Лолита проснулась рано утром в отделении «Мать и дитя» самарского социально-реабилитационного центра «Подросток». Максим уже не спал — тянул к ней ручки. Лолита поцеловала сына в макушку и пошла на кухню греть молоко. Когда она вернулась в комнату, ребенок тихо лежал в кроватке, голова была неестественно повернута к окну. Лолита подошла ближе и похолодела: Максим не дышал.
«Он не дышит! У меня сын не дышит!» — заметалась она по комнате. С кухни прибежали старшие девчонки. Кто-то кинулся успокаивать Лолиту, кто-то побежал за заведующей. Та примчалась, увидела мертвого Максима и вывела Лолиту из комнаты. Скоро появились другие сотрудники «Подростка», позже — полиция и представители опеки. В комнату Лолиту больше не пустили — в полуобморочном состоянии 15-летняя девочка давала показания — снова и снова рассказывала, что еще несколько часов назад ее годовалый сын был жив. И она не знает, не понимает, как так вышло.
***
Отец Лолиты ушел из дома, когда ей было пять. Они жили в коммуналке, мать выпивала. Когда напивалась очень сильно, девочка убегала к подруге и отсиживалась у нее по несколько дней. Мама подруги тоже выпивала, но не так крепко, как мама Лолиты, можно было терпеть.
Когда мать Лолиты ограничили в правах, девочку отправили жить и учиться в интернат. Она познакомилась с Сергеем, от которого в 13 лет забеременела. О беременности стало известно не сразу, аборт было делать уже поздно. Сергей почти сразу ушел в армию, а мать Лолиты лишили родительских прав. Так Лолита оказалась в «Мать и дитя» — отделении при «Подростке». И там родила Максима— здорового, крепкого ребенка.
В «Мать и дитя» временно живут женщины разного возраста в трудной жизненной ситуации с детьми. Девять маленьких комнат, общая кухня и туалет. За порядком следят заведующая и администраторы, есть дежурная медсестра и врач-терапевт. Режим как в лагере: часы отбоя и подъема, часы прогулок. После восьми часов вечера на кухне отключают электричество — готовить или пить чай нельзя. Совершеннолетние могут выходить за территорию приюта, предупредив администратора, несовершеннолетним на прогулке за забором нужен взрослый сопровождающий, но иногда отпускают и так. Продуктами, средствами гигиены, детским питанием проживающих должно обеспечивать «Мать и дитя».
14-летней Лолите, которая сама была еще ребенком и к тому же никогда не знала нормальной семьи, требовалась помощь в воспитании сына. Поэтому, после того как местный телеканал рассказал историю девочки, в ее жизни появилась Ольга Григорьева — наставник-волонтер от общественной организации«Домик детства».
Лолита принесла на могилу Максима любимую фотографию. Первый и последний раз она была на кладбище в день похорон — на 9 дней её туда не отпустилиФото: Евгения Волункова
Ольга — врач-невролог, у нее есть двое своих детей. Она навещала Лолиту в приюте — гуляла с ней по территории, рассказывала, как ухаживать за Максимом, как вести домашнее хозяйство, готовить еду. Ходила с девочкой в парк, в магазины. Брала ее и ребенка на работу — делала лечебный массаж.
Лолита менялась. Звонила Ольге и спрашивала, как готовить котлеты, и очень переживала, если не получалось. Стала просить у Ольги книжки и делиться личными переживаниями.
«В апреле Лолита попросилась в церковь. Она теряла крестики и переживала по этому поводу, попросила свозить ее на службу, — рассказывает Ольга. — Обычно я Лолиту забирала за территорию приюта по заявлению. И вот, как обычно, приехала за ней, а заведующая отделением «Мать и дитя» мне отказала. Я спросила, в чем дело, и получила ответ: «Мало ли, куда вы ее поведете. Вдруг это секта?» Уговорить не получилось, и после этого случая мне уже никуда не разрешали брать Лолиту. Общаться нам разрешили только в коридоре. Аргументировали странно: в мае происходит смена подчиненности, мы из одного ведомства передаемся другому, и не трогайте нас».
Параллельно с Ольгой доступ в учреждение перекрыли волонтерам всех общественных организаций. Но Ольга снова и снова пыталась забрать Лолиту из приюта хотя бы на пару часов. Причины отказа были разные.
«Один раз мне сообщили, что не отпускают Лолиту, потому что она не убирает комнату, у нее за холодильником пыль, — рассказывает Ольга. — Мне хотелось спросить: «А как часто вы дома за своим холодильником вытираете пыль?» Но я Лолиту попросила вымыть все так, как они хотят. Она отодвигала холодильник, намыла каждый сантиметр пола. Потом привязались к тому, что у нее по комнате разбросаны детские вещи. Но это же естественно — ребенок начал ходить! Конечно, игрушки лежат и прочее. Но заведующая была непреклонна. Позже я по телефону договорилась, что мне Лолиту все-таки дадут. Приезжаю, у нее слезы на глазах: «Не пускают». Уже все убрано, за холодильником вымыто. Что еще? Оказалось, медсестра увидела на холодильнике расческу, на которой были волосы Лолиты. Я к заведующей, а она мне — Лолита неряха и не развивает ребенка. А ей кто-то показал, как надо развивать ребенка? Она же сама дитё, она не видела никогда, как с детьми надо обращаться, а там ее никто не учит».
Однажды Лолита позвонила Ольге и попросила приехать: «Болит рука, посмотрите». «Я приезжаю, у нее подвывих сустава. Ей велели переставить мебель, потому что кровать стоит под окном, и она ночью, ворочаясь, сдирает штору. Комната там два на два метра, чтобы одну кровать переставить, нужно всю мебель сдвинуть по кругу… И Лолита двигала, потому что ей сказали, что, если она не передвинет, то у нее отберут ребенка.
«Лолиту постоянно пугали лишением родительских прав. Не помоешь полы — отберем сына, не уберешь игрушки— отберем сына»Твитнуть эту цитату
Ее, чуть что, пугали лишением родительских прав. Не помоешь полы — отберем сына, не уберешь игрушки — отберем сына…»
***
В начале мая Максима увезли в больницу с гнойным менингитом и температурой под 40. Ребенок лежал в реанимации, но выкарабкался. Его выписали через полтора месяца и проинструктировали Лолиту, как за ним ухаживать, какие лекарства давать.
Ребенку, переболевшему менингитом в годовалом возрасте, нужен регулярный осмотр, могут возникнуть осложнения. Ольга договорилась с детским неврологом, чтобы он осмотрел Максима вне очереди и, если нужно, назначил лечение. Она просила заведующую дать ей возможность показать Максима врачу почти сразу после выписки, в двадцатых числах июня, но ей отказали. Объяснили тем, что Максим записан к врачу на 19 июля, и только тогда они и поведут к нему Лолиту с сыном.
Потом у Максима начали синеть губы и холодеть пальцы на руках. Лолита попыталась забить тревогу, но медсестра «Матери и дитя» не нашла в состоянии ребенка ничего необычного. Лолита сообщила Оле, что сын отказывается есть. Она перепугалась и в который раз умоляла заведующую отпустить Лолиту с Максимом к врачу. Та ответила: «Идите в опеку. Если там разрешат, то берите». В опеке Ольгу отправили обратно в «Подросток».
«Мне сказали, что у Лолиты есть официальный представитель (директор приюта), а вы приходите с улицы. Вот если бы к вам пришли с улицы и попросили ребенка куда-то сводить! Но я же с Лолитой полгода уже общаюсь, они меня прекрасно знают! В конце концов, еще через неделю, в понедельник, заведующая мне сообщила, что, возможно, в пятницу я все-таки смогу свозить Максима к врачу, — продолжает Ольга. — Но до пятницы он не дотянул».
***
Смерть Максима сотрудники «Подростка» тщательно скрывают — опасаются огласки в СМИ. В день смерти всех проживающих в отделении «Мать и дитя» собрали и запретили писать о случившемся в соцсетях и кому-либо рассказывать. Директора «Домика детства» Антона Рубина, предложившего учреждению свою помощь в организации похорон, тоже настоятельно попросили молчать о случившемся «ради психического здоровья Лолиты». А саму Лолиту практически заперли в стенах учреждения.
На следующий день после смерти Максима Ольга с Лолитой общались через зарешеченное окно — девочку не выпустили во двор. И с тех пор сотрудники «Подростка» все время стараются помешать им общаться.
«Иногда мне удается застать Лолиту во дворе во время прогулки. Мы садимся в беседку, и тут же подсаживается воспитатель — слушает, о чем мы говорим. Или ее сразу уводят. Вчера я принесла Лолите книжку со стихами. Обычные стихи, про любовь, счастье. У меня ее тут же отобрали и при мне пролистали все страницы. И где-то там нашли строчку про полет души. Сказали, что они «повредят психическому здоровью Лолиты».
Социально-реабилитационный центр «Подросток» недавно стал частью социального приюта «Ровесник»Фото: Евгения Волункова
Мы сидим с Лолитой в беседке во дворе «Подростка». Я прячу диктофон между коленями, девочка прикрывает лицо волосами и озирается. Как только нас замечает воспитатель, сразу подходит и спрашивает меня: «А вы кто такая?» Говорю, что знакомая Лолиты, пришла проведать. Потоптавшись, женщина отходит от нас на три метра, но глаз не отводит.
Лолита очень красива — пухлые губы, большие глаза, густые каштановые волосы. Она часто моргает и говорит очень нервно, съедая слова. Боится, что из-за того, что мы беседуем, ее больше не пустят гулять. «После того, как Максим умер, я не могу тут жить. Меня «пасут», слушают мои телефонные разговоры, не дают нормально побыть наедине с парнем (Сергей, отец Максима, вернулся из армии за несколько дней до смерти сына и успел подержать его на руках), — тихо говорит Лолита. — Другие ребята, тоже несовершеннолетние, пишут заявление, чтобы уйти гулять за забор. Их отпускают, а меня нет».
Про смерть Максима Лолита рассказывает сбивчиво. Говорит, после больницы все было нормально, а потом начались сопли. «Медсестра сказала — иди, покупай капли в нос. Я купила, капала эти капли. Потом у Максима посинели губы, я жаловалась,
«Мне говорили, что все нормально, а потом он умер… Мне велели никому ничего не рассказывать»Твитнуть эту цитату
а мне говорили, что все нормально. А потом он умер… Мне велели никому ничего не рассказывать. Я до сих пор не могу поверить в то, что все это случилось».
Лолита рассказывает, что в «Мать и дитя» ее часто пугали лишением родительских прав: «Когда я не успевала что-то сделать, например, убрать сразу, как ребенок пописал, заведующая мне говорила, что я плохая мать. «Мы тебя лишим родительских прав!» — меня этим пугали сразу, как я родила. Я постоянно боялась сделать что-нибудь не так, боялась, когда Максим болел, потому что мне говорили, что я его застудила, я не углядела, я плохая».
Нас перебивает воспитательница — заходит в беседку и встает рядом. Лолита начинает рассказывать мне про Сергея, отца Максима. Говорит, что вот в этой самой беседке он несколько дней назад сделал ей предложение, и она согласилась. Что общее горе их объединило. Он живет с мамой, и, когда они поженятся, Лолита переедет к нему. Воспитатель закатывает глаза и отходит, Лолита наклоняется ближе и шепчет: «Я все сделаю, чтобы отсюда выбраться».
***
Несколькими днями позже в офисе «Домика детства» я сталкиваюсь с Мариной, еще одной девушкой, которая живет в «Мать и дитя». Она пришла туда за памперсами для сына, потому что в приюте их не выдают. Пришла тайком — если заведующая узнает, что «пошла просить по волонтерам», будет скандал.
Вход в социально-реабилитационный центр «Подросток»Фото: Евгения Волункова
«На нас там ругаются, запугивают, что отберут детей, — рассказывает Марина. — Чуть что — игрушки валяются, или если мы после восьми вечера чай пьем, говорят, что лишат материнских прав. А не нравится — собирайте манатки и валите. Мы еще как-то научились фильтровать, а вот Лолите, как самой младшей, доставалось по полной. Она всерьез поверила в то, что плохая мать, и что у нее заберут Максима, если с ним что-то будет не так. Часто плакала. Хотя Максима она любила, ухаживала за ним, все делала как надо».
По словам Марины, в день смерти Максима медсестра не делала обход. Его вообще делают не часто — график обхода есть, а обходов нет. Точно так же заполняются журналы о проделанной воспитательной работе. «Воспитатели ежедневно записывают, как организовывали нам досуг. Что мы на территории в игры играли, цветы сажали или учились готовить на кухне. На самом деле ничего этого нет».
Марина говорит, с тех пор, как волонтеры перестали приезжать, жить в «Мать и дитя» стало сложнее. «Мы готовим еду себе и детям из того, что нам выдают. Вместо мяса — тушенка. Молоко в пакетах. Оно в холодильнике киснет через два дня. А недавно мне выдали четыре килограмма гнилой картошки. Памперсы в последнее время перепадают редко, раньше волонтеры привозили, спонсоры, а теперь надо справляться самим. У кого есть, на что купить, тем хорошо, у кого нет — живи как хочешь».
***
«Если бы учреждения не закрывались от общественных организаций и не притворялись, что не нуждаются в помощи, Максим мог бы быть сейчас жив, — говорит Антон Рубин. — Министерство социально-демографической и семейной политики Самарской области так сильно боится, что проблемы учреждений станут достоянием общественности, что предпочитает закрыть двери для активных общественных организаций, типа нашей, и не принимать помощь. Страшно, что при этом чиновники не думают о детях, а страдают в первую очередь они».
У детских социальных учреждений Самарской области много проблем. Дефицит бюджетов, нехватка кадров. Отсюда — нужды, которые до поры до времени «закрывали» общественные организации. На протяжении пяти лет «Домик детства» сотрудничал с разными учреждениями области, и особенно плотно с «Подростком» и «Ровесником» в Самаре. Волонтеры приезжали с развивающими мероприятиями, возили детей в театр. Помогали одеждой, памперсами, канцелярией. До 2016 года эти детские учреждения находились в муниципальном ведении. А с 2016 года правительство Самарской области, ища, как бы сэкономить бюджетные средства, передало их в ведение Министерства социально-демографической и семейной политики. Так несколько учреждений объединились в одно («Подросток» недавно стал «Ровесником»).
Такую картошку выдают мамам с детьми в приютеФото: из личного архива
Рассказывать под запись о происходящем в стенах приюта сотрудники отказываются: боятся увольнения. Но анонимно говорят, что передача учреждений министерству сильно ударила по их работе и по детям. «Год назад сократили часы работникам дополнительного образования. Поначалу очень выручали волонтеры, проводили разные мероприятия. «Домик детства» — развивающие, ребята из организации «Общее дело» — спортивные. Еще была девушка-волонтер, она приезжала и делала с детьми разные поделки… А потом министерство попросило нас предоставить списки всех организаций, с которыми мы работаем: якобы они будут выбирать тех, кому можно к нам ездить, а кому нет. И с тех пор никого к нам не пускают».
Антон Рубин вспоминает, что все началось зимой. «Под разными предлогами нас перестали пускать в учреждения. То карантин, то свои мероприятия. Весной работники этих учреждений начали на ушко говорить, что «карантин» — это потому что “вы везде пишете, что у нас проблемы”. И стало ясно, что это целенаправленная политика, а не просто случайность».
Волонтер «Домика детства» и куратор «Подростка» Татьяна Буравова вспоминает, как 1 сентября 2015 года ей позвонила воспитатель приюта и сказала, что детей не в чем вести школу, и денег на одежду нет. Попросила помощи. Таня нашла дарителей — детей одели. Обычно «Домик детства» собирает помощь для своих подопечных через соцсети и официальный сайт. Там же благодарит спонсоров и волонтеров. И когда директор «Подростка» Людмила Куликова прочитала на сайте отчет с благодарностями, позвонила Тане: «Вы что?! — возмущалась она. — Сейчас же уберите свой пост о том, что детям не в чем ходить! Так нельзя!» «Все это, конечно, идет из Министерства социально-демографической и семейной политики, которое запрещает говорить о том, что нужна помощь», — объясняет Таня.
Антону Рубину, который до недавнего времени курировал другое детское учреждение, тоже есть, что вспомнить: «Я был председателем общественного совета учреждения, название которого не могу произнести, потому что не хочу подставить директора. Со мной делились любыми проблемами, начиная с отсутствия зимних курток и до того, что детей надо свозить в цирк. И мы помогали. В последний год нужд стало очень много, потому что учреждениям урезали бюджеты, в том числе на питание, при этом нормы остались те же».
Однажды директор одного из учреждений позвонила Антону и, едва не плача, попросила привезти туалетную бумагу. Рассказала, что детям нечем вытирать попу, а денег нет. В разделе «Нужды» на сайте появилась запись о том, что нужна бумага. Ее купили и привезли. А вскоре директор получила выговор за «попрошайничество». Позже волонтеры искали спонсоров, чтобы купить детям зимнюю одежду. После этого замминистра социально-демографической и семейной политики Марина Сидухина прямым текстом сказала Рубину, что «в помощи волонтеров они не нуждаются».
«Министерству совершенно не важно, где директора приютов будут брать деньги на необходимое, — говорит Антон. — Марина Сидухина как-то в личной беседе сказала мне, что, если директор не может обеспечить учреждение всем необходимым, значит, он плохой директор. И принимать от нас помощь он не имеет права».
По сравнению с тем, что происходит в Самаре, дела областных учреждений совсем плохи. Поэтому, несмотря на запреты Минсоца, руководители интернатов и приютов продолжают втихаря обращаться в «Домик» за помощью. Просят канцелярские товары, одежду и даже мыло. «Мы привозим и, чтобы не подставлять этих людей, ничего нигде не пишем, — говорит Антон Рубин. — Но работать таким образом нам очень сложно».
***
Последний раз мы с Лолитой общаемся через забор. Девочка забежала за кирпичную будку, чтобы нас не увидели воспитатели. Она грустная, но на вопрос, как дела, отвечает: «Более или менее». Говорит, что скоро 40 дней Максима, и ее обещают свозить на кладбище (на девять дней ее не отпустили). А еще она говорит, что очень ждет разрешения на брак — вроде бы, должны дать. Тогда она сможет жить, как нормальный человек. Общаться с кем захочет и не озираться по сторонам.
Лолита может гулять только два раза в день вокруг здания приютаФото: Евгения Волункова
С Ольгой Григорьевой и Антоном Рубиным мы едем на кладбище поставить цветы и убрать старые засохшие — со дня похорон там никого не было. Маленький холмик обложен игрушками — почти все Олины подарки. Из простой голубой рамки улыбается детское личико. Лолита как-то сказала Ольге, что ей кажется, что Максим сейчас в лучшем мире, на небе, возле солнца. И, когда она думает о том, что он оттуда будет ее защищать, ей становится легче.
Результаты вскрытия показали, что ребенок умер от менингита. В возбуждении уголовного дела по факту смерти ребенка отказано. «Проверка показала, что смерть наступила по естественным причинам», — сообщила ТД старший помощник руководителя следственного управления по Самарской области Елена Шкаева. Адвокат Лолиты, нанятый «Домиком детства», подает обжалование в прокуратуру. Но его права ограничены тем, что Лолита несовершеннолетняя, а ее официальным представителем является директор приюта.
Вопросы о случившейся трагедии и работе с общественными организациями в Министерство социально-демографической и семейной политики Самарской области мы направили 5 августа. Министерство обещало ответить в течение 30 дней, как положено по закону. Директор нового объединенного учреждения, социального приюта «Ровесник», Татьяна Демина от комментариев отказалась.
