиков с целью сбыта. Хранил спайсы — нечасто курил, но иногда хотелось. Взяли меня в ночь с 28-го на 29 сентября прошлого года, прямо в родном городе, Орле. Задержали сотрудники, потом прошли формальные экспертизы, изъяли вещество. Все это время я находился на свободе, только в феврале попал в колонию, прямо в день Святого Валентина, 14 февраля. Раньше новичков прямо на въезде принимали сотрудники в масках с дубинками. Шаг не ступишь, — со всех сторон крики: «Бегом! Статья! Срок!», мат, крики, гнали через строй и били дубинками. Бывали случаи, когда человек не успевал спрыгнуть с автозака, как его на резиновых дубинках одним броском в отряд закидывали. Ну, они это делали, чтобы не было каких-то воровских традиций или еще чего-то. То есть подавляли народ.  Еще были случаи с тряпкой: по прибытии в карантин, как получишь робу, на входе лежала грязная тряпка. Сотрудники заставляли каждого заключенного ее поднимать, а тех, кто отказывался, жестко били. За инакомыслие.

Били по голове, по шее; если в столовой заключенный брал больше хлеба, чем положено, то сотрудники колонии его били, а хлеб вырывали из рук. Еще закрывали в ШИЗО и голыми держали в одиночке по несколько недель. На производстве был случай: замначальника колонии, Зотов, сделал замечание осужденному, тот огрызнулся, а Зотов его в ответ кипятком из чайника облил, прямо в лицо. Заключенный получил серьезные ожоги, Зотова убрали.

Если в столовой заключенный брал больше хлеба, чем положено, то сотрудники колонии его били, а хлеб вырывали из рукТвитнуть эту цитату Все друг другу страшную историю пересказывали: одного зека на несколько часов на растяжку поставили, а в промежность били дубинкой и ногами. В результате тот заключенный лишился яичка, пришлось в больнице операцию делать; ну, потом того зека на УДО быстро отпустили, лишь бы у администрации проблем не было, — они так специально с ним договорились и заявление о том, что претензий нет, написать заставили.

Если кого нетрезвого ловили, тоже в ШИЗО, сутки голым держали, даже без трусов. Охранники такую штуку «вытрезвителем» называли. Зона устроена таким методом, чтобы все находилось под контролем руководства: соответственно, малейший факт неповиновения невозможен. За это сразу бьют.

Максим, предприниматель

У нас с другом был билетный бизнес. Изначально мы занимались перекупкой билетов, позже стали официальными дистрибьюторами для некоторых концертных организаторов. В какой-то момент наша конкуренция стала слишком значимой, и после пары предупреждений о том, что нам нужно уйти из этой сферы деятельности, случилась следующая история: в один день нам поступил заказ на довольно большую сумму, причем оплата наличными, что большая редкость. Курьера посылать за крупными деньгами не хотелось, поэтому мы с моим партнером решили ехать сами. Встреча была в самом центре города, на пересечении Тверской улицы с Тверским бульваром, прямо возле «Известий». Мы подъехали, позвонили контактному лицу, у нас уточнили цвет и номер машины, и буквально через полминуты все четыре двери нашей машины распахиваются, и нас вытаскивают наружу неизвестные люди, — бьют руками, электрошокером, рукояткой пистолета. На вопрос, куда нас везут, мы в очередной раз огребаем по голове. Когда нас привезли к Тверскому ОВД, я даже обрадовался, поскольку решил, что нас везут в лес убивать, и зарекся хоть когда-то заниматься билетами, лишь бы могилу себе не рыть.

Поначалу следователь нам вменял бешеный набор статей – грабеж, неправомерный доступ к компьютерным данным, распространение вредоносного ПО, подделку документов и мошенничество. Позже остались две статьи – грабеж и мошенничество.

Пока шло следствие, год я провел в СИЗО. Суд мне присудил 3,5 года, и меня направили в ИК-5 в Орле.

Только мы въехали в ворота ИК-5 на автозаке, начался экшн: крики, вопли, ты бежишь сквозь ряд людей с дубинкамиТвитнуть эту цитату Пока я находился на пересылке, с нами были безумно адекватно и вежливы, вплоть до того, что нам сотрудники сами кипятильник принесли. Честно сказать, я даже подрасслабился, ну, думаю, если так, то и в колонии все нормально будет. Но нет. Как только мы въехали в ворота ИК-5 на автозаке, сразу начался экшн: крики, вопли, ты бежишь сквозь ряд людей в масках с дубинками, тебе со всех сторон прилетает, едва успеваешь голову пригнуть. На каждом перегоне ставят в «растяжку» — мороз, пальцы к стене примерзают. В отряде такая процедура: каждого заставляют протереть шваброй пол под «шконкой». Для тех, кто принадлежит к криминальной субкультуре, это действие неприемлемо, и их жестко бьют дубинкой по гениталиям или наполняют унитаз водой, макают головой. Продышится — макают заново.

Удар дубинки между ног заставляет радикально переосмыслить всю жизнь, честно вам скажу; больше никаких изощренных пыток не нужно, и после этой многие ребята остались инвалидами, — у кого-то почки, у кого-то печень.

Я на 99% уверен, что сотрудники колонии бьют людей от ощущения собственной безнаказанности. У них, конечно, есть другие аргументы, вроде подавления криминальных настроений на корню, но, я думаю, они сами себе не могут объяснить причину — это что-то на уровне животных инстинктов.

Начальником колонии на тот момент был Юрий Афанасьев, но формально его обязанности исполнял Геннадий Гревцев. На работу меня определили в бухгалтерию: по большей части я сидел за компом и составлял бухгалтерские отчеты, получалось у меня хорошо. Через полгода меня вызвал к себе заместитель начальника колонии по воспитательному отделу, Игорь Борисович Новиков, и предложил перейти на работу к нему, — заниматься документооборотом. Он мне пообещал: «Жить будешь, как у Христа за пазухой, на УДО с первого раза уйдешь». А по какому поводу, спрашиваю, такие заманчивые условия? Он мне отвечает: «Понимаешь, колонии помощь нужна — стройматериалы, например, оргтехника. Раз в месяц краски в колонию купить, досок, компьютер». В общем, договорились мы с ним. И действительно, пока Борисыч был у власти, все у меня было хорошо. Тогда я заподозрил одну простую вещь: деньги на оргтехнику, которую я за свой счет покупал, колонии выделялись по госзакупкам. То есть, грубо говоря, при колонии была какая-то лавка, условная ООО «Ромашка»; на ее расчетный счет закидывались бюджетные деньги на покупку оргтехники. Компьютеры я покупал сам, а бюджетные деньги руководство колонии обналичивало и «пилило». Простая схема: проверка приезжает, оргтехника на месте, деньги ушли на дело.

Удар дубинки между ног заставляет радикально переосмыслить всю жизньТвитнуть эту цитату Я понимал, что повлиять на все беззаконие в ИК-5, будучи ее «пленником» я практически не могу, поэтому тихо ждал УДО, чтобы уже на свободе довести это до сведения прессы.  Но за несколько недель до моего первого суда по условно-досрочному освобождению Борисыч уволился. По официальной версии ушел на пенсию, но мне кажется, он в коррупцию заигрался и даже свидания за деньги продавал.

Техника и мебель, купленные Максимом для кабинета в воспитательном отделе. Это помещение также ремонтировалось  за его счет.Фото: из личного архива
Читайте также Условная справедливость   21 августа суд рассмотрит прошение Евгении Васильевой об условно-досрочном освобождении. Ольга Романова вспомнила, как обстоят дела с прошениями об УДО у других российских осужденных
 

После его ухода с УДО я пролетел, несмотря на то, что у меня было три поощрения и никаких нареканий. Было одно взыскание — за то, что лег спать позже отбоя на семь минут. Впрочем, это взыскание было погашено.

Два месяца я впахивал на расконвойке в свинарнике и в столовой; через два месяца пошел к замначальнику колонии и говорю: «Вы знаете, сколько всего тут было куплено на мои деньги? Вы знаете, что это все незаконно?» Тот выгнал меня с матом и угрозами насилия. Позже мой адвокат позвонил непосредственно в управление ФСИН по Орловской области, в этот же день Гревцев вызвал меня и сказал, что я могу «идти в клуб, заниматься, чем хочу, хоть книжки там читать, хоть в шахматы играть, хоть просто в бараке спать, лишь бы я эту тему не поднимал».

Имена некоторых героев по их просьбе изменены.

Exit mobile version