В селе Арей чуть больше сотни жителей и четыре улицы: Кирова, Лесная, Школьная и, конечно же, Ленина. Улицы застроены своего рода типовыми домами: добротные срубы с четырьмя окошками и верандой каждый появились в 1957-59 годах для работников леспромхоза. Леспромхоза больше нет, а село осталось.
Осенью 2015 года жители села Арей передали в забайкальские СМИ коллективное письмо. Селяне отказались голосовать на грядущих выборах в Госдуму, поскольку в этой «деятельности» они не видят смысла. «Кроме как потратить средства на выборы, это ничего не дает. А этих средств вполне хватило бы для того, чтобы решить наши проблемы», — поясняют свою позицию члены инициативной группы. Причина деревенского бунта проста — несколько лет назад обнаружилось, что жители Арея не могут приватизировать собственные участки, поскольку земля под их домами и огородами принадлежит лесному фонду.
«Государственная лесная служба оформила эту землю на себя, невзирая на то, что некоторые дома уже были частными. Вроде бы и стоит село. Но в Госреестре записано, что нет его, на самом деле здесь сосновый бор», — сказано в письме.
Чтобы добраться до села Арей из Читы, нужно примерно 230 километров трястись по трассе «Байкал» в сторону Улан-Удэ. Все пассажиры автобуса должны быть обязательно пристегнуты, об этом перед рейсом буднично, но настойчиво сообщает водитель. Федеральная автодорога «Байкал» покрыта заплатками, швами и ямками. Местные жители говорят, что ремонт дороги сейчас выражается в этих самых заплатках. Вокруг трассы либо степь, либо тайга, либо руины колхозных коровников и остатки оград пастбищ.
Проезжую часть пересекает поземка, раз в несколько минут встречается автомобиль. В основном это фуры-«американки». Когда я шла на автовокзал, на моем градуснике было —36, а градусник на башне вокзала показывал бессмысленные иероглифы, видимо, замерз окончательно. К началу поездки потеплело. Стартовали мы при —31.
По пути в Арей водитель по требованию развозит пассажиров по другим селам. Основной тип прохожего там — мужчина с тележкой, на которой лежит металлический бидон на несколько десятков литров. Никакого водопровода в деревенских домах нет, и нужно ходить на водокачку. Как минимум четверть домов в каждом селе разрушены или пустуют. Пассажиры спрашивают, во сколько автобус поедет обратно, возможно, завтра это будет единственный транспорт в Читу. На одной из остановок автобус поджидает пожилая пара в валенках и телогрейках, они подхватывают пассажирку с годовалым ребенком на руках и быстрым шагом устремляются к дому. Мальчик одет в комбинезон и для верности замотан в шерстяной плед.
***
На въезде в село Арей стоит двухэтажное здание с шиномонтажем, кафе и стоянкой — это мотель «Огненный дракон». Мотель обеспечивает едой и ночлегом дальнобойщиков и туристов, местные жители ходят в магазин при «Драконе». Построив «Дракона», предприниматель Виталий Сумароков сразу приобрел проблемы с законом.
«Природоохранная прокуратура предъявила ему иск, что «Дракон» построен незаконно, что это капитальная постройка, и она подлежит сносу, поскольку построена на землях лесного фонда, не отведенных для нужд сельского поселения, скажем так. Я рассматривала это дело, и, скрепя сердце, пришлось иск удовлетворить, потому что юридически, действительно, отель построен на землях лесного фонда. Хотя он построен, собственно говоря, посреди поселка», — рассказывает корреспондент газеты «Улетовские вести» Елена Чубенко, до 2007 года работавшая федеральным судьей. После этого владелец мотеля несколько лет пытался оспорить решение суда и даже самостоятельно оплатить процедуру межевания земель, чтобы отвести их для нужд сельского поселения, но не преуспел.
Справа: Почта России в селе АрейФото: Юлиана Лизер
«Решение так и подлежит исполнению, но для сноса этого капитальнейшего здания нужны большие средства. А их нет, — подытоживает Чубенко. По ее словам, именно эта история с «Драконом» побудила местных жителей задуматься о своих правах на землю. — Многие продали бы свое жилье и уехали куда-то, например, в город к детям. А продать нельзя, потому что ни один не может зарегистрировать право собственности. Я каждый раз удивляюсь: налоги с них берут за землю и строения, на выборы их зовут, поскольку юридически люди существуют, а села как такового юридически нет», — недоумевает она.
***
Через трассу от села Арей находится одноименное озеро. Летом на турбазы у водоема съезжаются отдыхающие, а сейчас на озере нет даже вездесущих любителей подледного лова. «Рыба не идет, холодно еще», — объясняет Маша, сидя на табурете у печки. Раскосой Маше тридцать с небольшим, левый глаз заплыл бельмом. Говорят, она однажды угодила в «мужскую драку» и случайно получила в глаз перстнем. Врачи сказали, что сделать ничего нельзя. Маша нигде не работает, перебивается случайными заработками. На ней огромные валенки, ватник и шапка, у печки она даже не расстегивается. «По улице-то пройдешь, околеешь весь. Какая тут рыбалка, спросите тоже», – тихо бормочет она себе под нос.
В доме у Любови Горковенко тепло; пьем чай с молоком и мороженым калачом, — холодный калач вприкуску с горячим чаем считается зимним лакомством, — и рассматриваем старые фотографии.
Семья Горковенко приехала в Арей в 1957 году. Сама она родилась на станции Бада Хилокского района, и когда отец отправился на работу в леспромхоз, ей было четыре. Бабушку же в эти места «переселил Сталин», потому что она была из богатой украинской семьи, — «хохлуша», как выражается Горковенко.
«Когда мы сюда приехали, деревня отстраивалась только, народ был очень дружный. Если какой-то праздник, всем селом собираются, ходят, песни поют, а потом играют с ребятишками в лапту», — вспоминает она.
Тогда в Арее жило около 500 человек. Горковенко закончила школу и пошла работать поваром на турбазу, соответствующие курсы были там же. Отработав 18 лет на турбазе, стала пекарем, потом еще 10 лет проработала директором сельского дома культуры. Пять лет, до осени 2015 года, была депутатом местного самоуправления. «Маленько неправильно мы свою молодость понимали. Это сейчас мы понимаем, что мы маленько загубили ее, молодость-то. Надо было учиться, надо было ехать куда-то. Тогда-то было много перспектив, — вздыхает она. — А сейчас, даже если учишься, так в нашей деревне уже все равно работать не сможешь нигде. Поэтому молодежь и тянется отсюда».
— Сходила я, шесть коробочек спичек купила. По рубль пятьдесят! — внезапно говорит Маша.
— Спички? Ой-ой-ой, что ж такое-то. Ужасти какие-то! — отвечает Горковенко.
— Я сейчас кольну одну большую, чтобы завтра тебе на утро было. Но там еще охапка. Сейчас я кольну быстро и побегу, а то темнеет, — Маша торопливо срывается во двор колоть дрова.
— Девчонку жалко. Мать всю молодость испоганила ей, с 13 лет под мужиков подложила, — вздыхает Горковенко. — Арейские к ней неплохо относятся, она такая работящая девчоночка-то. Она мне помогает, как я начала сильно болеть. У меня с 2000 года кардиостимулятор стоит на сердце, а последние три года уже ничего делать путем не могу. И вот она мне помогает, а я ее подкармливаю. Она продуктами берет, когда выпить захочет — выпивкой, но сейчас редко стала выпивать. Девчонка работящая, но жизни нету никакой.
Справа: архивная фотография семьи Любови ГорковенкоФото: Юлиана Лизер
В 90-е годы лесное хозяйство и колхозы развалились. Школы в селе Арей нет уже больше 10 лет, и дети ездят учиться в село Танга — 20 километров по трассе в сторону Читы. Первоклассников в этом учебном году в Арее не было, в прошлом было двое. Школа была восьмилетка, но «учителя все поразъехались»
Работы в селе почти нет. Мужчины ездят заготавливать лес, а женщины устраиваются либо в библиотеку, либо в клуб, либо в какое-нибудь придорожное кафе. Летом лучше — можно работать на турбазе. Предприимчивые местные жители собирают со дна озера грязь и так называемую «озерную картошку» и продают все это туристам («картошкой» называют округлую водоросль, которую, если повезет, можно найти на берегу Арея, она, как и грязь, считается целебной. — прим. ТД).
Несколько лет назад на село обрушился огромный град. «Переносицу мне раздробил», — показывает на нос бывший депутат местного самоуправления. В результате ненастья пострадал клуб, который чуть не закрыли.
— Деревню-то нашу разваливают. Они ее просто сами разваливают. Они — это вышестоящие. Какая же деревня без клуба-то? Но мы его отстояли. Сергей Павлович (Савин, глава Улетовского района. – прим. ТД) стал нам помогать, когда понял, что население все равно не попустится этим всем, – рассказывает Горковенко.
Сергея Савина тут считают защитником. В декабре 2015 года администрация Улетовского района обратилась в районную прокуратуру. «Поступают заявления от граждан по оформлению земельных отношений под жилыми домами, а также для строительства индивидуального жилого дома в с. Арей. Данные заявления отклоняются в связи с отсутствием полномочий по распоряжению земельными участками в с.Арей», — объясняет в документе глава Улетовского района Сергей Савин.
Справа: кот Степан в доме у Любови ГорковенкоФото: Юлиана Лизер
Если вкратце изложить бумажную суть дела, то выходит следующее: в справочнике административно-территориального устройства Читинской области от 1997 года село Арей обозначено как населенный пункт, но по данным лесного фонда территория села относится к категории земель лесного фонда. «Само нахождение населенного пункта в землях лесного фонда в определенной мере противоречит действующему законодательству Российской Федерации», — справедливо отмечается в обращении в прокуратуру. Арейцы попали в бюрократическую прореху: по бумагам на месте села должны расти деревья, а на самом деле там живут люди. Приводить бумаги в соответствие с действительностью чиновники почему-то не хотят.
«Нужно заплатить за межевание земель, отвести эти земли из федеральных в муниципальные и сделать их землями сельского поселения. Я не знаю, кто там может быть против. Если бы лесники говорили: «Простите, тут стоит вековой бор, не дадим!» — тогда понятно. Но если там де-факто стоит деревня, почему это на каких-то высоких уровнях не разрешить? — недоумевает бывшая судья Чубенко. — Везде, где можно топотать, психовать, злиться, отправлять бумаги, — все отправили. На каком уровне все это становится в кол, я не понимаю».
***
Разговор с бывшим депутатом сельсовета незаметно перетекает в политическое русло. О нынешнем губернаторе Забайкальского края Константине Ильковском нет ни одного положительного отзыва: «бардак устроил», «при Гениатулине такого не было», «не на своем месте человек работает», «сидел в Москве на шее у Путина», «бесполезный», «народ за народ не считает», «много накосячил тут» и так далее. С «Единой Россией» оказалось сложнее: несмотря на то, что Горковенко записала в партию коллега без ее ведома, когда она лежала в больнице на операции, партия бывшему депутату местного самоуправления нравится: «Она же путинская, сам Путин в ней состоит!» В компартии Горковенко не состояла — «косяки были».
— У меня с Владимиром Владимировичем частенько бывает переписка! — хвастается бывший депутат.
— И что, отвечает? — не верю я.
— А как же! Отвечает! — хитро смотрит на меня Горковенко. — Медведев тоже неплохой, но…
— Но туповат! — смеется Маша у печки.
— Не сказала бы, что туповат, но Владимир Владимирович лучше держит страну-то нашу. Всю нашу родину не обхватишь. Нас очень много, а он один. Но иногда, конечно, охота ему вопрос задать, чтобы на наше Забайкалье внимание обратил. На наши села-то внимание обратите, вы народу-то не дайте гибнуть! — в голосе Горковенко вдруг появляются угрожающие нотки. — Я так про себя думаю, что эти все вышестоящие шишки считают, что если мы в деревне живем, то мы народ очень безграмотный. А мы очень все грамотные. Им не надо считать нас забитыми людьми. Мы никогда не были забитыми и не будем, и мы свою точку зрения отстоим все равно.
Справа: Тепляк около дома Любови ГорковенкоФото: Юлиана Лизер
Уже стемнело, и Маша порывается домой, — она топила печь, и теперь пора закрывать трубу, чтобы тепло осталось в доме. «Холодина. Теплее были зимы намного, а нынче вся деревня жалуется, и дров не купить — пять тысяч машина. А за зиму сейчас при таком морозе три машины только в путь улетает. Вот 15 тысяч, и где ты их возьмешь?» — говорит она (под машиной здесь подразумевается грузовик ГАЗ-66. — прим. ТД). Выход — идти в лес пилить дрова самостоятельно, если позволяют силы и здоровье.
***
В отличие от водителей маршруток, Марина Кавалевская пристегиваться не намерена, она ловко обгоняет фуры и объезжает невесть откуда взявшиеся на дороге камни и поленья с явным превышением скорости. «Я местная знаменитость», — смеется она после того, как сотрудник ППС, остановивший нас на посту, молча возвращает документы, не выписав штрафа. На груди у знаменитости целый набор подвесок, в том числе с драконом, на зеркале заднего вида болтается ведьма, от крутого удара по тормозам в меня откуда-то прилетает черный паук. Пять лет назад Кавалевская пришла работать в «Дракон» администратором, в 2012 году взяла мотель в аренду у предыдущего владельца и вскоре столкнулась с судебными приставами. В декабре 2015 года они пригрозили отключить в мотеле электричество, но Кавалевская настроена оптимистично: «Во-первых, они не имеют права этого делать зимой. Во-вторых, судебные приставы вообще не имеют права выносить такие решения. Ну и оплата за электроэнергию у нас проходит стабильно».
Кавалевская сетует, что очень сложно найти непьющих сотрудников, и перечисляет таких буквально по пальцам. Пьющие к работе относятся ответственно, но регулярно не возвращаются после выходных, а потом приходят в себя и начинают каяться.
«Вот сейчас сотрудница вышла, два месяца прогуляла. Потом звонит: «Вы меня простите». Я говорю: «Вы как в детском саду. Извините, я ударил, я сломал игрушку, я больше так не буду». Ну что, вызвала ее снова, потому что она действительно работает хорошо, — объясняет хозяйка «Дракона»».
Другой работник из далекой деревни домой не ездит вообще: родители умерли, дом занял старший брат с женой, и парень оказался никому не нужен. В выходные ходит рыбачить в деревню, а потом исправно возвращается. Правда, далеко не все, кто выходят на работу, действительно готовы что-то делать.
«Одна пришла ко мне работать горничной. Сидит в горничной, затолкает жвачку в рот, в 30 лет ничего не хочет делать. Ей с пинка: иди убирайся, иди это сделай, то сделай. Нет. В итоге разозлишься и увольняешь. Я работала в детской комнате милиции, находила общий язык с трудными подростками. А здесь у меня очень тяжелый контингент», — сетует Кавалевская.
Кроме создания рабочих мест мотель, как выяснилось, оказывает району и прямую материальную помощь. Кавалевская рассказывает, что заказывала на свои средства занавес для сельского клуба в Арее, что отправляет туда бесплатно дрова, что выделяет по просьбе главы района деньги в экстренных случаях кому-то на операцию. «Какой-то чиновник скорее всего увидел, что здесь хороший доход, а здесь действительно хороший доход, особенно летом. Точка уже раскрученная. Скорее всего, это здание могут снести на бумаге и на бумаге же снова построить. Вот и все», — размышляет Кавалевская. Когда потеплеет хотя бы до −20, в «Драконе» запланирован ремонт.
***
Жителям Арея повезло: фельдшер в деревне есть. Ирину хвалят: «бегом бежит» на вызовы в любое время дня и ночи. Если нужно — приходит к больному каждый день несколько месяцев подряд.
— У нас холодно. У нас —4 в пятницу было утром. Представляете? С обеда нагрели до 15 градусов. Нам нужно делать ремонт, печку полностью переделывать, двери, завалинки и все утеплять, а ремонты не делаются, — рассказывает Ирина о своем рабочем месте.
Образование у Ирины среднее специальное. Работать в Арей она приехала больше 10 лет назад. Жила в муниципальной квартире, вышла замуж за арейца, двое детей. «Слава богу, задержалась», — радуются местные. Заниматься, как говорит фельдшер, приходится «вообще всем»: и осмотром, и прививками, и беременными, и детьми до года.
— А где вы берете лекарства?
— А нигде не берем! Заказываем!
По словам Ирины, препараты на неотложную помощь выделяет больница. Чтобы добыть все остальное, нужно ехать в аптеку в Улеты, административный центр района. Жители Арея узнают, когда фельдшер поедет в райцентр, и делают ей заказы. Но почти 120 километров до ближайшей больницы — это очень далеко, сетует она.
Проблемы с транспортом в Арее были всегда. Когда-то от села до райцентра раз в день ходил автобус, теперь вместо него есть маршрутка до Читы, последняя — в 13.00. Можно еще выйти на трассу ловить попутку, но исключительно на этот метод местные предпочитают не полагаться, попутки сейчас пассажиров не берут.
«У народа же как говорят: «Копится, копится, копится, копится, а потом раз, и выплеснется все». Мы, конечно, воевать так не можем, как другие страны, забастовки-то делать. У нас в России нет такого, что вышел, наорал, плакаты вынес — и все. Мы стараемся решать вопросы мирно, потихонечку добиваемся своими силами. Но мы тут народ храбрый, никогда никого не боялись и не боимся. И вот мы решили на сходе: пока не вернут нам землю, депутатов выбирать не будем. Они на нас наплевали, а мы наплюем на них!» — рассказывает Горковенко, одна из инициаторов коллективного письма с отказом от участия в выборах.
С транспортом мне повезло, и ловить на пустынной дороге попутку не придется, — хозяйка «Огненного дракона» согласилась подбросить меня до Читы. Вдоль трассы «Байкал» бредут мрачные оборванцы с бурятскими лицами, Кавалевская называет их нумизматами. По местной традиции проезжающие по сопкам бросают из окон машин мелкие монеты «на благополучие», а эти люди их ищут и собирают. Слева от трассы стоит бурятское священное дерево, обвязанное лентами-хадаками. На асфальте видна примерзшая розоватая масса, — кого-то насмерть размазало по дороге. Розоватую массу ковыряет сорока, но заблаговременно отлетает в сторонку, чтобы пропустить наш автомобиль.