Детей привязывают к батарее на сутки. Им заклеивают рот скотчем, чтобы не мешали родителям веселиться. Им связывают руки и ноги. Их бьют. Ольга Алленова — о том, как мы можем помочь детям, пострадавшим от насилия
Маше было пять, когда ее забрали из семьи. Тане и Наде — восемь и 14. Родители ни разу не пришли к ним в детдом, а они никого и не ждали. Замкнутые, молчаливые, настороженные. Маша вообще не разговаривала, педагоги не могли понять — это следствие психологической травмы или органического поражения мозга. Диагностика во многих детдомах проводится слабо. Маше поставили задержку психо-эмоционального развития, а когда появились кандидаты в приемные родители, их предупредили: «Девочка, возможно, никогда не заговорит».
Сестры попали в хорошую семью. Их новые родители считали, что любовью можно вылечить все. Через год стало ясно, что одной только любви мало. Маша по-прежнему не говорила, Таня была очень закрытой, Надя просыпалась ночью с криком, ее мучили дурные сны. В школе у них не было друзей, с новыми людьми сходились трудно. Бывало, придут в гости друзья семьи, а дети их как будто не видят и не слышат.
На улицу сестры выходить боялись, даже в магазин. Покидали дом только с мамой. Пришлось купить им собаку, с которой они ходили повсюду. Еще через год родители обратились за помощью. К этому времени оренбургский фонд «Сохраняя жизнь» уже несколько лет работал с приемными семьями и их «трудными» детьми. «Наш психолог обратила внимание, что дома девочки ведут себя естественно, — говорит директор фонда Анна Межова. — Они были привязаны к своим приемным родителям. Но стоило им выйти за пределы своего дома, как появлялась высокая тревожность и напряженность. Они везде вынуждены были эмоционально защищаться, строить заборы. На это уходила вся их энергия, дети уставали».
Приемные родители знали, что девочки росли в неблагополучной семье, но они не могли предположить, через что пришлось им пройти. В первые же месяцы работы психолога и арт-терапевта с детьми стали выясняться подробности их прошлой жизни. Чтобы рассказать про эти подробности, нам пришлось изменить не только имена и возраст детей, но и некоторые детали этой истории.
«Родители наркоманы, в доме все время чужие люди, которые приходили за дозой, — говорит Анна Межова. — Девочек заставляли стоять «на стреме», пока родители готовили наркотические смеси. Их били. Надя часто вспоминает, что отец, когда бил ее по голове, матерился и грозился «убить суку». Когда деньги заканчивались, и готовить наркотики было не из чего, родители сдавали девочек «в аренду» своим же друзьям. Так продолжалось до тех пор, пока полиция не накрыла притон, а детей не забрали в приют».
Психологи еще не знают всех аспектов их жизни, терапия продолжается, девчонки постепенно открывают двери в свое прошлое. Но удалось выяснить причину их тревожности, страшных снов и настороженности с другими людьми — сестры боялись, что биологические родители увидят их в городе и вернут назад. Боялись, что их увидят друзья биологических родителей и донесут. Боялись оказаться снова в кровной семье. В безопасности они себя чувствовали только в квартире приемных родителей.
«Улучшения начались уже через пару месяцев работы психологов, — рассказывает Анна Межова. — Маша начала говорить — пока с трудом, с большими ошибками, но ей захотелось делиться своими переживаниями. А на третий месяц терапии они попали в первую смену нашего реабилитационного лагеря. Смена длится всего пять дней, но за это время мы увидели других детей. Они выходили за пределы лагеря без страха, гуляли по полям, они расслабились, стали более свободными. И главное — это увидела мама. Она поняла, что дети на самом деле не такие, какими она их видела дома, и что им просто мешал страх».
Реабилитационный лагерь, который проводит фонд, это совершенно уникальное явление. Год назад я была в Оренбурге и общалась с семьей, воспитывающей пятерых приемных детей. Дети из разных семей, но с похожим прошлым: пьяные родители, нищета, побои. Одна из дочерей пережила сексуальные домогательства со стороны отца. В реабилитационной программе фонда они были более двух лет, один раз побывали в реабилитационном лагере. Когда я пришла к ним в гости, они весь вечер рассказывали мне про «летний лагерь с мамой». Про бассейн и лес, про костер и песни, про сказки перед сном, про группу, где все валяются на полу на ковриках и болтают с психологом, и про маму, которая всегда была рядом.
Их приемная мама Светлана сказала мне, что сама другими глазами посмотрела на своих детей: «Я провела с ними пять дней, мне не надо было готовить, бегать по делам, водить всех в сады-школы. Мы вместе гуляли, пели песни, общались с психологом, с другими родителями и другими детьми. И весь год потом мы вспоминали этот отдых, он скрепил нашу семью, дал нам какую-то важную историю».
Анна Межова говорит, что в реабилитационном лагере семьи попадают в маленький мир, где все друг другу близкие, потому что имеют похожие проблемы, и поэтому не надо ни от кого защищаться. А если дети перестают защищаться — значит, лучше воспринимают родителей, психологов, окружающий мир. Психолог в лагере видит ребенка в течение дня, а не два часа в неделю — и лучше его понимает. В группах психологической разгрузки родители общаются друг с другом и понимают, что они не одиноки, что их проблемы не самые страшные, и что выход всегда есть. Дети общаются в своих группах под управлением психолога: кто-то, к примеру, начинает рассказывать страшную сказку, а остальные подсказывают развитие сюжета, делая ее не страшной, а веселой — ребенок видит трансформацию своих негативных эмоций в позитивные и перестает бояться.
Каждый год фонд собирает деньги на реабилитационный лагерь, чтобы помочь всем семьям, которые в этом нуждаются. В прошлом году Межова получила около 100 заявок из разных российских регионов — сарафанное радио разнесло по материнским сообществам весть о работе оренбургских специалистов с «трудными» приемными детьми, и выяснилось, что такую работу в России практически никто не ведет. Ребенок попадает в приемную семью из зоны неблагополучия с целым багажом пережитой боли, унижения и страха, а семья часто не готова ему помочь, потому что нет опыта и компетенции.
«Многие приемные родители не обращаются за помощью в органы опеки, — поясняет Анна Межова, — боятся. Органам опеки они рассказывают, что у ребенка все хорошо, а потом приходят к нам и говорят, как все плохо. Это, конечно, неправильно, но мы не можем заставить человека пойти за помощью к чиновникам, если он сам этого не хочет».
В большинстве регионов органы опеки и попечительства могут направить семью в реабилитационный центр (если в этом населенном пункте он есть) или к психологу в клинику (с записью на месяц вперед), но в таком случае органы опеки получают сигнал о том, что приемная семья не справляется, это грозит повышенным вниманием с их стороны, а в России с ее постсоветским синдромом семьи очень боятся пристального внимания государства. Поэтому большинство семей предпочитает скрывать от органов опеки свои трудности.
Есть еще психологи в школах и детских садах, но им не хватает знаний. Они часто связывают поведенческие проблемы ребенка с «генами», а не с пережитыми травмами. Часто родители слышат: «Он у вас приемный, а чего же вы хотели?» В школах вообще пока не готовы принимать детей с особенностями, говорит Анна Межова. «Ребенок из-за перенесенной психологической травмы часто не может вести себя как остальные дети, он дерется, кричит, а это не нравится окружающим людям. И общество говорит: заберите его на домашнее обучение, в коррекционную школу или куда угодно, чтобы он нам не мешал. Общество изгоняет ребенка. Нужны механизмы для его реабилитации, чтобы он не вырос изгоем, чтобы не провел всю свою жизнь изгоем. А механизмов нет».
Такой механизм возможен в рамках правительственного постановления № 481, которое с 1 сентября 2015 года реформирует систему детских домов и интернатов. В нем говорится, что дети должны жить в семье — кровной или приемной — и органы опеки должны сделать все от них зависящее для реализации права ребенка на семью. А пребывание в детском доме является временным. Если реформа состоится, детей в учреждениях станет меньше, а на освободившейся площади детдома или интерната можно открыть реабилитационный центр для приемных и кровных детей в районе.
Это позволило бы остановить приток детей в детские дома и упростило жизнь приемных семей. Но пока это в мечтах, реформа только начинается, а детям нужна помощь прямо сейчас.
К тому же реформа не может повлиять на снижение преступлений, совершаемых взрослыми в отношении детей. А значит, помощь детям, пережившим насилие, нужна будет всегда.
Более того, такая помощь нужна 80% приемных семей, потому что почти каждый приемный ребенок пережил психологическую или психофизическую травму.
В 2015 году Следственный комитет расследовал почти девятнадцать с половиной тысяч преступлений, совершенных в отношении детей. Из них 484 убийства, 1645 изнасилований, более 5300 фактов насильственных действий сексуального характера. В суды направлено почти десять с половиной тысяч уголовных дел, что на 25% больше, чем в 2014 году.
Каждый шестой ребенок становится объектом преступного посягательства со стороны близких ему лиц. В 2015 году от насильственных преступлений пострадало почти 12 тысяч детей, из них 1900 стали жертвами семейного круга.
Оренбург — на четвертом месте в России по количеству преступлений против детей. «У нас есть горячая телефонная линия «ребенок в опасности» — но о ней никто не знает, поэтому набирают по привычке 02, и участковый приходит на следующий день. Иногда это слишком поздно», — говорит Межова.
Детей привязывают к батарее на сутки. Им заклеивают рот скотчем, чтобы не мешали родителям веселиться. Им связывают руки и ноги. Их бьют. Насилуют. На их глазах бьют и убивают родных. Анна Межова до сих пор помнит ребенка, на глазах которого отец зарезал его мать. Мальчика взяла под опеку бабушка, он два года ходил на реабилитацию к психологу и арт-терапевту. Ему стало лучше, его сняли с терапии. Однажды Межовой позвонила его бабушка и сказала: «Анна, такое счастье, наш папа умер в тюрьме, нам теперь нечего бояться».
Специалистов, которые могут работать с детской травмой — особенно в сфере соцуслуг, крайне мало. Сегодня фонд «Сохраняя жизнь» проводит обучающие семинары для родителей, психологов, специалистов органов опеки и попечительства, детских домов. Чем больше родителей будет знать о том, как помочь ребенку, тем меньше детей вернется в детские дома. И тем меньше вырастет людей, ненавидящих этот мир за его жестокое обращение с ними.
В течение года фонд планирует провести реабилитационный лагерь для 100 детей, переживших травму. Консультации психологов и арт-терапевта получат еще около 500 детей. Фонд намерен выпустить информационную брошюру о помощи детям, пережившим жестокое обращение, в которой будет указан телефон горячей линии «Ребенок в опасности».
Для того, чтобы этот план на год удался, нужно собрать 1 900 040 рублей. Детство нельзя купить, и у него нет цены. Но иногда мы можем помочь ему вернуться.
Каждый день мы пишем о самых важных проблемах в нашей стране и предлагаем способы их решения. За девять лет мы собрали 300 миллионов рублей в пользу проверенных благотворительных организаций.
«Такие дела» существуют благодаря пожертвованиям: с их помощью мы оплачиваем работу авторов, фотографов и редакторов, ездим в командировки и проводим исследования. Мы просим вас оформить пожертвование в поддержку проекта. Любая помощь, особенно если она регулярная, помогает нам работать.
Оформив регулярное пожертвование на сумму от 500 рублей, вы сможете присоединиться к «Таким друзьям» — сообществу близких по духу людей. Здесь вас ждут мастер-классы и воркшопы, общение с редакцией, обсуждение текстов и встречи с их героями.
Станьте частью перемен — оформите ежемесячное пожертвование. Спасибо, что вы с нами!
Помочь нам