Пастухи вместо боевиков

Ирина Гордиенко, «Новая газета», специально для «Таких дел»

В Шамильском районе в ходе «спецмероприятий» силовики убили родных братьев-пастухов — 19-летнего Гасангусейна и 17-летнего Наби Гасангусейновых. После убийства на парней надели чужую одежду, на спины им повесили автоматы, рядом бросили берцы и вещмешки.
Через несколько часов информагентство «Интерфакс» сообщило: «Двое вооруженных мужчин, отказавшись предъявить документы, открыли огонь по сотрудникам правоохранительных органов. В ходе перестрелки оба бандита были уничтожены… Согласно предварительным данным, ликвидированные боевики являлись членами так называемой «шамильской» бандгруппы». Далее пошли новости, что пастухи якобы причастны ко всем громким преступлениям, совершенным в районе за последние несколько месяцев.

На этом историю можно было бы считать законченной. Случаи, когда в ходе спецмероприятий от рук силовиков гибнут обычные люди, не редки на Кавказе. Их имена пополняют списки террористов, и доказать невиновность «уничтоженных» невозможно.

Но в этот раз все пошло по-другому.

«Я шел на горное пастбище, сменить моего напарника, который уже несколько дней пас там овец. Было пять утра, 24 августа, — рассказывает мне Исрапил Магомедов, дядя братьев. — В селе встретил Патю, мать Гасана и Наби, она нервничала. Попросила зайти к ним на пастбище, проверить, как там ее сыновья. Они должны были прийти домой вечером, но так и не пришли. Их телефон молчит. Около 6.20 часов утра, пройдя уже четверть пути, на тропе я увидел темные пятна, слегка присыпанные землей. Мне показалось это странным, стал приглядываться, заметил осколок стекла от фонарика, кусок какой-то ткани, и тут я посмотрел вниз, налево от тропы, где склон круто спускается к реке. Поодаль, в четырех метрах под кустом, я увидел два тела. Они лежали рядом, лицами вниз, на них были черные куртки, на головах капюшоны, на спинах лежали автоматы, ремни были перекинуты через шею. Эти мертвые люди были босые, их пластиковые тапочки черного и синего цвета валялись тут же, а рядом стояли армейские берцы и вещмешки. Я оглянулся. Вокруг никого. Спустился, снял капюшон с одного лица, его густо покрывала запекшаяся кровь. Тогда приподнял другого — и узнал Наби. Не знаю, сколько времени я там просидел. Я видел мертвое лицо Наби, но мой мозг отказывался в это верить».

Родные братья — Гасангусейн (в семье его называли Гасан) и Наби Гасангусейновы — родились и выросли в селении Хиндах сельского поселения Гоор Шамильского района Дагестана. Гасану было 19 лет, он старше Наби на два года. Мальчики были совсем разными по характеру: Гасан мягкий, размеренный, спокойный, Наби же — шустрый, веселый и непоседливый. В этом году одноклассники Наби пошли в 11 класс. А ему пришлось уйти из школы после девятого класса, чтобы вместе с братом работать и содержать семью. И мать, и отец у них инвалиды.

Живет семья скромно, если не сказать бедно. Маленький, покосившийся домик, окна веранды закрывает лист фанеры, — стекло побило ураганом, вставить новое пока денег нет. Небольшой двор, высокие стебли кукурузы закрывают амбар и отхожее место у каменной кладки в углу двора. Есть корова и два бычка.

Отец время от времени ездит на заработки в Нальчик — работать на рынке, а мама даже по хозяйству не всегда сама справляется, в огороде уж и подавно. Помогает младшая сестренка-семиклашка. Семья из пяти человек в основном жила на родительское пособие по инвалидности. Именно поэтому Наби решил уйти из школы: нужно было помогать семье.

Работы в селе нет, а уезжать на заработки в город братья не могли — не хотели оставлять мать одну. Поэтому решили наняться чабанами.

Чабаны

Селение Хиндах находится на высоте 1600 метров над уровнем моря, его пастбища — в полтора раза выше. К кутану — временному пастушьему жилищу из камней, фанеры и полиэтилена, где обычно ночевали братья, — ведет узкая тропа над селом. Тропа пробита прямо в горной породе, со стороны кажется, будто она обнимает горы, петляя и извиваясь по склонам. Она настолько узка, что во многих местах там не разойдутся и два человека. Когда-то давно именно на этих склонах жили предки хиндахцев. Внушительные развалины каменных домов возвышаются до сих пор, не желая подчиняться времени. Тропа петляет сквозь эти напоминания о прошлой жизни.

Это самая короткая и удобная дорога, которая соединяет село с пастбищами — всего семь километров. Десятилетиями ею пользуются только пастухи. Их кутаны и стоянки общеизвестны. Каждый год глава администрации сельского поселения сообщает участковому, где пасутся отары и стада того или иного пастуха. Специфика региона обязывает.

Гасан и Наби работали со своим приятелем Расулом — он старше и много лет чабанил. Жители всех окрестных сел приводили на их пастбище свою скотину. С каждой головы — 1770 рублей за сезон, всего 100 голов. Получалось 177 тысяч за сезон, на каждого по 59 тысяч рублей за четыре-пять месяцев работы (как правило, сезон длится с конца апреля по сентябрь). Деньги очень хорошие.

Казалось бы, лето, весь день торчи в горах, лежи под деревом с соломинкой во рту и сквозь прищур наблюдай за тем, как резвятся телята, — работа не пыльная. Но так думает только тот, кто никогда не был в горах. Чабанить — дело изнурительное, требующее большой выносливости и терпения.

«Обычно мы чабанили втроем», — говорит Расул. Невысокий, крепко сбитый парень, в движениях которого чувствуется легкость альпиниста. Тот день можно считать еще одним днем его рождения. Родственники попросили помочь, и весь день Расул был в отъезде: Гасан и Наби остались одни в кутане.

«Каждый день мы встаем в три утра, когда выгонишь скотину из загона, нужно успеть до жары уйти вон через ту гору, — Расул показывает на огромное плато, возвышающееся впереди. — Иначе животным будет очень трудно. Там они едят, а потом разбредаются по кустарникам, пережидать жару. Потом нужно вести их на водопой, потом назад в кутан. Сто голов, это не шутка. Возвращаемся, уже смеркается, нужно дать им соли, у нас в горах в почве и траве очень мало соли, скотина страдает от этого. Этот год выдался сложный: какая-то инфекция у нас тут появилась, или трава такая, что желудок коров не справляется ее переваривать, и они лежат в кустарниках обессиленные. Если мы видим, что животное сильно страдает — мы режем его тут же, освежевываем, мясо отдаем хозяину. А его еще нужно переправить за столько километров. За падеж скота из нашей зарплаты вычитается определенная сумма. А еще, если волки напали на корову, или она сорвалась в пропасть или потерялась, за все это мы несем ответственность. Иногда неделями сидим тут. Света нет, связи почти тоже, а ты от усталости даже не можешь заснуть. И хотя в округе много чабанов, мы все разбросаны по склонам, — издалека мы видим друг друга постоянно, но пообщаться-то не можем».

«Вот мы тут приладили антенну, — Расул показывает на кусок металла, прикрученный изолентой у маленького окошка над изголовьем спального места, — тут связь ловит даже некоторые радиостанции с музыкой, «Прибой» (махачкалинская радиостанция — ТД) была наша любимая».

Мы плакали и ждали

После того как Исрапил Магомедов обнаружил тела парней, он позвонил своему родственнику — «родителям звонить не решился. Отец парней был в отъезде, а матери я просто не мог сказать». Сразу же к месту трагедии стали собираться мужчины из села. Пока думали, как быть, с противоположной стороны появилась вереница сотрудников полиции Шамильского РОВД. Было около семи утра. «Мы очень удивились, увидев их, — говорит Исрапил, — в полицию еще никто не сообщал».

— Что здесь произошло? Почему на пацанах чужая одежда? Откуда оружие? — стали спрашивать мы полицейских. Ведь они тоже знали наших ребят.

— Мы ничего не знаем. Начальник нам сообщил местоположение и приказал забрать тела.

— Когда вы нам их отдадите? (По исламскому обычаю обряд похорон необходимо совершить в день смерти до захода солнца — ТД)

— С телами поработают эксперты в районе, и мы отдадим.

Тем временем известие об убийстве пастухов взбудоражило окрестные села: Хиндах, Кахиб и Гоор административно входят в одно сельское поселение, и, хотя номинально села разные, но находятся они близко и живут общей жизнью. Мальчишек знали все. Мужчины стали стекаться в районный центр, куда полицейские отвезли тела. Там выяснилось, что тела никто не собирается отдавать, — их планируют везти в Махачкалу «для дальнейших следственных действий». Эта формулировка означала, что мальчишек не вернут никогда — тела «боевиков» не выдают. Их хоронят в безымянных могилах под номерами на кладбище под Махачкалой.

«Узнав, что Гасана и Наби убили, я побежала к сестре домой, — говорит тетя братьев Зумрият Алиева. — Дом уже был полон нашими односельчанками. Мы сидели и ждали, плакали и ждали. Не знали, что делать, мы никогда не вмешиваемся в дела мужчин. Они сами все решат. Мы же можем только ждать».

Когда Патимат, матери братьев, позвонили и сообщили, что тела не вернут, никто ничего даже не обсуждал. Женщины со всех селений молча вышли на улицу и отправились в районный центр к Шамильскому РОВД, где во дворе стояла машина с телами. Они взломали ворота отделения и силой отобрали тела братьев у полицейских. Начальник полиции стрелял, кричал, что федералы не позволят такого самоуправства. Но его никто не слушал. Стоявшие у села федеральные подразделения ОМОН беспрепятственно выпустили толпу с телами.

Прикомандированные сотрудники, по их словам, «не участвовали ночью в спецмероприятиях» и сами не понимали, что происходит.

Когда тела ребят обмывали перед похоронами, все увидели, что у Гасана восемь пулевых ранений, у Наби — 11. А на чужих куртках, которые были на них надеты, всего по два пулевых отверстия.

Дело против неустановленных лиц

Официальная сводка МВД по Дагестану, составленная и подписанная и.о. начальника ОМВД России по Шамильскому району Ибрагимом Алиевым (копия имеется в редакции): «23.08.2016 года примерно в 21 ч. 25 мин. сотрудниками СОГ-5 УФСБ РФ, ЦПЭ (центр по борьбе с экстремизмом — ТД) МВД с дислокацией в селе Гергебиль, ФСБ России совместно с сотрудниками ОМВД России по Шамильскому району в ходе проведения ОРМ (оперативно-розыскных мероприятий — ТД) по реализации оперативной информации неустановленные лица произвели выстрелы из автоматического оружия по сотрудникам правоохранительных органов. Жертв и пострадавших среди сотрудников правоохранительных органов нет. Ответным огнем преступники уничтожены. Осмотр и обследование местности на предмет заминирования будет проведен с наступлением светлого времени суток».

Такая подробная цитата здесь важна. Потому что она ставит ключевые вопросы. Если в этой операции принимали участие все перечисленные подразделения, в том числе и федеральные, значит, был введен режим спецоперации, о чем, по закону, должен был быть оповещен глава сельской администрации Абдула Антигоев. Гасангусейновы были убиты между 21.32 и 22.00 (в 21.32 Наби позвонил матери: «Мы идем домой, жарь рыбу, мы очень голодные». Во входящих звонках на телефоне Патимат это зафиксировано. После этого телефон Наби больше не отвечал).
Начальник полиции Шамильского района Алиев позвонил главе администрации ближе к десяти вечера, приказав никого из домов не выпускать — в окрестностях введен режим КТО.
Позже, уже около полуночи, в селение въехали несколько«Уралов» с федеральными подразделениями ОМОНа. «Они постояли на главной площади пару часов, ничего не предпринимая, — говорят свидетели. — Мы их спрашивали: «Что происходит?» Они отвечали: «Мы сами не понимаем»».

Братья были расстреляны автоматной очередью прямо на тропе, отсюда пятна крови, обнаруженные дядей, которые кто-то присыпал землей. И этот же кто-то оттащил тела на четыре метра вниз от тропы под куст, надел на них чужую одежду и оставил до утра — в случае проведения контртеррористической операции тела боевиков никогда не оставляют на месте и не снимают оцепления местности, пока весь квадрат не будет зачищен от ее последствий, и никакие «возможные заминирования» не способны этому помешать.

Юридических доказательств, что ребята не были связаны с боевиками, у нас нет (впрочем, как нет и обратных). Однако ребят в округе знал каждый человек, их жизнь была на виду. В тесных горских джамаатах, когда приходится всем вместе делить суровый быт, что-либо скрыть невозможно. Четыре тысячи человек — население трех сел — свидетельствуют: братья никогда и никакого отношения не имели к боевикам. Именно поэтому сразу же после трагедии на улицу вышли все жители. Они понимают, если бы сотрудникам полиции удалось забрать тела до того, как их обнаружил Исрапил Магомедов, никто и никогда бы не узнал об этой небрежной попытке инсценировки. И после убийства братьев Гасангусейновых остались бы только сухие сводки информагентств о «ликвидации боевиков», а их родителям — ярлык родственников «террористов». Такие случаи нередки на Кавказе, в них никто не хочет разбираться, а тем более искать виновных — силовые ведомства покрывают друг друга, правоохранительная система никогда не признает свои ошибки. Хотя местные жители уверены: силовики специально уничтожают простых людей, чтобы затем повесить на них ярлык боевиков и списать все нераскрытые преступления.

Следователь Хунзахского следственного отдела Ибрагимов по факту убийства братьев возбудил уголовное дело по 317 статье УК РФ — «посягательство на жизнь сотрудников правоохранительных органов» и по статье 222 — «незаконное хранение и ношение оружия». Важная деталь: дело возбуждено в отношении «неустановленных лиц» — после того, как следователь производил осмотр места преступления в окружении сотни родственников Гасана и Наби. За две недели, прошедшие после убийства (я была в селении 6 сентября), следователь Ибрагимов не опросил ни одного свидетеля и вообще не появлялся в окрестностях села.
«Мы не успокоимся, пока не будут найдены и наказаны виновные. Пока не будет возбуждено уголовное дело против тех, кто убил наших ребят, — говорит Рамазан Магомедов, заместитель главы администрации селения. Пока мы не выходим на улицу. Только пока. Ждем решения силовых органов по нашему делу».

P.S. «Новая газета» направила запросы в УФСБ, МВД, Следственный комитет и Прокуратуру Дагестана, а также в Национальный антитеррористический комитет с соответствующими вопросами по поводу этого дела. Мы надеемся, что ответы помогут прояснить картину произошедшего в окрестностях селения Хиндах.