Темная комната

Сережа снимает с холодильника странного вида магнитик, который крепится на край чашки. Это специальное устройство, которое издает звук, когда вода касается электрода. Магнит издает писк, и Сережа понимает, что кружка наполнилась. Следующая чашка. Писк. Сережа подхватывает посуду и передвигается маленькими шажками в сторону стола. Он постоянно держит одну руку наготове, хотя эти полтора метра от плиты к столу он проделывал уже тысячу раз. Уверенность возвращается к нему, только когда пустота сменяется столешницей.

Постепенно кухня заполняется людьми. Появляется Таня, грузная женщина лет пятидесяти в больших, немного нелепых очках, входит Света, высокая блондинка в ярко-розовой пижаме. Она очень громко разговаривает и размашисто жестикулирует. «Эппрты ерш ты!» — кричит Света и подходит к каждому по отдельности, чтобы поздороваться тактильно. У нее почти нет слуха, а зрение осталось только на периферии, поэтому Света совершает довольно странные движения — вертит головой до тех пор, пока не удается найти нужный угол и схватить картинку.

Я стою посреди всего этого столпотворения, постоянного движения, случайных столкновений друг с другом и странных звуков. В какой-то момент мне становится не по себе, я чувствую себя вуайеристом. Я понимаю, что могу разглядывать этих людей, безнаказанно щелкать их на камеру, оставаясь для них совершенно невидимым.

***

В комнате Миши три кровати, большой шкаф и простой деревянный комод. Я открываю жалюзи, чтобы впустить свет. Кровати аккуратно убраны и застелены покрывалами, комод и подоконник загромождены разными предметами — бутылками с водой, проводами, разнообразной Сережиной техникой и какими-то мелочами. Из всего этого беспорядка выделяется один предмет — черно-белая фотография в рамке. «Это Татьяна — моя жена», — объясняет Миша и начинает сборы.

Миша собирается быстро, я бы даже сказал — молниеносно. Он точно знает, где что лежит, аккуратно кладет черные  туфли в рюкзак и лезет в шкаф за рубашкой. Единственная трудность — выбрать нужный цвет. Я помогаю, и вот мы уже готовы к выходу. На Мише черные штаны с большими карманами, синяя рубашка и черная кожаная куртка, напоминающая ту, что носят мотоциклисты.

За Мишину руку крепко цепляется Таня, она на голову выше нас с ним и раза в два или три шире. Миша спокоен, он уверенно держит трость и подгоняет Кесси, повторяя: «Работать, работать». Собака знает дорогу, она аккуратно обходит прохожих и останавливается на пешеходных переходах.

Миша с Таней идут на работуФото: Филиппо Валоти-Алебарди

Таня боится, она долгое время никуда не выходила, и подобная прогулка для нее большой стресс, поэтому, в отличие от Миши, она судорожно водит тростью туда-сюда, пытаясь нащупать границы пустоты. Прохожие изумленно косятся на нас, мужчина в рабочей одежде и засаленной бейсболке не отрывает взгляда с полминуты. На пешеходном  переходе я замечаю, что в толпе люди уже начинают стесняться своего интереса, они смотрят украдкой, как будто смущаются того, что их взгляды видят остальные.

***

Керамическая мастерская фонда — это большое помещение с коридором и небольшой комнатой-кабинетом, расположенное в бывшей промзоне недалеко от Савеловского вокзала. Потолки высокие, метров пять-шесть. Широкие — почти во всю стену — окна ярко освещают пространство с простыми длинными столами и стеллажами, на которых расставлена керамическая продукция.

За большой зеленой шторой нечто вроде раздевалки, за стеллажом с глиняными заготовками — две большие печи для обжига и уголок художников, заставленный красками и образцами — пиалы с арбузным рисунком, магниты с изображением ангелов. Простые, но красивые изображения.

Мы пришли первыми, отворяем тяжеленную железную дверь, Миша отпускает собаку, Таня отцепляется от Миши. Это место им хорошо знакомо, они могут передвигаться самостоятельно. И все же движения тотально слепого Миши очень осторожные. Периодически он ударяется об углы или стеллажи.

Кесси почти не отходит от своего хозяина, ведь ему в любой момент может потребоваться помощь. Если у Миши что-нибудь падает, трость или телефон, он может опуститься на корточки и шарить руками по полу до тех пор, пока не найдет, а может просто сказать «апорт», и Кассандра сама поднесет ему предмет.

Миша включает на своей беспроводной колонке ненавязчивый джаз и включается в работу, Таня находит свое место и вынимает из кармана часы. Обычные карманные часы, приспособленные к нуждам слабовидящих — легким движением с них можно снять стекло и кончиками пальцев нащупать время.

Сейчас половина девятого, основная часть мастеров приходит к одиннадцати и уходит в четыре. Но это не про Мишу. Он трудоголик: первым приходит и последним уходит, он работает в выходные, а раньше, когда жил в Реммаше, даже брал глину домой.

Впрочем, на первый взгляд все работники мастерской кажутся трудоголиками. Приходящий здоровается с каждым работником по отдельности, если зрение позволяет — то на расстоянии, если нет — то тактильно, после чего сразу занимает свое место и принимается за работу. В течение рабочего дня сотрудники мастерской тихо сидят, усердно склонившись над своими изделиями, и удаляются лишь на обед или за очередным куском глины.

Миша ощупывает кувшин, чтобы выявить возможные дефектыФото: Филиппо Валоти-Алебарди

Я внимательно слежу за Мишиными руками, они хорошо знают свое дело и выполняют все с необычайной точностью. Каждое изделие состоит из нескольких простых этапов. Чтобы сложить конус, кусок глины раскатывают, как тесто для пиццы, а потом по специальному трафарету ножом отрезают все лишнее. Затем «тесту» придают форму сплошного конуса, а в верхушке специальной иглой делают дырку. Мишины руки сродни станку, он делает один конус за другим, и через пару часов их уже дюжина. Миша отвлекается лишь на приветствия и громкий шум.

***

Я листаю фотографии на Мишином смартфоне. Снимки разного качества, иногда они повторяются, иногда они нечеткие, иногда мыльные, иногда хорошие, но это всегда портреты. С тех пор как Миша узнал, что говорящий смартфон может не только прочитать сообщение в Facebook и подсказать время, но и распознать, есть в ли в кадре лицо человека, и указать, где оно расположено, он вспомнил свои навыки портретиста.

Кесси, Сережа, работники фонда и слепоглухие, Марина — руководительница фонда, Милана — партнерша по танцам. Миша снимает всех значимых для него людей. По голосу он узнает, кто находится рядом с ним, и где его искать, а после настраивает смартфон и ждет указаний. «Количество лиц: одно. Правый нижний угол», — говорит телефон. Щелчок. Кадр.

Миша понимает, что эта технология совсем не идеальна, что если человек повернет голову, то распознаватель лиц не сработает, что если фотография получится нечеткой, аппарат не сообщит ему об этом. Но он не сдается, для него все эти проблемы только добавляют интереса. «Вслепую — это же азартнее», — говорит он.

Миша мечтает, чтобы появилась возможность фотографировать лучше и качественнее, его беспокоит, что не все снимки хороши, что Марина, основательница фонда, называет это «играми». Он хотел бы, чтобы были специальные курсы и специальные устройства, помогающие незрячим заниматься фотографией. Его фантазия витает в облаках, он ищет варианты.

— Вот раньше как было? Можно было выставить фокусное значение на бесконечность и снимать все, что угодно, и все было в резкости.

— А как же те предметы, что расположены рядом? Они же будут не в резкости.

— Так можно пейзажи снимать.

— А как ты поймешь, что это за пейзаж?

— Ну да, над этим еще надо подумать.

Миша всегда любил фотографию, в юности он ходил в специальный кружок, где учился выстраивать композицию, проявлять и печатать снимки. «Я любил снимать наших ребят, как они работают, как отдыхают, в принципе я все любил снимать: природу, пейзажи, различные предметы, — но портреты у меня лучше всего получались». Я спрашиваю об этих снимках, но Миша говорит, что они утеряны. Взамен он предлагает посмотреть фотографии на его старенькой Nokia. Кажется, что ему и правда интересно мое мнение.

Говорливый телефон повторяет названия файлов роботизированным женским голосом. На снимках простая фиксация жизни — любимая женщина, собака, простая обстановка постсоветской квартиры. Миша знает содержание фотографий наизусть, он рассказывает про собаку, русского спаниеля, которая была у него до Кесси, про свою жену Татьяну. Ему важно знать, не видно ли по снимкам, что она была слепой. Я вижу лишь легкое косоглазие и отвечаю, что нет.

 

Кажется, он доволен ответом. Миша рассказывает, что у нее был музыкальный слух, и это позволяло ей передвигаться по городу не только без сопровождения, но и без трости. Он любит рассказывать о ней и делиться своим восхищением.

Два года назад Татьяны не стало, так начался самый тяжелый период в жизни Миши. Он вернулся из Йошкар-Олы, родного города своей жены, и заселился в комнату в «трешке», которая когда-то целиком принадлежала ему. В свое время квартиру продали его родственники, подделав Мишину подпись. Миша судился с ними, но вернуть удалось лишь одну комнату.

Когда спрашиваешь Мишу о том, чем он занимался в этом своем маленьком подмосковном городке, он отвечает честно и лаконично: «Пил». Миша остался один на один с депрессией. Ни семьи, ни друзей, только верная Кассандра, на которую уходила добрая часть пенсии.

Миша пытался устроиться на работу в соседнем Сергиевом Посаде, но там он оказался не нужен даже обществу слепых. Если бы не Кесси и ее удивительные навыки ориентирования, Миша так и остался бы в Реммаше один на один со своей трагедией. Но собака была с ним, и Миша мог передвигаться. Он смог поехать в реабилитационный центр в Пучково, затем — в Москву и познакомиться там с Мариной Мень и ее только зарождавшимся фондом помощи слепоглухим.

***

Марина Мень — крупная женщина в необъятной черной кофте. Когда она входит в помещение мастерской, здесь начинается ажиотаж. Те, кто могут увидеть ее на расстоянии, начинают ей махать руками, те, кто могут ее услышать, кричат: «Привет», те, кто не могут ни первого, ни второго, ждут, пока ее руки прикоснутся к их рукам.

Марина называет себя «большой еврейской мамой», и это очень похоже на правду. С каждым месяцем ее «детей» становится все больше, а с ними становится все больше проблем и головной боли. Ее телефон постоянно разрывается, она постоянно в разъездах и везде опаздывает. «Я уже восьмой месяц подряд забываю заплатить за свою квартиру», — признается мне Марина.

«Каждый раз я слышу про организаторские способности. Знаешь, как часто ко мне приходят такие вот мальчики и начинают говорить, что хотели бы, чтобы под ними было 50 менеджеров?» — выпаливает Марина в разговоре с Владом.

Марина Мень, основатель фондаФото: Филиппо Валоти-Алебарди

Влад — молодой человек низкого роста в очках с огромными диоптриями. У него синдром Маршалла, генетическое заболевание, приводящее к слепоглухоте, и довольно странная конституция тела — равномерно короткие руки и ноги. Влад недавно в фонде, у него мало опыта работы с керамикой и, похоже, мало желания. Он хотел бы заниматься другим — торговать или стать индивидуальным предпринимателем. «У нас в Кингисеппе курсы специальные есть», — уверенно говорит он. Но пока он не может стать даже продавцом.

Владу положено два слуховых аппарата, но в соцзащите выдали только один. Он подписал бумаги, не зная об этом, а тот слуховой аппарат, что все же получил, он потерял. Теперь Влад почти не слышит, а его плохое зрение не может помочь компенсировать слух. «Ладно, пропишем тебя здесь и пойдем в соцзащиту разбираться», — заканчивает разговор Марина.

Марина и Миша очень тесно связаны друг с другом. «Первый раз, когда он пришел к нам, то был похож на такого старичка-лесовичка, весь заросший, грязный», — говорит Марина. Она не понимала, как Миша может тратить по восемь часов в день на дорогу, чтобы добираться до встреч творческого объединения.

Тогда это был даже не фонд, а просто группа слепоглухих, которым Марина устраивала посиделки в своем офисе. Как и Мише, Марине нужно было успокоение после смерти близкого человека. «Это была взаимная терапия. Я помогала слепоглухим, а они лечили мои раны», — рассказывает она.

Миша стал важной частью этих посиделок, он наглядно показывал Марине, что эта терапия работает, и что нужно идти дальше — он был стимулом. Миша был собирательным образом всех проблем, с которыми сталкиваются слепоглухие.

Ему нужна была работа, ему нужно было развитие, ему нужен был новый слуховой аппарат. Постепенно Миша изменился — после покупки нового аппарата его речь стала понятной окружающим, после появления новых друзей из его жизни исчез алкоголь, после появления керамической мастерской его жизнь обрела смысл.

И в какой-то момент Миша превратился из собирательного образа всех проблем в того уверенного мужчину с крепким рукопожатием, фразами вроде «упал — это когда попал в больницу», фотографией и танцами.

***

Шесть вечера, большой зал с отполированным паркетом и сплошными зеркалами почти пуст. Место под названием «Планета танго» ждет своих основных посетителей после семи, а пока Миша аккуратно вытаскивает из рюкзака черные танцевальные туфли и чистую рубашку. Взгляды редких посетителей полностью обращены на нас. Человек с фотоаппаратом, слепой и вальяжная Кассандра.

Мы ждем Милану, Мишину партнершу, с которой они договорились встретиться до основных занятий и отработать некоторые движения. Миша сетует, что он пока плохо танцует и недостаточно раскрепощен.

Милана прилетает в зал прямо с работы. Ее появление сильнее всего отражается на Кесси. Собака-поводырь вскакивает с належанного места и бежит требовать объятий. Милана отвечает взаимностью. Усталая, в обычных джинсах и майке, без танцевальной обуви и каких-либо прелюдий она тянет Мишу в центр зала. «У Миши есть удивительный талант — любые фигуры по кругу он делает около какого-нибудь предмета в десяти сантиметрах», — говорит Милана.

Миша репетирует танец со своей партнершейФото: Филиппо Валоти-Алебарди

Спустя несколько минут, после десятка шагов и загадочных выражений вроде «повели меня на очу» я действительно замечаю, что Миша перемещается от центра зала к ряду стульев. По старой привычке он пытается нащупать границы пространства.

Миша напряжен. В танце он чувствует себя почти так же неуверенно, как Таня на дороге. Но Милана поправляет его, она ведет себя как заправский учитель, хотя пока сама только учится танцам. Милана умеет объяснять и указывать Мише на ошибки.

Я не до конца понимаю эту тактильную магию, но ей достаточно коснуться его в двух-трех местах и сказать пару слов, чтобы Миша понял, что от него требуется. «Смотри, ногу ставишь сюда, а голову держи прямо, не надо наклонять ее — эта самая тяжелая часть нашего тела. Уронил башку — уронил все, мир уронил, жизнь».

К семи часам в зал подтягиваются остальные. Серьезные мужчины в строгих, офисного вида костюмах, молодые парни, похожие на студентов, женщины под тридцать в удобной и в меру стильной одежде. Кто-то включает современную версию танго Астора Пьяццоллы, вклинивается в пространство танцевального зала, а Миша с Миланой перестают танцевать. Близится время занятий, и Миша, который пока занимается неофициально, переодевается на выход.

Кассандру тоже нужно одеть в комбинезон. Пока все разучивают танго, Миша пританцовывает около своей собаки, надевая на нее смешной дождевик. «Это от грязи», — говорит мне он, и мы выходим на улицу. Я спрашиваю у Миши, куда нам теперь? «На работу, завтра ярмарка, и нужно все упаковать». Я решаю идти с ним.

Два старых больших чемодана и сумка с двойным дном, невероятное количество тарелок, пиал, чашек и ваз, которые нужно обмотать пупырчатой пленкой и аккуратно впихнуть в чемоданы. В мастерской нас немного, Марина подносит все новые и новые предметы, которые она откуда-то достает, а мы с Мишей их упаковываем.

Девять вечера, перерыв на бутерброд, десять вечера, одиннадцать вечера. В какой-то момент я устаю от этой монотонной работы настолько, что перестаю воспринимать реальность. Кажется, будто я сплю, и это все происходит в моем воображении. Миша же напоминает какого-то китайского рабочего. Он медленно и сосредоточенно упаковывает предметы и впихивает их в небольшие промежутки, которые нащупывает в чемодане.

В половине двенадцатого мы завершаем нашу работу. Остается самое сложное — перенести чемоданы и сумку в машину. Миша пытается схватить тяжеленную сумку и потащить в одиночку, но Марина его останавливает. Несем вдвоем. Я впереди, Миша сзади. Потом чемодан, еще один. Вверх-вниз по лестнице и к малолитражной машинке Марины.

В какой-то момент я зову Мишу, чтобы подняться вновь наверх и захватить последние вещи. «Да, идем», — говорит Миша и стоит на месте. Я останавливаюсь, он стоит, не шелохнувшись, посреди пустого офисного пространства, посреди маршрута, по которому он ходит туда-сюда каждый день.

Миша ждет, пока Марина закроет на ключ мастерскуюФото: Филиппо Валоти-Алебарди

«Так мы идем? Ты где?» — спрашивает Миша и протягивает вперед руку, ловя пустоту. Только тут я понимаю, что Кесси рядом с ним, но она отцеплена от поводка и не может показать Мише дорогу. И тогда уверенный в себе железный Миша теряется в пространстве. Он не знает, где он, и даже трость не поможет нащупать ему путь. Я подхожу и протягиваю руку. Миша цепляется за меня, Кесси покорно следует за нами.

В машине мы едем молча. Словно совершили преступление или героический подвиг. Сумки и чемоданы занимают большую часть машины, я еле устраиваюсь на заднем сидении. Приезжаем быстро, выпускаем Кассандру в комбинезоне и Мишу.

На этот раз они сцеплены поводком, и Миша снова может чувствовать себя спокойно. Первым делом он освобождает собаку от мокрой одежды, а потом поворачивается:

— Ты, наверное, забегался тут со мной, — говорит он мне.

— Совсем нет, — обманываю его я.

Миша приобнимает меня и тихо говорит: «Спасибо». Мы прощаемся, и я выхожу, молча наблюдая за тем, как Миша поворачивается в сторону темноты и захлопывает за собой тяжеленную железную дверь.