Санкт-петербургская школа №46 относится к так называемым коррекционным школам восьмого вида. Здесь учатся дети с нарушениями интеллекта. В отличие от многих других учебных заведений такого рода школа №46 не просто берет учеников с самыми тяжелыми нарушениями, но и готовит их к учебе в обычной школе. Завуч Людмила Иванова и эксперты фонда «Обнаженные сердца» рассказали о том, как американские методы работают на российской почве
— Вы уже семь лет занимаетесь обучением детей с расстройствами аутистического спектра и интеллектуальными нарушениями. Как получилось, что вы — единственная школа в Санкт-Петербурге, которая берется за образование детей, которые до этого считались не обучаемыми?
— Все началось с инициативы одной семьи, в которой был ребенок с очень тяжелой формой аутизма. В городе не было ни одного образовательного учреждения, которое согласилось бы принять девочку — она ведь даже в класс не могла зайти. Так что ее семья начала вкладывать деньги в обучение специалистов, чтобы они могли работать с самыми тяжелыми детьми с расстройствами аутистического спектра и разными интеллектуальными нарушениями. Первые два года эту программу спонсировал частный донор, а потом мы попали и в программу фонда «Обнаженные сердца».
— Расскажите про основные методики, которые позволяют вовлекать в процесс обучения детей с такими серьезными нарушениями.
— Мы используем поведенческие подходы. Для каждого ребенка, который приходит в нашу школу, мы собираем данные, анализируем причины его поведения, изучаем навыки коммуникации и социального поведения и составляем программу индивидуального развития.
Людмила Иванова, завуч школы №46Фото: Алексей Лощилов для ТДТакже для детей с расстройствами аутистического спектра очень важно структурировать обучение в школе, пространство, время и деятельность. Структура во многом основывается на визуальной поддержке. Мы составляем различные расписания: расписание на день, на урок, отдельных заданий внутри урока, даже расписание перемен. Педагогам понятно, чем занять ребенка во время урока, а вот когда ребенок выходит на перемену, начинается самое сложное — потому что он предоставлен сам себе.
Поэтому перемены тоже специально организованы: в коридорах есть батуты, на которых можно прыгать, телевизоры: ребята танцуют, учат части тела и так далее. Также мы много работаем над альтернативной и аугментативной коммуникацией и сенсорной интеграцией.
— Что это за направления?
— Альтернативная и аугментативная коммуникация рассчитаны на детей, которые пока не говорят. Методов много — например, система PECS (коммуникационная система обмена изображениями), которую мы используем, когда невербальный ребенок не умеет просить. Обычно начинаем с еды, так как это самый сильный мотиватор. Например, если ребенок хочет сок, мы его спрашиваем: «Ты хочешь пить?».
Он не может ответить, поэтому мы предлагаем ему дать нам карточку, и тогда он получит свой сок. Когда он научится просить, мы можем работать с коммуникативной картой. По этой карте педагог спрашивает что-то у ребенка, а он, нажимая на определенные картинки, отвечает. В последнее время вместо книг с картинками мы стали использовать планшеты, в которые устанавливаются специальные программы. Это здорово упрощает ситуацию: карта выглядит необычно, а планшет не вызывает лишних вопросов. К тому же он сам синтезирует речь и сопровождающему ребенка взрослому не приходится «проговаривать» то, что ребенок показывает на коммуникативной карте.
Многие дети с аутизмом испытывают трудности в восприятии и обработке сенсорной информации — звуков, запахов, прикосновений. Поэтому мы назначаем ребенку «сенсорную диету». В этом нам помогает специальный зал сенсорной интеграции, где есть качели, различные крутящиеся подвесы, мячики и другие приспособления.
Расписание ДимыФото: Алексей Лощилов для ТД— Когда вы начали внедрять эти методики, были ли какие-то препятствия?
—Иногда нам говорили: «Зачем вы берете американские методики? Надо брать русские!» Но для нас главное, чтобы методики помогали детям и отвечали требованиям современной науки. Когда эксперты фонда «Обнаженные сердца» показали нам, как эти методики работают в Америке, мы тоже сначала сомневались: «Ну это же в Америке, а у нас, в России, как это получится?» Но в итоге мы просто начали пробовать и уже через полгода увидели первые результаты.
— Чем эти методы принципиально отличались от тех, которые вы использовали раньше?
— Это абсолютно другой подход. Например, как готовят логопедов в наших университетах? Им говорят, что надо работать над звукопроизношением. Да, может быть, нужно работать над звукопроизношением с детьми, у которых уже есть речь. А с детьми, у которых пока нет речи, нет смысла тянуть губки и цокать язычком — они могут заговорить только, если мы дадим им возможность общаться, а это мы можем сделать только при помощи средств альтернативной и аугментативной коммуникации. И мы уже видим это. Мальчик, который раньше совсем не говорил, через какое-то время может попросить еду в столовой с помощью коммуникативной карты, а затем и самостоятельно.
— Помимо зала сенсорной интеграции и батутов в коридорах обучение устроено как в обычной школе?
— Да, организационный процесс устроен так же. Дети приходят к девяти часам, все предметы идут по учебному плану: рисование, ритмика, музыка, география, окружающий мир и дальше по списку. Единственное отличие — все предметы мы даем, применяя эти методики.
— Как вы думаете, ваши дети смогли бы учиться в обычной школе?
— Да, в Санкт-Петербурге есть опыт создания ресурсных классов (отдельное помещение в общеобразовательной школе для учеников с нарушениями развития. — ТД), и четыре ребенка из нашей школы успешно перешли туда. Кроме того, в нашей школе были случаи, когда ученики сначала поступали в класс для детей с тяжелыми множественными нарушениями развития, а потом переводились на более легкую программу. То есть они смогли учиться в классе, где уже 15 человек детей, а не семь, и только один педагог. Все благодаря структурированию и визуальной поддержке.
Цифры на полу для игр по улучшению пространственной ориентацииФото: Алексей Лощилов для ТД— Можно ли использовать ваши методы в общеобразовательных школах, чтобы запустить там программу инклюзивного образования?
— Эти методы будут работать и в обычной школе. Все зависит от желания педагога, администрации школы и от родителей класса, которые должны принять ребенка с аутизмом или другой формой интеллектуальных нарушений.
Они должны принять этого ребенка и полюбить его, потому что главное в нашей работе — это любовь. Если педагог относится к ребенку с уважением и любовью, у него все получится.
Святослав Довбня, детский невролог, эксперт фонда «Обнаженные сердца»
Нет ни одного ребенка, который не мог бы учиться в обычной школе — все зависит от того, насколько служба сопровождения готова обеспечивать его индивидуальные потребности. Мы знаем по опыту западных коллег, что инклюзивные программы возможны в принципе для всех. Но если ставить вопрос: «Сколько детей с тяжелыми нарушениями коммуникации и поведенческими трудностями сейчас могут быть включены в программу обычной школы?» — ответ будет: «Нисколько». В обычной школе классы переполнены, нет никаких знаний о том, что такое аутизм и другие ментальные нарушения, учитель не знаком с поведенческими стратегиями и методами развития коммуникации. Если эти стратегии дать в обычную школу, добавить в классы дополнительные руки и обеспечить поддержку со стороны службы сопровождения, там смогли бы учиться дети с нарушениями развития.
Сейчас очень сильно изменился закон об образовании. Формально школа №46 больше не специальная школа. То есть, если ей дать обычную образовательную лицензию, можно получить очень хорошее место. Опыт США и Великобритании показывает, что конкурс в инклюзивные школы такого рода среди нейротипичных детей богатых родителей очень высок, потому что и обучение, и психологический климат там лучше. Это наше будущее, к которому мы, надеюсь, придем.
Татьяна Морозова, клинический психолог, эксперт фонда «Обнаженные сердца»
Раньше считалось, что аутизм — очень редкий диагноз. Поэтому учителя, психологи, врачи, логопеды не знают, что делать с такими детьми — их этому никто не учил. Такие дети раньше сидели дома, а сейчас они приходят в школу. Нужны законодательные и методические изменения, потому что детей с интеллектуальными нарушениями нельзя учить по устаревшим общеобразовательным программам. У них должна быть возможность учиться разными темпами по различным предметам. Но это не означает, что ребенка нужно держать отдельно, на домашнем образовании, потому что помимо математики и химии ему нужно овладеть умением быть членом общества.
Каждый день мы пишем о самых важных проблемах в нашей стране и предлагаем способы их решения. За девять лет мы собрали 300 миллионов рублей в пользу проверенных благотворительных организаций.
«Такие дела» существуют благодаря пожертвованиям: с их помощью мы оплачиваем работу авторов, фотографов и редакторов, ездим в командировки и проводим исследования. Мы просим вас оформить пожертвование в поддержку проекта. Любая помощь, особенно если она регулярная, помогает нам работать.
Оформив регулярное пожертвование на сумму от 500 рублей, вы сможете присоединиться к «Таким друзьям» — сообществу близких по духу людей. Здесь вас ждут мастер-классы и воркшопы, общение с редакцией, обсуждение текстов и встречи с их героями.
Станьте частью перемен — оформите ежемесячное пожертвование. Спасибо, что вы с нами!
Помочь намПодпишитесь на субботнюю рассылку лучших материалов «Таких дел»