Ты выйдешь за меня?

«Ты выйдешь за меня?»

В этот момент мне перестало хватать воздуха, хотя на улице было довольно свежо. Мы стояли в августовском закате, в самом сердце Петербурга, на Дворцовой площади в компании его друзей. Мы отмечали чью-то свадьбу и чей-то день рождения сразу. Уверена, что все девочки о таком мечтают, и я тоже мечтала. Сказать «нет» в такой ситуации — невозможно. Особенно, когда тебе 21. Глубокий вдох — глубокий выдох. Собираюсь и твердо говорю: «Да».

Мы женимся спустя два месяца без помпы и без размаха. На свадьбе нет даже родителей: со своими Иван давно в ссоре, я пыталась сбежать от «Ну, вот и выросла наша девочка». Он в зеленой футболке, на которой один из его друзей-художников написал «коси и забивай». Я в каком-то синем сиротском платье. В купчинский ЗАГС едем на старой желтой китайской маршрутке, у которой сильно скрипят тормоза. Я в какой-то момент начинаю плакать навзрыд без видимой причины. После идем в ближайший ресторанчик, обедаем и разбегаемся по работам: он на съемки, я, как всегда, спасать мир.

У нас разница в 16 лет, у него три брака и трое детей за спиной, у меня только любовь, желание быть счастливой и очень много работы. Иван не был подарком. Он пил, курил дурь, не мог завершить начатое, менял по десять работ в году. Из-за этого нам частенько нечего было есть. Настолько, что я пекла лепешки из воды и муки. Моя зарплата с трудом покрывала съемное жилье, а просить помощи у родителей было неловко. Ушла так ушла. Я любила его вопреки всему, потому что с ним можно было молчать, лежать на его коленях и придумывать совместную сказку про «пони и светофор». Это было наше ежевечернее. Мы фантазировали всякие приключения для пони, которая в конце каждого дня приходила к светофору и рассказывала о них. Мы праздновали день первого сухого асфальта, выливая полбутылки красного сухого аргентинского на асфальт, говоря при этом: «Богам!» и «Чтоб весна удалась!» С ним можно было надувать губки и говорить: «Я передумала» и отправлять его в четыре часа утра за брусничным вареньем к сливочному мороженому, которого, как назло, никогда нет в круглосуточных, но он его каким-то чудом добывал. С ним можно было быть женщиной.

Мы прожили четыре года в браке. Нет, они не были идеальными, но мы оба старались беречь друг друга. Хотя тут, конечно, за себя надо говорить. Ваня старался не пить, у него не всегда это получалось, и он мог винтом спуститься в недельный запой. Запои случались раз в два-три месяца. Со временем я даже научилась определять, сколько и чего он выпил, просто по хрипотце в голосе. Пьяным он был невыносим. Он мог перебить в доме всю посуду, вылить на пол кастрюлю борща, попытаться сигануть из окна, уйти в неизвестном направлении босиком в мороз. Со временем начались оскорбления и унижения, в большей степени они были связны с моей профессиональной деятельностью. Я работаю в благотворительной сфере, и часто моя работа — «свободный график со знаком минус». Бывало, я уходила в семь утра, а приходила глубоко за полночь. Понятно, что никому такое не понравится. Наутро Иван, как правило, ничего не помнил, каялся, извинялся и говорил, что такого больше не повторится. Но это повторялось. На третий год брака запои раз в два-три месяца стали превращаться в беспробудное пьянство с перерывами на неделю-две трезвости. И это было невыносимо.

Когда муж пьет, ты все время находишься в диком напряжении. Пил ли он сегодня? А если да, то сколько? И хоть бы уже спал, когда ты придешь домой. А если не спит, то пусть без этого традиционного треш-шапито. Возвращения домой превращались в пытку, потому что идти туда было страшно.

Ваня всегда дожидался меня с работы, чтобы вылить очередную порцию унижений. Тарелки и кастрюли все чаще стали лететь в меня, но до прямого рукоприкладства пока не доходило, особенно если не сопротивляться. Ты просто лежишь и ждешь, пока все кончится. Со временем у меня появился прием: я уходила в ванную комнату, запиралась и, сидя на холодном полу, ждала, пока он уснет. Иногда ждать приходилось по три-четыре часа.

Почему я не ушла? Моя бабушка жила в Грузии. Там другое отношение к семье, к мужу. Она воспитала меня в духе «плохонький, но свой», «муж всегда прав, а ты нет». Да еще оба родителя сейчас в состоянии третьего по счету брака. Они развелись, когда мне было три. Мне не хотелось, как они. Хотелось раз и навсегда. Было очень тяжело, но я не сдавалась, пытаясь хранить в памяти только то время, когда мы были счастливы. Я придумала календарь и систему светофора. Красным обводила те дни, когда он был в стельку, желтым — когда пьян, но адекватен, зеленым — трезвые дни. Я вела календарь 161 день. Из них зеленых было всего четыре, желтых всего семь. Показала ему. Говорит, мол, ты все придумала, и у меня нет проблем с алкоголем. Я была в отчаянии.

Потом я узнала, что срок моей беременности – три недели. Решила: это наш последний шанс. Сказала. Иван ответил, что не готов, и «иди, милая, делать аборт». Я сопротивлялась, он настаивал. Мне поставили угрозу выкидыша после того, как он первый раз поднял на меня руку, точнее, мне прилетело ногами по почкам. И тогда я тоже не ушла. Это не поддается логике, и до сих пор у меня нет ответа на вопрос, почему я осталась. Наверное, из-за страха. Страха остаться одной с ребенком на руках. Страха общественного порицания и «кто этих беременных разберет». Мы ведь производили впечатление счастливой пары.

С тех пор меня с небольшими перерывами клали в больницу на сохранение. В моей палате побывали все друзья и родственники. Все, кроме него. Он приехал лишь однажды, уже после выскабливания, когда для установки причины выкидыша нужно было ехать в генетический центр, отвезти, как называют это врачи, «материал», а попросту — твоего нерожденного ребенка. Это, конечно, отдельный ад. В Джанилидзе таких нерожденных детей хранят в обычном пищевом холодильнике в стеклянных банках. У нас была банка из-под майонеза «Мечта хозяйки». Тебе просто выдают ее и говорят: «Неси вниз мужу». Без ничего. Ей-богу, хоть бы в газету завернули, чтоб не видно было. Помню, шла тогда по коридору спустя два часа после чистки, хваталась за стены, чтобы не упасть, цеплялась взглядами за людей в поисках сочувствия и поддержки, но в больнице его не найти. Потом увидела его глаза: в них не было ничего. Понимаете, вообще ничего. Иван молча взял банку, листок с адресом и ушел.

Меня выписали в тот же день. Честно говоря, не помню, как я тогда добралась домой. Помню, что вечером Ваня пришел с работы и стал говорить, что все понял и бросит пить, и чтобы я не уходила. Мое горе было настолько велико, что мне было все равно, есть он или нет.

«Не пить» хватило на три месяца. Однажды он пришел домой после работы традиционно нетрезв. И то ли хлеб был недостаточно свеж, то ли ужин недостаточно горяч, но он меня избил. Избил настолько сильно, что на лице живого места не осталось. На память о том вечере у меня теперь слегка поехавшая нижняя челюсть, на память о другом — искривленная перегородка в носу и проблемы с дыханием. Так повторялось раза три или четыре. Потом он уехал в длительную командировку, я выдохнула и стала приводить голову в порядок.

Иван вернулся на две недели раньше. Как всегда, с перегаром и скандалом наперевес. Мы повздорили. Ту ночь я провела, сидя в холодной ванной с ощущением того, что если сегодня я не уйду, то это и будет день моей смерти. Утром, отправив его на работу, просто стаскивала с полок какие-то необходимые вещи в мусорные пакеты.

Через два месяца мы развелись.

С тех прошло полтора года и должно было стать легче. Только легче не становится.

Самое страшное — это бытовое домашнее насилие, когда жертва даже себе боится признаться, что она жертва. Она уговаривает себя, что «сама виновата», и что «так и надо». Ей не с кем поговорить и стыдно признаваться даже близким друзьям. В Центр «Сестры» можно позвонить и анонимно рассказать о своей проблеме. Психолог окажет экстренную помощь, поможет сделать первый шаг, чтобы разорвать порочный круг. В центре также можно получить очную психологическую помощь и юридическую консультацию. «Сестры» существуют исключительно на частные пожертвования, поэтому, чтобы они продолжали помогать жертвам насилия, мы должны помочь им. Давайте это будет нашим ответом на флешмоб #янебоюсьсказать.

Сделать пожертвование