Почти два десятка медиков республиканской клинической больницы во Владикавказе ушли вслед за уволенным главврачом. Теперь единственная в городе больница скорой помощи может остаться без неотложного отделения
Хаджи-Мурат говорит, что у него нет «ни кола ни двора, и один друг — голова». Он лежит в Клинической больнице скорой медицинской помощи четвертую неделю с параличом нижней части тела. Месяц назад он вышел из исправительной колонии № 1 во Владикавказе, отсидев там два года, а до этого — еще девять лет в Дагестане. Ноги частично отказывали еще в ИК, но в санчасти ему давали только анальгин и димедрол, а лечить не лечили. Теперь ноги отнялись полностью. У Хаджи-Мурата нет ни паспорта, ни медицинского полиса. В больнице его держат только потому, что врачи не могут выписать инвалида первой степени на улицу, зная, что ему некуда податься, хотя по внутреннему распоряжению администрации имеют право — бесплатное лечение человек без документов может получать до трех дней. Теперь и амбулаторных пациентов, и экстренных, которых привозит «Скорая», возможно, некому будет лечить, а для тех, кто живет добротой медсестер и санитарок, в больнице больше не останется места.
Республиканская клиническая больница скорой медицинской помощи (РКБ, ранее КБСП) — одна из трех крупнейших во Владикавказе и единственная в городе, где есть отделение неотложной медпомощи. Почти всех, кого врачи «Скорой» решают госпитализировать, везут в РКБ, кроме беременных женщин и тех, кому требуется помощь нейрохирурга или невролога — при больнице нет этих отделений и родильного дома. Зато есть единственное в регионе ожоговое отделение, куда на операции и лечение привозят людей и из четырех соседних городов, и из десятка поселков и сел.
Больница находится почти у выезда из города. На посту охраны на входе спят три дворняжки — прибились за последние пару лет. Теперь их тут все знают — и охранники, и пациенты их подкармливают. Машина «Скорой» к приемному покою подъезжает почти каждые полчаса. На каталке привозят старушку с переломом шейки бедра, которая поскользнулась на лестнице в церкви после проповеди и, подвывая, бормочет, что, мол, Бог наказал. Двое друзей приводят молодого парня с изрезанной рукой. Тоненькая девушка ведет маму, у которой после «тяжелого разговора» болит сердце. Женщина лет пятидесяти в юбке в пол с головокружением. За сутки РКБ принимает около шестидесяти пациентов амбулаторно и около двадцати с госпитализацией.
Терапевт Альбина Базрова работает в больнице скорой помощи с девяностого года, первые пятнадцать лет дежурила и принимала экстренных больных, эти годы она вспоминает как самые тяжелые. Терапевты обслуживают и все остальные отделения больницы. «Койки у нас в терапии никогда не пустуют, — объясняет она. — Если у нас все забито, но хотя бы не приходится искать больных, которых положили в другие отделения, считается, что больных еще немного». Альбина, как и остальные шестнадцать врачей, написала заявление об уходе по собственному желанию и в ближайшие дни покинет место, которому посвятила двадцать шесть лет своей жизни. «Мы работали все теракты — и школу в Беслане, и взрывы на рынке и в маршрутке, во время войны в Южной Осетии к нам везли особо тяжелых, кроме нейрохирургии, — вспоминает она. — Понятно, что незаменимых нет, но вопрос в том, что будет с больницей дальше».
***
Один из лучших и самых известных в Осетии хирургов Казбек Зураев был назначен главным врачом больницы девять месяцев назад тогдашним главой республики Тамерланом Агузаровым. Уже тогда у больницы был долг в 85 миллионов рублей, накопившийся за многие годы. По словам Зураева, перед ним не ставили задачу заработать денег и вернуть долги — нужно было поднять уровень медицинской помощи и поддерживать профессионализм врачей. С погашением долга глава республики обещал помощь. Но в феврале он умер, а за больницей так и остался долг, с которым новое руководство мириться не собиралось.
По словам врачей, КБСП всегда была бедной, и проблемы с лекарствами никто толком не решал. «Раньше здесь в холле была аптека, и, честно, когда ее убрали, я даже вздохнула с облегчением, — вспоминает Альбина Базрова. — Потому что каждый раз в день зарплаты все врачи шли туда отдавать долги за то, что они покупали для своих пациентов. Почти все медикаменты приходилось выписывать— лекарств было так мало, что не хватало даже простых, базовых, которые должны выдаваться бесплатно. Иногда у пациентов не было денег с собой или не было их вообще. Тогда врачи покупали лекарства на собственные деньги — не оставлять же человека умирать».
«Был один момент, когда аптеки рядом закрыли, — продолжает Альбина. —Представляете, в больнице лекарств нет, аптек рядом нет, а у меня поступил парень с астмой, которому обязательно нужны были гормоны. И вот я бегала по отделениям, пытаясь их найти, может, где-то что-то осталось. В травматологии их использовали меньше, и у них нашлись последние — хватило на несколько суток. Утром на пятиминутке анестезиолог начал говорить, что совершенно нет растворов, приходится идти на операцию без них. Тогдашний главврач махнул рукой, мол, не надо мне это рассказывать, я знаю. Эта проблема никогда не решалась, только в последний год что-то, наконец, начало меняться».
При Зураеве впервые за два десятилетия врачи стали вовремя получать зарплату — раньше ее задерживали на две-три недели. «Это и так-то небольшие деньги, — объясняет реаниматолог Тимур Чихтисов. — Но для многих в больнице это единственное, на что живут их семьи. Я не могу сказать, что за последний год у нас появилось все, но теперь есть хотя бы жизненно важные лекарства, в том числе антибиотики вплоть до вильпрафена и спецпитание, которое подается через вену».
КБСП выглядит удивительно хорошо для региональной больницы — все чисто, нет ни специфического «больничного» запаха, ни осыпающейся штукатурки, ни пугающего бетонного пола. Три года назад тогдашний главврач вложил все деньги, предназначенные, в частности, на зарплаты и лекарства, в обновление больницы. Теперь здесь идеально гладкие белые стены и стерильная чистота — глазу даже не за что зацепиться.
***
8 августа и. о. главы Минздрава Северной Осетии стал Михаил Ратманов, ранее работавший в Ивановской области. 19 августа он вызвал Казбека Зураева и сообщил, что «грядут большие перемены», а самого Зураева больше «не видят в должности главврача». Спустя несколько дней министр приехал в больницу, попросил собрать коллектив. При сотрудниках он протянул главврачу заявление об увольнении. «Мне кажется, он был готов подписать, Казбек неконфликтный человек, — рассказывает Альбина Базрова. — Но весь зал ему кричал: «Пожалуйста, не подписывайте». Кто-то из молодых врачей выхватил у Казбека заявление, оно пошло по рукам, и его в конце концов порвали на глазах у Ратманова. Мы до этого всего записались на прием к главе республики и еще думали, что можем что-то изменить». Под окнами больницы все это время дежурили почти два десятка полицейских.
Через пару дней с Зураевым расторгли трудовой договор в одностороннем порядке. В больнице собирали подписи против этого решения. Когда стало понятно, что его уже не отменить, врачи начали писать заявления об увольнении. Сначала их было тридцать два. Некоторые написали заявления из солидарности с главврачом, не особо рассчитывая, что их подпишут. Но те, кто понимал всю серьезность ситуации, отговорили многих коллег — тех, для кого работа в КБСП единственный источник дохода в семье. «То, что не все написали заявления, не значит, что они не хотели бы, — объясняет реаниматолог Тимур Чихтисов. —Некоторых мы сами не пустили — тех, кто уйдет в никуда. Например, пожилых санитарок, которые и так получают шесть-восемь тысяч, и тех, у кого кредиты».
Сейчас новый главврач Асланбек Моргоев подписал 17 заявлений, еще несколько остаются на рассмотрении. Среди тех, кто уходит, — старшие хирурги, реаниматологи, травматологи и эндоскописты, то есть сотрудники экстренного отделения —специализации КБСП. Казбек Зураев преподавал на кафедре при КБСП тринадцать лет. «Очень многие наши молодые хирурги — его бывшие студенты, — поясняет эндоскопист Алина Дзгоева. — Они потому так и борются за него, что знают его как принципиального и честного человека».
Тимур пришел в КБСП в 22 года, потом уехал доучиваться в Москву, а в 2008 году вернулся в больницу уже врачом в реанимацию. «Мы в первую очередь люди, такие же, как и все, а только потом анестезиологи, гинекологи и эндоскописты, —говорит он. — У нас есть те же чувства, эмоции и желания, но нет надежды, что здесь нас услышат. Здесь мы никому не нужны». Тимур готов переехать в соседнюю Ингушетию или Чечню, если найдет работу там. «Нас упрекают, что хаос у нас в больнице, но хаос по всей республике, — считает он. — У нас это называется хианизм — непотизм в переводе с осетинского. «Свои» у власти и бизнеса, меняются только лица, иногда фамилии, но кланы одни и те же. У нас все идет мимо людей. Мне жаль следующее поколение — оставаясь осетинами, они будут жить в чужой республике, где им не будет места. Тут люди никому не нужны. Наш случай только частное проявление этого».
За последние пять лет в Клинической больнице сменился третий главный врач. «Был у нас один главврач, который любил проверять пыль, — вспоминает Альбина Базрова. — Ходил по палатам и проводил рукой по консолям с кислородом и вызовом врача. То, что они не работают, его не волновало. Лишь бы пыли не было».
Медики обижены не только на увольнение лучшего, по их мнению, главы, но и на то, что с ними не считаются. Это вопрос чести и достоинства, которые всегда были особенно важны на Кавказе. «Мы устали от того, что новое руководство швыряет нас туда, решает то, а нам каждый раз надо приспосабливаться, — рассказывает Алина Дзгоева, эндоскопист. — Это свой мир, тут нужно побыть и пожить, чужой человек этого просто так не поймет. Сейчас нас просто загнали в угол. У всех людей семьи, кредиты, маленькие зарплаты. У нас нет выхода». Заявление Алины уже подписали — она больше не работает в КБСП. «Невозможно уже жить в этой республике, невозможно тут растить детей. Как им объяснить: хорошо учись, делай себя, много работай — а никаких гарантий не будет, — продолжает она. —Нашего главврача выкинули как котенка. То же самое может случиться с каждым из нас».
***
Хаджи-Мурат не знает, сколько ему осталось. Он лежит в одной из дальних палат в терапии, и иногда курит, когда медсестры и врачи не видят. На правом плече у него татуировка в виде парусника — знак, как он говорит, свободного разбойника, на предплечье набит его погибший друг — портрет юноши в розах, на правой руке вытатуирован ангел, несущий свет, а на ногах — «кандалы». Он говорит, что, если останется без лечения и на улице, то поднимет глаза к небу, попросит за все прощения и умрет.
Шестнадцать опытных врачей уже уехали в Чечню, где им предложили работу в местной больнице. На несколько мест уже нашли молодых врачей, вчерашних выпускников медвузов.
