Правила жизни бездомных: Катя Елизарова, 32 года

Работала кассиром в магазине — устроилась через знакомых. Люди брали на свой страх и риск. Работала в ночные смены, когда меньше проверок. Когда не было детей, это было проще.

Я получила российское гражданство в 2008 году через суд, ведь родилась я в Советском Союзе. А потом я и паспорт получила. Затем я снова обратилась в «Ночлежку» к юристу, чтобы меня поставили в очередь на жилье. И мне помогли. В 2014-м я получила временную комнату до подхода очереди. Правда, там нет горячей воды, да и холодной течет только тонюсенькая струйка. За комнату эту я плачу пять тысяч каждый месяц государству. Это называется «коммерческий найм». Если бы не Катя, юрист из «Ночлежки», я бы вообще ничего не получила. 

До двадцати лет я жила с папой и была очень послушным ребенком, но тут все вокруг мне начали говорить: «Да сколько можно за папу держаться!» А он меня даже не обеспечивал, не помогал ничем. Люди вокруг помогали — и в школу устраивали, и одежду мне покупали, и кормили меня. А я слушалась только папу.

В 20 лет я ушла из дома и родила сына. Он родился раньше срока. Мне нужно было ложиться на сохранение, а меня в больницу не брали без документов, поэтому я вообще к врачу не ходила. В итоге я родила в 26 недель: меня по «Скорой» увезли. Ребеночек родился кило двести сорок. Но мне не хотели его отдавать из больницы, потому что мне некуда было его забрать. Его поместили в платный бокс и насчитали мне 990 тысяч, потому что у меня не было медицинского полиса. И сказали — либо я плачу, либо они мне ребенка не отдают. Я опять обратилась в «Ночлежку», мне там дали справку о регистрации, и там было написано, что медицинские услуги мне полагаются бесплатно (что-то в этом роде, я уже не помню). В больнице долго сопротивлялись, бегали по юристам и проверяли, действительна бумага или недействительна, но в итоге все-таки отдали ребенка.

Два месяца ребенок находился в больнице, а я работала. Я вообще не знала, когда я его заберу. Он был маленький, страшненький, первый, ничего не понятно было. Если честно, мне было очень страшно. Я постоянно плакала. Я не понимала, куда я его возьму и что я  буду с ним делать. Но мысли его оставить мне ни разу в голову не приходило. У меня даже сейчас волосы шевелятся от такой мысли. Мне помог «Родительский мост». Они меня взяли жить в общежитие. Там я к нему привыкла. Полюбила.

В роддоме мне попалась юрист — пожилая очень женщина. Она как следует отругала меня, но  в итоге просто с моих слов  записала наши имена и потом позвонила в ЗАГС своим знакомым, продиктовала данные, и мне прямо в роддом принесли свидетельство. Так бы мне его, конечно, никто не дал.

В Грузии у меня брат. Тоже без жилья. Он там бомж, я тут бомж. Мне кажется, что если б мои родители думали немного о своих детях, то мы бы не оказались в нашем нынешнем положении.

Некоторых послушаешь — они выросли на одном месте: там родители, все друг друга знают, какое-то прошлое есть. А мы нигде не зацепились. У меня никакого дома нет: ни родительского, ничьего. Хотелось бы хоть даже где-нибудь в Тьму-таракани, но иметь бы родной дом.

У меня был всего один мужчина. Это отец моих детей. Мы с ним уже больше двух лет вообще не общаемся. На первого ребенка ему было наплевать, а перед вторым мы расстались. Точнее, я от него ушла, а потом узнала, что во второй раз беременна. Я рада, что поздно узнала об этом и поздно пришла к врачу. Я рада, что Соня родилась. Когда она родилась, я полгода у подруги жила. А потом в социальной квартире на Вавиловых для женщин в кризисной ситуации. Мы там полтора года втроем прожили. На пособие. Это прожиточный минимум.

Чужие дети никому не нужны, а детям без отца сложно. Сын вообще говорит: «Хочу бабушку и дедушку». Папа у меня есть, но он ими совсем не занимается. А сыну нужно мужское внимание.

Я работаю нянечкой в садике. Я готова пахать, но без образования и с двумя маленькими детьми сложно найти подходящую мне работу. Так я работаю до четырех и хотя бы успеваю с ними побыть. У них ведь больше нет никого.

Летом вот два месяца будем сидеть в городе. А хочется же куда-то свозить детей, что-то им показать. Я хочу, чтобы у моих детей было то, чего не было у меня. Дом, образование, друзья хорошие.

Некоторые дети с утра до вечера находятся в саду. Они очень страдают. Если бы я не работала в саду, я бы не знала, что дети на самом деле страдают от этого. Раньше, когда сын еще был маленький, мне казалось, что нужно поскорее его в садик отдать: там общение, там дети, там игрушки, там какой-то режим, а я не могла ему дать всего этого. А когда я пошла в садик работать, я узнала, что на самом деле детям больше всего нужно быть с мамой и с папой. Что больше игрушек им нужна родительская любовь. В садике много нелюбимых детей. Есть даже такое, что забывают забрать из сада. Например, очень хорошая девочка есть. Она всех женщин называет мамами, а маму мамой не называет. А так-то девочка одетая, чистенькая. Просто мама выражать свою любовь, видимо, не умеет.

Если бы я встретила любящего и заботливого мужчину, которому бы верила, то я хотела бы еще детей.  

В Петербурге 60 тысяч бездомных. Петербургская организация «Ночлежка» помогает им восстановить документы, получить медицинскую помощь, временную крышу над головой, социальные работники «ведут» бездомных и помогают им написать запросы на помощь, найти одежду, работу и дом.

Наши 100, 200 или 500 рублей позволят «Ночлежке» дать шанс на новую жизнь большему количеству людей.