Рабочие готовят площадку для строительства новых объектов.
В тарелке дымится свежий крем-суп из тыквы. Ложка туго погружается в густую желтую субстанцию, не типичную для столовки. Из колонок в углу скромно, но аккуратно отреставрированного зала звучит музыка Вагнера. На раздачу время от времени подходят люди в камуфляже и резиновых тапочках. Перед входом в жилой корпус, где находится столовая, принято переобуваться. Время обеда в коммуне «Александровская слобода» уже прошло, и сейчас подтягиваются последние рабочие.
Напротив один из коммунаров Игорь доедает второе и вспоминает, как три года назад в поселке Александровском Костромской области продавалась обанкротившаяся и разваливающаяся целлюлозная фабрика, на которой работали почти 200 человек. Тогда политическое движение «Суть времени» как раз искало место, чтобы организовать коммуну, где люди могли бы работать и получать образование.
«Долго искали, где организовать коммуну, но получилось случайно. Это должно быть не так далеко от Москвы, и это должен быть какой-то инфраструктурный объект, не полный ноль, с которого можно что-то начать. Нашли фабрику, где все разворовали уже, ее продавали несколько раз с аукциона, но никто не покупал. В итоге мы ее купили за копейки и начали восстанавливать потихонечку то, что есть. Организовывать жизнь, производство, чтобы хоть какой-то доход получить. По факту мы отсмотрели много мест, но это оказалось самое близкое к тому, что искали», — рассказывает Игорь, время от времени прерываясь, чтобы ответить на постоянные вопросы, доносящиеся из хрипящей рации.
На прямой вопрос, откуда взялись деньги, ни он, ни другие коммунары не отвечают. Уклоняясь от ответа, они говорят, что организация «Суть времени» и связанный с ней «Центр Кургиняна» — довольно большие и состоятельные, и проблем с деньгами не было. По неподтвержденной информации из СМИ, за фабрику заплатили 3,7 миллиона рублей. После этого постепенно закупалась техника, и в итоге здесь организовали пилораму.
По территории ездят машины, до самого верха загруженные толстыми сосновыми бревнами. Коммунар Андрей живет здесь с семьей с самого начала существования Александровской слободы. Большую часть времени он работает в сварочном цехе, но иногда преподает математику местным детям.
Рабочий манипулятора на территории погрузки-разгрузки лесоматериалаФото: Ирина Емец для ТД
Андрей — высокий, длинноволосый и приветливый парень. На поясе его камуфляжных штанов висит рация, в которую каждые несколько минут он отдает какие-то указания. По наставлению начальства слободы он должен провести для меня экскурсию по территории коммуны и показать только то, что можно. Основной объект – пилорама, на которой трудятся усыпанные опилками мужики. Они радостно приветствуют нас, но, несмотря на это, откровенничать не спешат, ограничиваясь лишь дежурными фразами о том, что все хорошо, и они всем довольны. Потом быстро переключаются на обсуждение характеристик различной древесины и размышления, что можно из нее сделать. Почти сразу возникает навязчивое чувство, что находишься где-то в Северной Корее, которую перенесли в Костромские леса.
На прямой вопрос, откуда взялись деньги, ни он, ни другие коммунары не отвечают
«Мне лично всегда было это интересно, эта коллективная жизнь. Это форма глубокой самоорганизации, коммунальности, коммунистичности. Всегда хотелось проверить, можно ли жить в плотном сообществе. Мы многого достигли, но рассчитываем, что это проживет не три года, а 500 лет, например. Должна быть преемственность поколений. Мы очень много занимаемся детьми. Они учат наизусть отрывки из древнегреческих классиков, знают чуть ли не все гомеровские эпитеты, знают, как строят систему происхождения всего Гесиод или Платон», — увлеченно рассказывает Андрей, добавляя, что им хочется создать целостное образование. Мимо как раз проносится парочка мальчишек на самокатах.
Социальность Кургиняна
Территория коммуны довольно большая, и в какой-то момент мы сворачиваем от тарахтящих КамАЗов на лесную тропу. Перейдя через узкую речку по двум шатающимся доскам, оказываемся на лесной поляне с деревянными времянками. Андрей рассказывает, что коммуна, по сути, начиналась именно с этого места. Сюда приезжали первые поселенцы, чтобы пожить сначала в палатках и послушать лекции идеолога «Сути времени» Сергея Кургиняна. Сами активисты называют все это просто «Школа».
«Это нужно распространять. Если здесь мы создаем что-то рабочее, социальное, живое — это другого качества люди, это не полумертвая масса, которая потеряла какую-то энергию. Это люди активные, деловые, образованные. Всегда такие люди появлялись, — все больше увлекается Андрей. — И это еще нужно создать, потому что очень поврежденное общество. Я начал понимать, насколько, только оказавшись здесь. Потому что все извечные проблемы человека возникают в плотных сообществах. Пока ты живешь индивидуально в своей квартире, ты можешь от всего спрятаться. Когда ты начинаешь создавать что-то коллективное, человеческое вылезает на передний план. Ты все время находишься на острие борьбы. Для меня три прошедших года были как на линии фронта».
Андрей с женой приехали в Костромскую область с Севера. Уже в коммуне у них родился сын. Андрей уверен, что современная цивилизация находится на грани обрушения. Члены же «Сути времени», по его словам, пытаются всячески остановить эти процессы разрушения. И это не какая-то форма эскапизма, а скорее попытка построить новый мир.
Рабочий основного цеха пилорамыФото: Ирина Емец для ТД
Мы возвращаемся обратно на территорию базы. Под накрапывающим дождем рабочие загружают уже обработанные и высушенные в специальной сушилке доски. Материал готов к продаже. Коммунары рассказывают, что не так давно у них получилось выйти на самоокупаемость. В планах открыть еще одну лесопилку.
«Принцип в том, что ты создаешь очаг альтернативной социальности. Нужно создать что-то, к чему будут тянуться люди. Не обязательно жить в коммуне, как было с христианством. Не все же захотели жить в христианских коммунах, но кто-то перенял этот принцип, потому что они видели в этом свет. Но вокруг религиозного принципа проще объединиться. Сделать долгоиграющую светскую коммуну — огромный вызов, — продолжает Андрей, попутно показывая восстановленные токарные станки, заляпанные машинным маслом. — Но если коммуны сумеют создать накаленную социальность, правила жизни, образ человека, то это обязательно распространится вовне, и люди от этого будут как-то отстраиваться. Они будут жить у себя в квартире, но они будут жить по-другому. Если я прав, и эта социальность умирает, то люди схватятся в конечном итоге за любую социальность. Уже видно, как они хватаются».
«Варю до зеленых соплей»
В коммуне постоянно живут около 60 человек. Большая часть ночует в общих корпусах. Тем, кто приехал с семьями, выделили небольшие одноэтажные домики на несколько хозяев. Перед входом в деревянный общий корпус нужно снова переобуваться. На больших стеллажах расставлены тапочки. Беру те, что не подписаны. Под ногами скрипят старые полы. В небольших комнатах стоят двухъярусные кровати. Видно, что на некоторых из них никто не спит. Остальные аккуратно застелены.
Андрей рассказывает, что распорядок дня в коммуне довольно жесткий. Все просыпаются в определенное время, умываются и организованно идут на завтрак. Это напоминает пионерский лагерь, только для взрослых.
«Потом, поскольку мы производством занимаемся, обязательно планерка. Мы решаем там какие-то насущные вопросы. Они могут быть любые: производственные вопросы, вопросы жизни в коммуне. Встречается вся коммуна. Мы хотя бы по два раза в день обязательно встречаемся. Могут быть какие-то специальные совещания по группам. Все принципиальные вопросы о том, куда движемся, какие-то принципиальные направления обсуждаем. Мы все время знаем, кто и чем занимается», — говорит коммунар.
Официально все работают до 11 вечера. Потом есть немного свободного времени, но, как признаются сами коммунары, они тратят его на самообразование или написание политических, по большей части, статей. Андрей рассказывает, что в коммуне работают непрерывно, и все становится территорией работы.
Основной зал для совещаний участников КоммуныФото: Ирина Емец для ТД
«С одной стороны, круто, что ты не отчужден, ты не на дядю работаешь. С другой стороны, у тебя нет разделения на личное время и время, когда ты работаешь на дядю. Чем бы ты ни занимался, воспитанием детей, производством железок, чем угодно еще, все равно это является работой. Ты в это вкладываешься по полной. Я много где работал, но столько, сколько здесь, мне никогда не приходилось трудиться», — объясняет коммунар, не скрывая при этом внутреннего восторга.
в коммуне работают непрерывно, и все становится территорией работы
Мы подходим к одной из мастерских. У входа на солнышке греются престарелые электрики. Увидев Андрея, они оживляются и начинают суетиться, но поняв, что к ним интереса никакого нет, быстро успокаиваются. Внутри все как будто сохранилось с советских времен. Столы завалены проводами и реле, на стенах висят старые плакаты с изображением электросхем. Коммунары признаются, что пытаются использовать все пригодное оборудование, оставшееся от старых хозяев. Токарный станок, например, пришлось восстанавливать, но большую часть нужно было покупать заново.
«Эти станки мы нашли вообще в Иванове и вернули обратно. Для местных это как бальзам на душу. Они на этих станках когда-то работали. Жителей часто приходится привлекать, — говорит Андрей, останавливаясь возле сварочного стола, за которым обычно работает. — У нас на самом деле не хватает сварщиков. Я обычно варю до зеленых соплей. Вечером книжку открываешь, а у тебя сварка перед глазами бегает».
Среди первых коммунаров не было специалистов по построению пилорам, поэтому все приходилось осваивать с нуля. Именно поэтому, говорят жители коммуны, здесь нет зазора между рабочими и управленцами. Все квалифицированы примерно одинаково и одинаково знают, как устроено производство.
Все коммунары готовы работать больше положенного времени и на износ. При этом они говорят, что не чувствуют, что их кто-то эксплуатирует.
«Ты думаешь, почему тебе так хорошо, и ты можешь по 10 часов работать, по 12 часов. А потом как-то начинаешь понимать, что нет вот этого ожидания пятницы, нет этого культа пятницы. Мы работаем и по субботам, и по воскресеньям, просто без планерки», — рассказывает еще один коммунар, приехавший из Украины. Он говорит, что свободное время есть, но его тратят на стирку, глажку и уборку.
«Мы здесь создадим»
Устав от чрезмерно формальной экскурсии, я пытаюсь вырваться в поселок. До этого мне никак не получалось остаться без присмотра. Через пару часов меня отсюда увезут, и я хочу успеть пообщаться с местными. Но Андрей и его коллега по коммуне не отпускают меня одного и вежливо, но настойчиво предлагают меня сопроводить. По пути заходим в мозговой центр коммуны — деревянную избу с библиотекой и лекторием.
Рабочий цеха металлообработкиФото: Ирина Емец для ТД
Мы снова переобуваемся в казенные тапочки. Внутри оборудована сцена, где регулярно выступает идеолог и лидер коммунаров — Кургинян. Под потолком висит большой проектор. Рядом на столе лежит стопка газет «Суть времени». В последнем номере от 2 декабря первую и вторую полосы занимает статья самого Кургиняна «О коммунизме и марксизме — 24». Дальше — масса исторических статей с уклоном в пропаганду. За ноутбуками сидят сосредоточенные люди с огромными стопками книг.
«Мы здесь создадим университетский центр. У нас есть и запал, и люди соответствующего качества, и желание. Это будет что-то необычное. Нас интересуют трансдисциплинарные исследования, чтобы человек был не узким специалистом, а возникало синтетическое знание», — увлеченно рассказывает Андрей. Он говорит, что это передний план современной науки. Но это вопрос не одного года, поэтому особая ставка в коммуне и делается на детей.
В самом поселке Александровском почти нет строений из кирпича. В окруженном лесами месте дерево — самый популярный строительный материал. Им же отапливают большинство домов. По раздолбанным дорогам носятся дети на велосипедах. Местные мужики во дворах колют дрова на зиму. Людей на улицах немного. Гораздо меньше, чем брошенных изб.
«Когда мы приехали, тут никого не осталось.Только пенсионеры, алкаши — либо совсем ненадежные, либо кто на вахте работает. То есть трудовой этики никакой. Разрушена культура труда, выстраивания отношений, дисциплины», — вспоминает Андрей, открывая деревянные двери маленькой швейной фабрики, которую не так давно запустили жители коммуны. В длинном и узком помещении стоят ряды новых швейных машинок. На столах лежат заготовки для трикотажных трусов. Сейчас здесь работает около сотни местных женщин. По словам коммунаров, жители начали возвращаться, когда здесь появились новые рабочие места. Правда, по всей видимости, с ними параллельно проводится ненавязчивая идеологическая работа, но все довольны.
«Коммуникация есть. Мы в школу приходим, кружки всякие проводим, театр делали. Они смотрят на нас и надеются, что у них будет работа. Они задействованы в швейном цеху, на пилораме, кто-то работает у нас на охране. Мы нанимаем на какие-то сезонные работы. До этого у них было два источника дохода: вахтовым методом в городах и второе — грибы, ягоды. Кто-то еще сидит на чиновничьих местах», — объясняет Андрей, заходя в магазин за теплым лимонадом.
Территория производственной зоны коммуныФото: Ирина Емец для ТД
Местная торговая точка закрывается через 20 минут, хотя до вечера еще далеко. Продавец Татьяна говорит, что клиентов почти нет, поэтому и холодильники включать нет смысла. Она на ходу снимает фартук и собирается домой. Поставив сумочку на витрину со скромным ассортиментом из самого необходимого и дождавшись, пока коммунары выйдут, она рассказывает, что ребята они нормальные.
«Отзывчивые, вежливые и тактичные. С их появлением местные жители стали при работе. Когда фабрика закрылась, приходилось ездить на заработки в Москву, в Кострому. Лет 25 назад было хорошо, но потом становилось все хуже и хуже. С ними мы вместе проводим праздники», — не скрывает восторга Татьяна, уже выключая свет и закрывая дверь магазина.
Мы хотим, чтобы здесь мы не удалялись от русскости, от светскости, от цивилизации
На улице ждет Андрей с единомышленником. Метрах в ста от одного края дороги до другого шатается лысый старик в отвисшей грязной одежде. Татьяна узнает его и говорит, что вчера он заходил к ней брать в долг. Мы вежливо прощаемся и идем поближе к проходной Александровской слободы. На воротах катается маленькая девочка. Андрей делает ей замечание и продолжает свой рассказ про коммуну.
«Мы хотим, чтобы здесь мы не удалялись от русскости, от светскости, от цивилизации. Чтобы мы всегда были открыты для мира. Мы вот сейчас здесь что-то создадим, нарисуем чертеж жизни, как в конструкторском бюро. И когда мы его создадим, мы его предложим граду и миру. Если это окажется мощным, то это будет воспринято так или иначе. Если что-то начинает жить, а вокруг все умирает, то это тут же становится привлекательным», — говорит он, а из ворот тем временем выезжает УАЗ. Внутри — водитель в камуфляже и директор слободы Анна Кудинова, которые должны отвезти меня на вокзал.
«Остаться у нас с ночевкой, к сожалению, пока нельзя. В другой раз. И еще покажите, пожалуйста, итоговый материал перед публикацией. Что получилось? А то, бывало, что про нас плохо писали», — просит она с переднего сиденья. Я вру, что покажу, откидываю разболевшуюся голову назад и быстро засыпаю.
