Сотрудник ракетно-космической промышленности — о том, почему падают ракеты, и можно ли спасти российскую космонавтику эффективным менеджментом
«Сел в уголок и стал получать 14 тысяч рублей в месяц»
Когда я выбирал вуз, у меня не было представления о будущей профессии. Я закончил школу в начале нулевых. Тогда было сложно понять перспективы развития нашей страны. Куда бежать, что делать. Старшее поколение намекало мне, что, возможно, космонавтика или авиация будут связаны с чем-то более-менее перспективным, хотя на том этапе были поголовно востребованы юристы и экономисты. Тогда еще можно было поступить в институт по системе школа-вуз, когда выпускные экзамены в школе засчитывались за вступительные. У нас было три класса. Один при МГУ, другой при МАТИ, третий при МАИ. Я попал в класс МАИ, думал, будет интересно.
Я поступил на факультет авиационных двигателей на кафедру ракетных двигателей. Уже во время учебы можно было работать по будущей специальности, но тратить свое время на зарплату в пять тысяч рублей в месяц мне не хотелось. Тема моего диплома — двигатель к подводной ракете «Шквал».
Первые полгода после института я бездельничал. А потом стал искать, куда идти работать. Я решил попробовать свои силы в центре Хруничева как разработчик и изготовитель ракет-носителей «Протон», «Ангара» и других изделий.
Студенты Московского авиационного института (МАИ) во время занятийФото: Валерий Шарифулин/ТАСС
Я попал в одно из подразделений КБ «Салют». В конструкторском бюро молодежь больше двух-трех лет не задерживалась, получала опыт в проектировании, конструировании, работе на специальных программах и уходила в коммерческие компании с куда более высоким уровнем зарплат.
Я вышел на работу, получил должность инженера-конструктора III категории. Сел в уголок и стал получать 14 тысяч рублей в месяц. Отвратительно мало. На дворе был 2010-й год.
«Чувствовалась некая причастность к этому»
Моя работа заключалась в согласовании конструкторской документации на двигатели, ее проверке, участии в отработке новых изделий. Учился писать официальные письма, приходилось печатать за самое старшее поколение различные бумаги, письма, решения. На тот момент процент таких сотрудников в нашем подразделении достигал 60-70%. Сейчас, насколько мне известно, там остались только люди, которые старше меня лет на 5-10, и пенсионеры — на мой взгляд, космические альтруисты. Ну или не сильно амбициозные товарищи, которых все устраивало. Были и эффективные ребята, которые много трудились и за это поощрялись. Но на их фоне не видели остальных. На работе царила атмосфера конца 80-х годов. Меня, конечно, это не устраивало. Я хотел развиваться, расти.
Через год я прошел аттестацию на инженера-конструктора второй категории. Зарплату подняли на две тысячи рублей. Спустя два года по протекции одного из моих однокашников я успешно прошел собеседование с руководителем одного из созданных на тот момент подразделений «Центра» (управленческая структура ФГУП «ГКНПЦ им. М.В. Хруничева»). На новой работе, хоть и юридически в той же компании, я начал участвовать в развитии двигательной кооперации. Тогда под управлением центра Хруничева находились почти все двигателестроительные фирмы отрасли. Приходилось изучать всю номенклатуру изделий предприятий, разбираться в особенностях конструкции того или иного двигателя. Задачи подразделения охватывали решения сложных вопросов, связанных с отработкой и испытаниями двигателей, развитием кооперации. Приходилось постоянно участвовать в совещаниях с представителями предприятий и отраслевых институтов, подготавливать презентации для руководителя к важным совещаниям и заседаниям. Общаться с главными инженерами предприятий, принимать косвенное участие в работе различных комиссий. Работа стала куда интереснее —возникало ощущение того, что ты занят нужным делом, а результат твоей деятельности идет на пользу отрасли. Хотя само ощущение космоса было далеко, но при каждом успешном пуске и выведении аппаратов на орбиту чувствовалась некая причастность к этому.
В цехе сборки ракет-носителей «Протон» Центра им. М.В. ХруничеваФото: Михаил Джапаридзе/ТАСС
Одновременно с переходом из КБ «Салют» в другое подразделение мне присвоили инженера I категории, а после года работы на новом месте я прошел аттестацию на ведущего инженера. Одновременно росла зарплата, к тому моменту достигшая минимального жизнеобеспечивающего уровня.
«Без диверсии не обошлось»
Это были 2013-2014 годы. На тот момент началась череда аварийных пусков. Резко встал вопрос о контроле качества изготовления изделий. Механизм контроля качества оставался неизменным с советского периода. Работа контролером — очень ответственная, но при этом одна из самых низкооплачиваемых. Предприятие платит контролеру 18-20 тысяч рублей в месяц и требует соблюдения максимально жестких условий в работе. Одна маленькая ошибка может повлечь большие последствия. Возникает вопрос, где взять молодые кадры, и как обеспечить достойный уровень мотивации таких сотрудников? Проблема эта до сих пор не решена, насколько я знаю. А требования к сотрудникам достаточно велики. Нет, есть люди старой закалки, которые держатся на идейно-патриотической гордости, но их все меньше и меньше. Контролер каждый день должен перелопачивать кучу бумаг, смотреть — «прикрутили» или «не прикрутили» какую-либо деталь, необходимо еще и понимать что-то в этом. Зарплата маленькая, а ответственности на миллиарды. Когда произошла авария, в результате которой были потеряны три спутника ГЛОНАСС, отрасль потеряла очень много денег. Двигательная установка — очень сложный механизм, очень дорогой. Ему требуется определенный контроль. Когда изделие отлетало с 70-х годов, вся технология отработана до автоматизма. Остается только контроль.
Кроме падения качества контроля резко упало качество изготовления материалов. Те же самые сплавы стали изготавливаться предприятиями, перешедшими после развала Союза в частный сектор с более низким качеством. Страдает техника, материал не выдерживает тех нагрузок, на которые рассчитывалась конструкция того или иного изделия. Аварий было много — даже не одна в год. Если не ракета-носитель, то разгонный блок. А это потеря спутников, потеря денег, потеря контрактов, потеря прибыльности предприятия, удар по имиджу государства в конце концов. Когда начали падать ракеты, когда начало происходить недовыведение космических аппаратов, началась буря критики и давления на руководителей предприятий и отрасли в целом. Мне стало обидно за свою отрасль, ведь я тоже являлся частичкой этого, как его называли, бардака. Встал вопрос: почему? С ГЛОНАССами сказали, что там случайно неправильно установили датчик угловых скоростей. Мое, сугубо индивидуальное, мнение на этот счет — без диверсии не обошлось. В эту систему вбуханы миллиарды, запланирован пуск сразу трех аппаратов. Все долго-долго трудились. Много критики. Много потрачено сил, средств. Безусловно верили ракете-носителю, которая работала безотказно много лет. И тут происходит авария и потеря сразу трех аппаратов. Это очень существенный удар. Это бьет не только по престижу, это бьет и по обороноспособности страны, потому что это система, которая не только для гражданских нужд используется.
Ракета-носитель «Протон-М» с разгонным блоком ДМ-03 и тремя российскими навигационными космическими аппаратами «Глонасс-М» падает после старта с космодрома «Байконур»Фото: Юрий Алисеенко/РИА Новости
Датчик угловых скоростей невозможно случайно установить неправильно. Для этого есть специальный паз, куда датчик устанавливается в нужном положении. Для неправильной установки нужно приложить физические усилия, что противоречит логике и здравому смыслу. Дмитрий Рогозин в Twitter после аварии выкладывал фотографию с космодрома, где было видно, что этот датчик был неправильно установлен — прям царапины были видны. Мне кажется, что такое могли сделать только на полигоне, поскольку даже существующая система контроля выявила бы эту ошибку на ранних стадиях. Как на самом деле было, должны выявить следственные органы. Много вопросов и много загадок в том событии! Кому это все нужно? А был ли там ГЛОНАСС? Вопросов больше, чем ответов!
«Возможно, это и вообще начало конца ракетно-космической отрасли»
В 2014 году создали Объединенную ракетно-космическую корпорацию (ОРКК). В функции и задачи этого АО входило решение проблемных вопросов и реформирование промышленных предприятий отрасли. Оно должно было заниматься проблемами заводов, реформами заводов. Не думать, куда бежать, а подвести уровень промышленности под уровень, необходимый для решения генеральных задач. Хорошая, в принципе, мысль. После череды неудач и началась новая реформа отрасли. Такое ощущение, что просто ждали каких-то косяков. На пенсию отправились одни из лучших мозгов руководящей верхушки отрасли, уголовные дела заводились — чего только не было. И вот пришел новый руководитель «Роскосмоса». Игорь Комаров с «Автоваза». Не знаю, насколько успешным он был как руководитель в «Автовазе», но стабильность там была. Стало ли там хуже после его ухода? Не знаю.
В том же году моя карьера в центре Хруничева подошла к концу. Началась масштабная реконструкция. Уволили генерального директора Центра, пришел человек, который раньше возглавлял ЗАО «Гражданские самолеты Сухого». Пришел со своей командой и новыми задачами, которые должны были коррелироваться с новыми задачами ОРКК. Соответственно, начались кадровые перемены. Кто-то уходил по собственному желанию, кто-то по соглашению сторон. С кем полюбовно не могли расстаться — воевали. Потом началась череда судебных разбирательств с бывшими руководителями предприятия. Не то что бы это был конец прекрасной эпохи, но конец определенной эпохи точно настал. Возможно, это и вообще начало конца ракетно-космической отрасли, а может быть, наоборот — новый рассвет.
Руководитель Федерального космического агентства (Роскосмос) Игорь КомаровФото: Вячеслав Прокофьев/ТАСС
Я ушел вместе с руководителем — немного подустал от этой фирмы. Да и неблагодарная она оказалась, как и все у нас в промышленности. Я посчитал, что надо что-то менять. Волею судеб мне удалось получить хорошую работу в вышестоящей организации, начать работать там, куда все мои бывшие коллеги плевали с насмешкой — мол, там работают бездельники за баснословные оклады. Как в любой компании высокого уровня тут не обходится без людей «по блату» и откровенных лентяев, но хватает и серьезных, опытных людей, относящихся к делу со всей душой.
Конечно, многое в нашей отрасли нужно реформировать. Много цехов пустых, много площадей не работает, а это все стоит на балансе. Но нужно помнить, что космическая отрасль создавалась при почти безграничных финансовых вложениях. Космос — это прорывная область с точки зрения науки, развития станкостроения, технологий. Она тащит за собой развитие всех других отраслей. Допустим, ставится задача — лететь на Луну. Чтобы разработать аппарат, нужно придумать самые эффективные решения. По двигателям, по датчикам, по аппаратуре и т.д. Это все раньше очень хорошо развивалось, поэтому у нас и было огромное количество предприятий, в том числе и градообразующих. Вот закрой такой завод, и город умрет. И так по всей стране. Если сравнивать, сколько вкладывалось тогда и сколько сейчас. Небо и земля.
«Ближе к звездам только космонавты»
Теперь все перешли на рыночную экономику, и федеральные государственные унитарные предприятия, которые жили за счет государства, теперь будут сами зарабатывать деньги и платить налоги как АО. И как они будут выживать в этих условиях, когда основным источником дохода является госзаказ? Есть фирмы, которые могут продать свои изделия на коммерческий рынок, к примеру, космические аппараты (КА) или двигатели к ним, а есть фирмы, как центр Хруничева, которые могут продавать свои ракеты-носители. Но в мировом рынке доля денег, получаемых от средств выведения (ракет-носителей, разгонных блоков), составляет не более 5-10% от общего объема средств, крутящихся в космическом бизнесе. Основной доход приносят космические аппараты, которые транслируют Интернет, телевидение, используются в том числе и в военных целях. А ракета-носитель — это штука одноразовая.
Я уже шесть лет работаю в космической сфере. Отступать от нее как-то глуповато, но если здесь будет совсем тяжко, я планирую, возможно, перейти в какую-то смежную отрасль. Уходить, правда, пока некуда. Я иногда думаю, что мог бы жить более интересной жизнью, получать другие деньги, работая в тех же продажах.
Понедельник, 26 мая 2014 года. Жук на стартовой площадке космодрома Байконур, где готовят ко взлету ракету-носитель «Союз-ФГ», которая должна отправить на МКС космическую капсулу «Союз ТМА-13М» с новым экипажем.Фото: Dmitry Lovetsky/AP/ТАСС
Мне кажется, что я вовремя оттолкнулся от конструкторской линии и стал больше чиновником, чем разработчиком. Эта работа позволяет очень широко смотреть на разные вещи. Ты открываешь для себя новые технологии, новые подходы, новые материалы. Чтобы работа была эффективна и приносила результат, надо понимать четко, для чего ты трудишься: ради зарплаты или чтобы с гордостью отмечать 12 апреля. Каждый должен сам задать себе этот вопрос.
Большинство людей работает в этой сфере, потому что они отдали всю жизнь профессии, и она им нравится, пусть и за гроши. Создание чего-то нового, лучшего — особое чувство, ради которого, на мой взгляд, люди и остаются в отрасли, несмотря ни на что. Это очень крутое чувство. Неважно, кто ты — двигателист, специалист по приборам, по датчикам. Неважно. Ты частичка этого. Ближе к звездам только космонавты.