Больше четырех лет режиссер Елена Погребижская работала над документальной трилогией «Без семьи». Первый фильм «Мама, я убью тебя» — о детях-сиротах из детского дома, которых в качестве наказания за непослушание отправляют в «психушку», — вызвал большой резонанс не только в обществе, но и среди чиновников: с голов полетели шапки, а диагнозы около тысячи «умственно-отсталых» детей были пересмотрены. Второй фильм — «Мальчишки с улицы Свободы» — рассказывал о приемной семье, в которой росли два мальчика из детского дома. «Васька» — заключительная картина этой «сиротской» трилогии — история юноши, которому удалось адаптироваться к жизни в социуме. Фильм «Васька» был показан на фестивале авторского документального кино «Артдокфест-2015», а с завтрашнего дня он будет доступен для широкого просмотра на сайте студии. Мы поговорили с Еленой Погребижской о «Ваське», социальной миссии документального кино и активной жизненной позиции.
Елена, вы писали, что «Васька» — первый ваш фильм с хеппи-эндом. Вам было важно закончить «сиротскую серию» именно на такой положительной ноте?
С одной стороны, так было задумано. Мы выбрали героя, Ваську, именно за этот его жизненный вектор — снизу вверх. Было понятно, что он стремится к лучшему. С другой стороны, мы снимали его пару лет и поначалу было неизвестно, что с ним будет происходить. Но все вышло так, как мы и предполагали.
О чем этот фильм, если в двух словах?
Могу сказать, что для меня он похож на картину «Миллионер из трущоб», — фильм про героев, у которых вот такая судьба, — с самого дна наверх. Или, как сказала одна из героинь фильма «Васька», это рыцарский квест.
Классическая сказочная схема, просто в обстоятельствах России и интернатской системы
Герой преодолевает страшные, казалось бы, непреодолимые испытания, воспитывает и совершенствует свои личные качества, ну и хэппи-энд в конце, когда рыцарю достается прекрасная девушка. Классическая сказочная схема, просто в обстоятельствах России и интернатской системы.
В какой момент этого «квеста» вы познакомились с Василием?
Когда он учился в колледже. Денег у него тогда было совсем мало. Парень голодал в буквальном смысле слова: жил на пособие, которое уходило на выплату бытовых кредитов, и зачастую ел через два дня на третий. Он тогда был одинок, жил в однокомнатной квартире, учился, имел кучу планов. Вот и все. Но его будущее было крайне неопределенным.
После знакомства вы сразу поняли, что он особенный и не похож на других пациентов психоневрологических интернатов?
В принципе, нет. Он, конечно, очень открытый, цельный и приятный парень, с одной стороны. А с другой, на лбу у него ничего не было написано. И мы его выбрали только потому, что к тому моменту он уже проделал довольно большой путь.
А часто ли пациенты психоневрологических интернатов выбираются из-за забора и начинают самостоятельную жизнь в обществе?
Я знаю только еще одну девушку, с которой мы познакомились как раз во время съемок фильма про Василия. Ее зовут Галя, и она вместе с Васькой училась в вечерней школе «Большая перемена». После разговора с ней становится понятно, какой ужас творится в государственной системе психоневрологических интернатов. Галя говорит на правильном русском литературном языке, у нее глубокий приятный голос, слушаешь ее и диву даешься, куда все эти люди, ставящие диагнозы, смотрят. Я сняла про нее короткометражный фильм «10 процентов» (по статистике, именно такое количество выпускников детских домов адаптируется в социуме; остальные 90% распределяются так: 40 % попадают в тюрьму, 40 % становятся алкоголиками и наркоманами, 10% заканчивают жизнь самоубийством. — прим. ТД).
После выхода вашего фильма «Мама, я убью тебя» последовали конкретные изменения в законодательстве, были пересмотрены диагнозы около тысячи детей, которые до этого считались умственно-отсталыми. У вас была какая-то схожая социальная миссия, когда вы снимали фильм «Васька»?
Не было никакой социальной миссии. Документальное кино снимается ради того, чтобы оно было снято и показано. Это не телепередача, не политический доклад в парламенте — это кино. Главная задача, чтобы его посмотрели зрители. Если произойдут изменения, – хорошо, нет, значит, нет. Вот, например, снимает известный американский режиссер-документалист, Майкл Мур, фильм «Боулинг для Колумбины». Это социальная картина про проблему огнестрельного оружия в Америке и про постоянные перестрелки, которые происходят в школах, колледжах, на улицах. Ну и что? Вот режиссер обрисовал эту проблему, но в конце нет титра: «Ребята, если вас это бесит, как меня, то идите и берите штурмом Белый дом». Фильм — это просто фильм.
Но в «Ваське» же есть конкретные указания на правонарушения. Например, для того, чтобы Ваську отпустили в вечернюю школу, одной из героинь фильма пришлось купить в интернат плазменный телевизор.
И для кого эти указания?
Для чиновников, контролирующих органов…
Это не указания чиновникам, чиновники и так об этом знают. В фильме не заложено алгоритма последующих действий. Задача фильма — тронуть зрителя. И точка.
Если зрителем оказался вице-премьер, как в случае с фильмом «Мама, я убью тебя», то вице-премьер проведет реформу
Если зрителем оказался вице-премьер, как в случае с фильмом «Мама, я убью тебя», то вице-премьер проведет реформу законодательства. Прекрасно, отличный результат. Но мы его не планировали и не закладывали. Ровно как и не планировали и не закладывали ничего в остальные фильмы. Потому что это кино и все.
А кто все-таки «главный злодей» в этом фильме? Конкретные люди на местах, подписывающие бумаги? Или они тоже жертвы большой системы, исправно функционирующей уже многие годы?
Наверное, и так и так. Раньше у меня была точка зрения, что взрослые люди должны отвечать за то, что они сотворили с другими. Вот прямо отвечать за то, что лишают детей свободного выбора или запихивают их в «психушку» в качестве наказания. Но в последнее время меня увлекают в более беззлобную позицию, — они, мол, такие же несчастные, как и дети, и им можно посочувствовать, ведь они тоже своего рода заключенные. Знаете, как полицейские, которые на самом деле, как и заключенные, сидят в этой же тюрьме только с другой стороны, но заключенные сидят там свой срок, а полицейские — всю жизнь. Но, если честно, у меня эта мудрая и терпимая философия пока ну никак не укладывается в голове. То есть, я знаю, что правильно думать вот так, но не могу.
Обычно в конце своих киноклубов вы просите зрителей продолжить фразу: «После фильма я…», которая должна описывать их личные эмоции, желания или стремления, возникшие после просмотра. На что бы вы хотели побудить зрителей фильмом «Васька»?
Читайте такжеВ казенных лапахВыпускница нижнеломовского дома-интерната для детей с физическими недостатками Ольга Склямина через программу «Пусть говорят» нашла свою мать, но пожить в новой семье так и не успела. Андрей Лошак рассказывает об Ольге и судьбах других выпускников дома-интерната
Наверное, можно сказать, что я хочу, чтобы у людей сформировалась некая активная позиция. И это не общие слова. Поясню. Например, на трассе происходит авария, и переворачивается автобус. Трупов нет, но людям, выбравшимся из него и стоящим на обочине, надо куда-то доехать. И понятно, что есть машины, которые людей берут, и те, которые проезжают мимо. Вот пусть люди останавливаются и помогают другим. Активная позиция — это когда человек живет с установкой, что он может что-то изменить. И этого мне, в общем-то, достаточно. А что он будет менять, когда и куда — его личное дело.
Сейчас идет сбор денег на перевод фильма на два европейских языка, субтитры и отправку на кинофестивали (большинство значимых фестивалей требуют взнос). Поддержать «Ваську» можно на сайте студии http://www.partizanets.com/podderzhi-nas/
