Едоки картофеля

Шагаем по размытой проселочной дороге. У каждого из нас в руках по пакету с самым необходимым: крупы, макароны, консервы, чай и сладости. Только в девятнадцати поселениях Смоленской области на попечении фонда находятся две с половиной тысячи человек. Многие семьи не могут позволить себе даже базовый набор продуктов, поэтому они получают регулярную помощь.

Наталья и Сергей, деревня Относово

«Молочка к нам приходит каждую неделю со склада. Йогурты — это у детей самое любимое. Фонд помогает, а так больше у нас и нет организаций, сельсовет бедствует. Я, конечно, льготы получаю, но их ни на что не хватает», – Наталья сидит на разложенном диване, который занимает почти половину комнаты. В тесной трешке они живут вшестером: мама, папа и четверо детей. Самой младшей, Веронике, еще нет и года. В соседней комнате стоит двухъярусная кровать, небольшой диван и массивный шкаф. Между ними едва ли можно протиснуться. Тут жил дядька Натальи — Сергей, но он умер семь дней назад. На включенном телевизоре пластиковая рюмка с кусочком черного хлеба. На экране мелькают яркие герои мультфильмов.

«Сережке пятьдесят лет в следующем году стукнуло бы. Он хороший был человек, ребят, но что поделаешь, жизнь такая, — отец семейства курит в форточку на кухне и вспоминает своего тезку. – Я сам еле успокоился, самого трясло. Сижу вот с октября без работы. Стройка у нас закрылась на время, говорят, кризис, а у меня уже с 2008 года так. До этого я восемь лет работал у одного подрядчика, хороший был мужик, грузин, но фирма закрылась. С того времени так и мотаюсь. То там поработаю, то здесь: то в Москву съезжу, то в область, то заплатят аванс, а то и кинут, — хватило бы только до дому  добраться. Не могу нигде закрепиться, после Нового года хочу вот в Питер поехать. Обещают как всегда золотые горы, ну а там посмотрим. Я всю жизнь на работе, хотя трудовую никогда не заводил. Дочь родилась, я был на стройке. Сразу приехал домой, а друзья мне потом привезли с вахты всего тридцатку. Ну и как на нее всем прожить?Сын и жена болеют, тещу и бабулю похоронили, я спину свою тоже угробил, таскал тяжести, теперь вот грыжаТвитнуть эту цитату Сын и жена болеют, тещу и бабулю похоронили, я спину свою тоже угробил, таскал тяжести, теперь вот грыжа, надо лечить».

На заплывшей жиром газовой плите постоянно горят две конфорки. Раскаленная решетка светится оранжевым огоньком: «Дети дома бегают целый день, а батареи холодные. Как на улице потеплеет, у нас сразу зябко, поэтому мы так топим». От перепада температур в квартире очень влажно, уголки фотообоев отклеиваются от стен. «Никита, не бесись», — Сергей тушит окурок и поглядывает на своего сына, который носится по кухне с большой красной звездой для новогодней елки.

— Никит, а ты уже написал письмо Деду Морозу? — спрашиваю.
— Он у нас писать не умеет пока, хоть ему и двенадцать, — отвечает за сына Наталья, — я как замуж вышла, никогда нигде не работала, только с детьми и сидела. Сначала со старшим сидела, потом с дочкой, а потом Никитка у нас появился. У него эпилепсия и небольшое отставание в развитии, поэтому теперь я вот с ним сижу и со второй маленькой дочкой.

Никита сам заработал деньги и купил звезду для елки. Саму елку, правда, купить пока не удалось

С виду Никита самый веселый и общительный. Он прыгает по диванам и креслам с игрушками, рассказывает, как помогал ребятам чинить машину во дворе или ремонтировать водопровод другу Илюхе. «Иногда нам дают путевки в санатории, но мы не ездим, сидим дома, потому что у него чуть что — приступ, — объясняет Наталья. — Я стараюсь его никуда далеко не отпускать, а так у нас тут все друг друга знают, поэтому он бегает, помогает, а я по дому. Сейчас вот с вами поговорю и пойду маленькую Веронику укладывать, потом дочь из школы придет. Надо приготовить что-нибудь. Нам вот со склада, бывает, замороженные продукты дают, котлеты или даже крылышки куриные. Я в комнате у сына еще елочку маленькую нарядила. Так что есть какое-то ощущение праздника.Я в комнате у сына еще елочку маленькую нарядила. Так что есть какое-то ощущение праздникаТвитнуть эту цитату Надеюсь, мы нормально отметим. Ну мы вообще каждый год нормально отмечаем».

Около входной двери тихо вздыхает Светлана, социальный работник и волонтер фонда продовольствия, знающая эту семью уже давно: «Понимаете, у них у всех затяжное депрессивное состояние. Видите, вы тут ходите, фотографируете, а они даже не понимают, что у них грязно, что можно было бы прибраться, вымыть всю кухню. Они уже ничего не замечают».

Кирилл Романович, деревня Чепчугово

В деревне Чепчугово всего двадцать пять человек. Но это уже с дачными, как говорят местные. То есть постоянно тут не живет почти никто.

Дом Кирилла Романовича виден уже с дороги — обвалившаяся крыша и черные стены. Несколько месяцев назад тут случился пожар. Замкнуло старую проводку. Сгорело почти все — удалось вынести лишь документы и зимнюю одежду. После пожара Кирилл Романович вместе с женой переехал в соседний дом к сыну, но жить там не смог, у жены от шока «с головой плохо стало». Ночью она прибежала к соседям с криками: «У меня в доме какой-то дед с трассы!» Так Нина Палладьевна перестала узнавать своего мужа. Кирилл Романович перебрался жить в баню, которую сам недавно построил. Сейчас ему 87 лет.

Небольшая баня стоит прямо за сгоревшим домом. Рядом новый колодец и ульи для пчел. Все это — дело рук Кирилла Романовича. «Вы чего тут столпились? Дед что-ли помер?» — спрашивает нас взявшаяся из ниоткуда бабушка Нина. «Просто пришли его навестить», — отвечаем мы. Нина Палладьевна смотрит отстраненным взглядом, разворачивается и тихо бредет в сторону дома.

— Вообще она у меня физически здоровая, трудяга. Вот клубнику она выращивала. Но пожар на нее сильно подействовал. Она сначала все причитала: «Ой, как же вы? Как же вы не удержали? Где мои сапожки? Где моя шубка? Вот у меня шапка там была».Она сначала все причитала: «Где мои сапожки? Где моя шубка? Вот у меня шапка там была»Твитнуть эту цитату А потом стало совсем плохо. Копается там, а я говорю: «Нина, да нету там уже ничего, все сгорело». Хоть я и старше на восемь лет, но у меня пока с разумом все в порядке, я поддерживаю ее. Готовлю ей еду, приношу, она сама сейчас не может.

Сын у меня в Москве, временно не работает. За сгоревший дом нам дали компенсацию — 17 тысяч, так он накупил продуктов на эти деньги, привез нам. Правда, холодильника пока нет, поэтому храню то, что не портится. Картошка у меня своя. А мясо я и не ем. Мы с сыном обращались куда только можно после пожара. Заявления были простые: «Помогите нам!» — только и всего, как на тонущем корабле. Так что вот она жизнь, а концовка плохая под конец года. Сижу тут один: ни телевизора, ни газет, а в окне этот дом старый, сгоревший. Как посмотришь, сразу тоска нагоняет, корвалольчик приходится пить. Хоть бы уборку сделать, разгрести эти завалы. Люди, слава богу, добрые, – принесли мне телефон, одеяла, радиоприемник — все вот, что вы видите тут. Так что я так тихонько к уху прикладываю динамик и новости слушаю. Раньше я смотрел, как Украина переживала Донбасс, люди там в подвалах жили, холод, голод. Так и у нас тут — люди меня спасли.

Чепчугово. Кирилл Романович на фоне сгоревшего дома

Я вообще-то люблю это место, потому что здесь, можно сказать, во второй раз родился. Мы ведь с женой жили в Приморье под Уссурийском, а сюда я только шесть лет назад переехал, потому что ослеп. Написал сыну, мол, теряю зрение, отправил письмо в Москву и все. Темнота. Он нашел мне тут клинику, домик, вот, в деревне. Мы продали все на Дальнем Востоке, купили этот дом и переехали сюда, в Чепчугово. На операцию меня сначала брать не хотели, что в Москве, что в Вязьме. Говорили, что катаракта запущенная. Но потом сказали, что можно сделать операцию, но они не гарантируют результат. А мне что? Я все равно уже был слепой, поэтому согласился. Сделали. На третий день я увидел белый свет. Я заново ожил, воспрял, оздоровел дважды. Развел пчел, стал на участке выращивать арбузы и дыни. Соседи мне не верили сначала, а потом я стал им раздавать настоящие астраханские. И мед тоже. Я все просто так отдаю, у пенсионеров что ли деньги брать? Я же знаю, пенсия уходит мигом.Я все просто так отдаю — у пенсионеров что ли деньги брать? Я же знаю, пенсия уходит мигомТвитнуть эту цитату Особенно, когда все с нуля, как у меня. Ни иголок, ни ниток нет, пуговицу нечем пришить, а дальше продукты, лекарства, ну и все. В 87 лет страшно начинать все сначала.

Я не сдаюсь. Главное трудиться, любить землю, с отдачей работать. После операции на глаза у меня случился инсульт. Мы же все продали на Дальнем Востоке, всю собственность. Болезненное у меня было состояние. Сижу утром и понимаю, что рука и нога отнимаются. Ну думаю, мать честная, надо «Скорую» вызывать. Доктор посмотрел на мой возраст и махнул рукой, поставил капельницу, а у меня уже рука не шевелится. Одну, вторую, третью. И вот я лежу ночью и понимаю, что у меня мизинец двигается. Встал сам, нашел в книжечке, что надо делать после инсульта. Там написано: физическая зарядка. Вот я по коридору туда-сюда ходил, занимался. Потом врач привел в палату студентов, показывает на меня и говорит: «Вот этот человек за каждую соломинку хватается, так борется на выживание! А ну, зажми мне руку». Я взял его ладонь. У него нежная рука, врачебная, а я как сожму ее своей строительной. Он сразу: «Ой-ой-ой» — ну, в общем, мы с ним друг друга поняли.

Я весной начну восстанавливать одну комнатку в доме, баньку доделаю, душ поставлю. Прогноз-то я слушаю, говорят, что лето будет хорошим, жарким.

Улыбаясь, Кирилл Романович провожает нас до калитки и уходит к своей баньке в семь квадратных метров, где ему предстоит переждать зиму.

Нина Романовна, село Вязьма-Брянская

В доме на Рабочей улице горит свет. Нина Романова ждет нас уже с утра. Рядом с ней спит ее кот, а безработный сын как всегда не дома. В просторной комнате чувствуется одиночество. Около небольшой искусственной елки фотографии маленьких внуков, которые уже давно выросли. «Вот этому комоду уже шестьдесят, дитятки, его еще мой дедушка делал, но его уже двенадцать лет как нет», — Нина Романовна ведет нас к круглому столу, на котором лежат ее награды и медали, завернутые в оторванную обложку детектива Дарьи Донцовой.

«Давайте, ребятки, присаживайтесь. Такую жизнь сложно рассказать», — говорит Нина Романовна и стоит. Ей 85 лет, и она уже плохо слышит наши уговоры присесть, поэтому все тоже слушают ее рассказ стоя.

— Я сюда в село пешком пришла, а тут был колхоз. Но немцы все сожгли, ничего не осталось.Я сюда в село пешком пришла, а тут был колхоз. Но немцы все сожгли, ничего не осталосьТвитнуть эту цитату Нечего было ни есть, ни пить. Тех, кто помоложе, ставили в центр, а старших по краю — ввосьмером мы детьми плуг таскали. Так что прожить такую жизнь страшную… Я трудилась в тылу на железной дороге. Некоторые люди сейчас работать не могут, а я старый человек, но не могу без дела сидеть. Труженик тыла, ветеран отечественной войны, медали, вот, все за труд — целая куча. Благодарностей целый вагон, одни благодарности…

Уже после войны, когда у меня были детки малые, я не могла их нигде оставить, пошла в школьную столовую чистить картошку. Пришел завхоз и говорит: ну, долго ты будешь тут этим заниматься? Так я стала техничкой и проработала в школе сорок лет. Сейчас иду по селу, все меня встречают, все знают. Обнимают, целуют. Жить хочется потом. Потому что я всегда с добром — кому помочь, кого обуть. На старости лет уже уборщицей была в сельсовете. Трудовой стаж у меня 65 лет, а потом я бедро сломала, по хозяйству тут делала кое-чего. У меня были козы, курочки, корова — вот, не управилась. Сейчас хочу еще раз козу завести, потому что нельзя сидеть, дитёнок, нельзя.

Нина Романовна с безымянным котом на крыльце своего дома

Дочь у меня в Краснодарском крае живет, а сын здесь. Но после того, как ему голову пробили, он поменялся. Раньше работал на местном заводе, почти сорок лет стаж. Теперь берут его куда-нибудь, а он немного посидит там и все. Так я его и выхаживаю. А третьего сына убили. Недалеко тут, на площади. Дочь приезжала, когда я в больнице лежала, звала меня с собой на юг, а я не могу, я прижилась уже здесь и все. В этом возрасте покидать родную землю уже очень плохо. Почему-то именно сейчас хочется еще пожить.

Какая мне нужна помощь? Вот телевизор внук привез, правда, черно-белый, но хотя бы показывает. Одежду внучка подарила. Из продуктов у меня картошка есть. Сажали всем миром, сельсовет помогал.Морковка есть, свекла, капуста, грибы. А вам что дать с собой? Возьмите хоть грибов сушеных, а то пропадутТвитнуть эту цитату Морковка есть, свекла, капуста, грибы. А вам что дать с собой? Возьмите хоть грибов сушеных, а то пропадут.

Мы вежливо отказываемся. Уже на обратном пути проходим мимо дома Нины Романовны, она выбегает к нам с кульком сладостей. За ней семенит кот.

«Человек уже из-за вас сходил в магазин и на последние деньги это купил. Не взять нельзя. Вы ей столько радости доставили просто тем, что пришли, поговорили с ней, пофотографировали, вы даже представить не можете. У стариков ведь главная проблема — это тотальное одиночество. Что им от этих корочек и благодарностей? Они просто чувствуют себя ненужными и забытыми», — говорит соцработник Светлана.

— Нина Романовна, а как вашего кота зовут?
— Кота-то, дитятки? Да я пока не придумала. Зато посмотрите, какой он ласковый.

Нина Романовна обнимает нас на прощанье, прижимая к груди белого пушистого кота. На Рабочей улице уже окончательно стемнело, но вдруг прямо над нами зажигается первый робкий фонарь.

Накормить подопечных фонда продовольствия «Русь» может каждый, пожертвовав на сайте dobro.mail.ru

Еще больше важных новостей и хороших текстов от нас и наших коллег — в телеграм-канале «Таких дел». Подписывайтесь!