Одна дома

В 2001-м ей успешно оперировали фиброаденому, и 10 лет все было хорошо. А в 2011-м из груди Елены пошла кровь черного цвета. Она побежала к врачу. Поглядели, пощупали, сделали маммографию, потом операцию. Болит. «Нечему у тебя болеть, тебе все вырезали», — раздраженно сообщила Елене онколог. Промучившись какое-то время, Елена сходила на УЗИ. Оно показало, что в груди остались раковые клетки. Онколог отмахнулась от справки — дурь это все. Елена пошла на УЗИ в другую поликлинику, а потом в третью.

«Она мне все говорила: “Придите через месяц, придите через два”, — рассказывает Елена. — Когда шишка в моей груди стала размером с грецкий орех, поставила мне, наконец, вторую стадию рака. Я поняла, что здесь меня убьют, и взяла направление в самарскую онкологию, там меня прооперировали».

Два года Елену ничего не беспокоило, а в 2015-м заболела нога. Когда сына Мишу в декабре забирали в армию, Елена хромала, но еще работала. «Ходячая, в уходе не нуждается», — констатировали врачи на просьбу Елены оставить сына рядом. В феврале боль стала невыносимой, и она обратилась к врачу. МРТ показала компрессионный перелом тела позвонка, но диагноз почему-то оставили под вопросом. Выписали обезболивающие уколы и отправили домой.

«В начале марта по пути на работу что-то щелкнуло в пояснице — ни наступить, ни пройти. Я доползла до дома и свалилась. Вызвала “Скорую” — сказали, остеохондроз. И начали меня лечить от него, несмотря на показания МРТ. Я еле ползала до туалета, а мне мазали спину мазями и кололи уколы… Метастазы в позвоночнике, в бедре и легких у меня нашли уже в Самаре».

Из Самары Елену направили в тольяттинское бюро медико-социальной экспертизы. Она уже совсем не ходила и не могла разогнуться — привезла машина с работы, которую снарядил бывший начальник. Елена разговаривала с врачом лежа. С трудом приподнимая голову от подушки, женщина просила дать ей первую группу инвалидности. Потому что сама она ничего не может, и потому что тогда ей вернут сына.

«Врач повертела мою карту, почитала заключение самарской больницы и сказала:

«Не тот у тебя диагноз, чтобы первую группу давать. И лет тебе еще мало. Оставлю вторую». И отправила меня восвояси».

***

Квартира Елены Красновой — маленькая, однокомнатная. Обстановка простая — советская мебель, старый телевизор, в углу за ненадобностью пылится компьютер. Вся ее жизнь собрана на прикроватном столике — разные медицинские бумаги, таблетки, шприцы, пульт от телевизора, телефон, очки.

На запыленной лоджии открыто окно, но дышать нечем: поволжская жара беспощадна к тем, у кого нет кондиционера и вентилятора. У Елены нет.

Неизвестно, что стало бы с Красновой в этой духоте, в этом одиночестве и с этой болью, если бы соседи не заменили ей семью.

Утро начинается со звонка Анны Федоровны, живущей в соседней секции — бабушка справляется, проснулась ли она, и не надо ли чего.

С нижнего этажа к Лене заходит Тамара Александровна — приносит еду, помогает по дому, включает-выключает свет и телевизор, заряжает телефон, рассказывает новости. Тамаре Александровне 78, болезнь Паркинсона и мерцательная аритмия. Она с трудом говорит и ходит, но не бывает у Красновой, только когда обострение, и нет сил встать с кровати. Иногда приходит Раиса Витальевна. Она ухаживает за лежачим мужем (тоже онкология), но находит силы помочь и Елене. Еще одна соседка, Любовь Петровна, делает Красновой уколы.

Лена существует на трамадоле — опиоидном обезболивающем. Без него во всем теле невыносимая боль. Каждые десять дней нужно идти в поликлинику за рецептом — очереди, подпись врача, заведующего, печать. После — поход с рецептом в аптеку, которая неблизко. Елена лежит — по очереди ходят бабушки.

Можно было бы нанять соцработника, но каждый пункт его работы — вымыть полы, принести продукты, купить лекарства — стоит денег. Пенсия по инвалидности у Красновой — 11 400 рублей. Они исчезают мгновенно: лекарства, памперсы, квартплата, еда, поездки в Самару. Поэтому вместо соцработника — соседки, помогают, чем могут. Даже скидываются на такси, когда Лене нужно в больницу.

Тамара Александровна, в прошлом общественный работник, много раз звонила в военкомат и в часть, где служит Миша. Обращалась в Минздрав — областной и федеральный. Позвонила и в местное отделение «Единой России», попросила помощи — посодействовать возвращению Миши из армии и немножко денег. Ответ был коротким: денег нет. «Как же так! — возмутилась бабушка. — Я по радио слышала, что на предварительные выборы “Единая Россия” потратила 300 миллионов по стране! А на помощь человеку нет денег?» Бросила трубку и позвонила в фонд «Право Матери». Там обещали помочь — прислать журналистов. И связались с «Новой газетой». «Новая газета» отправила в Тольятти корреспондента. Корреспондент написала статью. И мир Елены перевернулся.

«Когда вышла статья, мне позвонил руководитель главного бюро МСЭ по Самарской области по фамилии Драч, — рассказывает Тамара Александровна. — Он сказал, что Лене дадут первую группу. Потом мне стали звонить из нашей мэрии. Сказали, что сделают справку для военкомата. И сделали. И даже прислали нам машину, чтобы отвезти карточку Лены в больницу, а потом в военкомат справку. Потом звонили еще и говорили, что отпустят Мишу в отпуск, а после вернут домой совсем. Мне радостно и в то же время больно и обидно. Сколько мы бились, сколько мы вместе с Леной тут пережили, а внимание на нас обратили тогда, когда кто-то кому-то надавал по шапке!»

***

Тамара Александровна и Анна Федоровна радуются своей победе, но не до конца — проблем еще много.

Миша приехал, и началась беготня по больницам и поликлиникам — чтобы получить освобождение от армии, нужно собрать массу бумажек и за себя, и за мать. Он почти не бывает дома, Елена все время одна.

Несколько дней назад она все-таки наняла соцработника (в жару у бабушек ухудшилось самочувствие, ухаживать за Еленой им теперь тяжелее) с минимальным перечнем услуг за 1600 рублей в месяц. Два раза в неделю он будет приносить продукты и по необходимости покупать лекарства. И дважды в день менять ей памперс. Но делать это нужно чаще, поэтому в течение дня помогать все равно будут соседки.

Кстати, с памперсами тоже беда: социальная служба их Елене не выдает, потому что выдала корсет для позвоночника. Жирно будет — памперсы еще. Покупать нужное количество Краснова не может, часто использует недорогие прокладки. Неудобно и плохо, но делать нечего.

Но самое страшное — это тольяттинская медицина, с которой нужно постоянно иметь дело. Скоро у Елены очередной цикл химиотерапии в Самаре. Перед этим надо сдать анализы в Тольятти. Какое-то время Елена сдавала их дома — на дом приходила медсестра, брала кровь. А с недавних пор приходить отказалась, потому что не смогла попасть шприцем в тонкую вену Красновой. «Не буду у тебя больше кровь брать, вены плохие. Сама, как хочешь, так и приезжай».

Елена хотела бы прийти в поликлинику ногами, как многие люди. Подняться по лестнице, а не на лифте — так полезнее для здоровья. Посидеть в очереди, полистать журнал. А потом прогуляться пешком до дома. Но она не может. Миша неумело берет исхудавшую мать на руки и очень аккуратно, боясь причинить боль, спускает на улицу. У подъезда ждет такси, самое обычное, потому что социальное работает с восьми утра, а надо раньше. Миша опускает Елену на заднее сиденье, она поджимает губы, чтобы не застонать.

Елену обещали принять в восемь утра. Дверь в кабинет врача открыта, но приема нет и не ясно, когда будет. Елена не может сидеть на стуле у стены и просит проходящую мимо медсестру дать ей на время каталку. Висеть на руках сына неудобно, каталку никто не несет. Неподалеку женщина замечает старенькое кресло. Миша опускает маму на него — скрючившись, она полулежит и долго терпит нарастающую боль в спине. Мимо туда-сюда снуют доктора, никто не спрашивает, нужна ли ей помощь.

Через 40 минут Миша не выдерживает и убегает искать врачей. Скоро они приходят, и Елена сдает кровь, ЭКГ и мочу. Час в поликлинике и путь до дома выматывают. Она просит дать ей положенный вечером трамадол прямо сейчас, иначе не стерпит, не сможет. Соседка делает укол, и она затихает.

Успокоив на коленях дрожащие руки, 78-летняя Тамара Александровна смотрит мне в глаза и говорит: «Семья Красновых нуждается в материальной помощи. Мише надо доучиться, им просто не прожить на 11 тысяч рублей. Ведь, кроме нас, у них никого нет».

Они уходят из квартиры Лены вместе, тихонечко шаркая друг за другом по дощатому полу. Я ухожу за ними. Приподнимая голову от подушки, тяжелобольная женщина просит оставить открытой дверь в подъезд: «Оттуда немножко веет прохладой, может, удастся уснуть».