«Привет, меня зовут Паша, и я алкоголик». Я представлял, как говорю это, много раз.
Я захожу в какое-нибудь светлое помещение, на стульях в кругу сидят разные интересные люди. Какой-нибудь бородач в косухе с татуированными руками, агрессивная высокая худая девочка-подросток с черными волосами, интеллигентного вида пузатый лысый очкарик в костюме, домохозяйка в бигудях и еще пара-тройка персонажей. Я сажусь на свободный стул и слушаю, как они по очереди представляются.
— Привет, меня зовут Олег, и я алкоголик.
— Привет, меня зовут Настя, и я алкоголик.
— Я Кристина, и я алкоголик.
— Я Матвей, и я алкоголик…
Мой черед.
— Меня зовут Паша, и я алкоголик.
Все по очереди называют свои имена и признаются в том, что если они начнут пить, то уже не остановятся. Они говорят, что пить им нельзя совсем, что они никогда не выздоровеют, что в какой-то момент они решили больше не пить никогда и что им понадобилась помощь таких же людей.
Я никогда не ходил в группы поддержки. Признаться, я знаю о них только из американского масскульта. Мне кажется, что, если я приду в какую-нибудь подобную группу в Москве или Питере, там все будут говорить по-английски и вести себя как шаблонные персонажи сериалов. Я понимаю, что это будет совсем не так, но ничего не могу с собой поделать — такие уж ожидания.
Привет, меня зовут Паша, и я алкоголик. Мне давно хотелось это сказать, но так вышло, что я никогда никому не признавался в том, что у меня зависимость. Я не говорю «была зависимость», потому что это, видимо, со мной на всю жизнь, хотя я трезв уже три года, четыре месяца и пару недель.
Алкоголь я пил с 12 лет довольно весело и регулярно, но счел это проблемой только в 2012 году, когда в декабре отдыхал в одной из южных стран. Бутылка пива стоила доллар, рюмка дрянного виски стоила доллар. Для того чтобы отправиться в ад, мне требовалось от четырех до шести долларов. Обычно пьяные экстремальные путешествия стоили куда дороже и начинались минимум с полулитра чего-нибудь крепкого, поэтому я не раздумывал, а просто напивался. Беспощадный сатанинский коктейль вырубал и ноги, и мозг. Я отрубался в барах и непонятно как добирался до номера гостиницы.
Жарким утром меня терзало ужасное похмелье, вечером — желание поскорее накидаться. То, как я проводил время, мало отличалось от того, как я жил в Москве. В Москве я ходил на работу, после работы топился в бухле. Несколько лет я оправдывал свое желание пить тяжелым и нервным трудом.
Но вот в декабре 2012-го я понял: тяжелой работы нет, нервируют только гекконы на стенах, но я, вместо того чтобы радоваться жизни и солнышку, почему-то спешу в бар.
«Ладно, — думал я, возвращаясь домой с двумя спортивными сумками, набитыми бутылками. — Все дело в дешевом бухле. В России со мной такого не будет. Никогда больше не будет».