Молчание Беслана

Спортзал тоже хотели снести или встроить в храм, но осетинки, похоронившие после теракта своих детей, встали горой. Беслан — маленький город с населением в 37 тысяч человек, с виду — поселок, где в домах пахнет коровами, а через дорогу переходят куры. Частных домов здесь больше, чем многоэтажек. Во Дворце культуры находится офис исполкома «Единой России», перед входом в него — памятник Ленину. У каждого жителя Беслана был кто-то — член семьи, сын подруги, соседа или просто хорошего знакомого — среди «терактников» (так называют друг друга те, кто побывал в заложниках). «Пострадали все», — говорят местные и едва сдерживают слезы.

Норд-Ост скорбит с вами

Сначала в спортзал входят государственные лица. Стройные девушки на высоких каблуках и в юбках-карандашах инструктируют делегацию чиновников — объясняют последовательность их действий, при входе в спортзал вручают им красные гвоздики и свечки. Потом — все остальные. Люди проходят через «живой» коридор: волонтеры администрации города — старшеклассники и студенты в черных футболках с надписью на спине «Антитеррор» — молча стоят друг против друга. Периодически к ним подходит какой-нибудь мужчина в деловом костюме и хлопает по плечу: «Все нормально?» Почетный караул кивает головами.

Прямоугольник спортзала прикрыт золотым колпаком с косыми прорезями. Архитекторы назвали железную конструкцию, возведенную вокруг помещения, «памятным венком» (на внешней стороне мемориала крупные цветы вишни), местные жители — «саркофагом». Перед входом в спортзал надпись: «Помните! Это не должно повториться!»
Обшарпанные стены, темно-серые от огня и времени. Изрешеченные пулями, как сито. Ржавые баскетбольные кольца, на которых террористы подвешивали гранаты. Черные, обуглившееся шведские стенки. Деревянный пол. В середине зала стоит трехметровый деревянный крест, вокруг плотным ковром выложены красные гвоздики. Дырки в стене и в полу бережно укрыты искусственными цветами.

По всему периметру спортзала — железные подсвечники с песком. Как в церкви. На стенах фотографии погибших заложников, под ними подписи: имена и годы рождения, последний — 2002-й. Учителя, родители, дети, спецназовцы. За двенадцать лет стены, продырявленные снарядами, заполнились сотнями посланий: «Норд-Ост скорбит с вами», «Турки помнят вас», «Любите своих детей и дорожите их», «Альфа-Вымпел, спасибо вам». На пыльных подоконниках стоят куклы Барби, розовые ободки для волос, свечки, плюшевые игрушки, иконы, бутылки «Кока-Колы» и шоколадки. Здесь очень много воды: все бутылки без крышек, в картонные коробки с фруктовым соком вставлены трубочки.

Некоторые вещи лучше делать втихую

В углу спортзала стоят особняком активистки «Голоса Беслана». На пяти женщинах «хэнд-мейд» футболки с надписью фломастером «Путин — палач Беслана». Это не истерический лозунг. Основываясь на собственных впечатлениях и материалах расследований, женщины считают, что 3 сентября 2004 года приказ о штурме школы отдал Владимир Путин или кто-то из его приближенных, чтобы форсировать события и не допустить переговоров с Асланом Масхадовым. Что заложников можно было спасти.

Их окружают элегантные мужчины — прислушиваются к каждому звуку, подозрительно вглядываются в лица всех, с кем общаются активистки, а периодически бросают из-за плеча: «Как вам не стыдно!», «Вы позорите республику», «Не могли другого места найти для своей акции?!» Как выясняется позже — это силовики в штатском, съехавшиеся в Беслан со всей республики: сотрудники ФСБ и уголовного розыска, Центра по борьбе с экстремизмом. Они пытаются загородить женщин от посторонних глаз, местные телевизионщики по их команде отворачивают камеры. Тем временем, на входе в школу лежит список аккредитованных журналистов — шесть листов бумаги формата А4.

Активистки «Голоса Беслана» в спортзале школы №1Фото: Диана Хачатрян

В какой-то момент к женщинам подходит полицейский, говорит, что они нарушают правила проведения публичных демонстраций, и просит пройти в райотдел полиции. Активистки «Голоса Беслана» протестуют:

— Вместо того, чтобы защищать свой народ, вы идете против него!
— Даже шахидки пожалели наших детей. Когда увидели, что в зале много детей, подорвали себя.
— Пусть люди приходят и слышат нас, это крик нашей души!
— Вы футболки испугались? Это футболка, а не оружие.
— Если власть ни в чем не виновата, то почему она боится нас?
— Раньше они такого себе не позволяли. Спортзал был нашей броней.
— Здесь убили тех, кого я любила! Почему никто не наказан? Как вы посмели подойти сюда и угрожать нам?

Матерей из «Голоса Беслана» задерживают на выходе с территории школы. Мы идем туда вместе с Леной Костюченко из «Новой газеты». Дорогу преграждают сотрудники в штатском, пытаются выхватывать из рук телефоны, потому что «съемка запрещена». Один из них показывает удостоверение оперуполномоченного уголовного розыска и говорит: «Вам туда нельзя!» Просит предъявить документы, потом заявляет, что у меня фальшивый паспорт, а у коллеги — потрепанное удостоверение журналиста. Позже один из «фсбшников» говорит мне на ухо: «Просто некоторые вещи лучше делать втихую».

Нас с Леной отводят в районное ОВД. Молодой сотрудник уголовного розыска неспешно опрашивает меня и рассказывает, что был среди заложников. Он считает, что «скорбеть надо молча», а для протестных акций — ездить на Красную площадь. Берет письменные объяснения и через два часа отпускает.
В участке остаются шестеро женщин. На них составляют протоколы по двум статьям — неповиновение законному распоряжению сотрудников полиции (19.3 части 1 КоАП РФ) и несанкционированное проведение пикета (20.2 КоАП РФ). Сразу же везут в суд.

К тому времени из спортзала все уже разошлись. Под портретами погибших детей спит бесхозная овчарка.

Шесть разгневанных женщин

Заседание суда открытое. У женщин из «Голоса Беслана» нет своего адвоката. Судья назначает государственного защитника, от которого они после рассмотрения первого дела отказываются («Толку от нее нет»). Их допрашивают по очереди и тут же выносят приговор. Все нарушения закона записаны, как под копирку: «Одевшись в белые майки, выкрикивали в адрес сотрудников полиции лозунг: «Вы убийцы наших детей». На требования сотрудников полиции прекратить выкрики и удалиться из зала не реагировали, вели себя агрессивно. При сопровождении их к служебной автомашине ОВД нарушители оказали сопротивление, кидались на полицейских, в машину отказывались садиться, в результате чего в их отношении была применена физическая сила».

На голове у Эммы Тагаевой-Бетрозовой, 54 лет, темно-синий платок в горошек, повязанный на затылке. К груди булавкой прикреплен бейдж с фотографией мужа и двух сыновей. Идея написать на белых майках фразу «Путин — палач Беслана» принадлежит именно ей. Она даже в Москву ездила, чтобы возле Генпрокуратуры встать с плакатом: «Кто ответит за смерть моих детей?» В прошлом году женщины пытались поднять на территории школы простыню с надписью «Путин — палач Беслана», но ее тут же выхватили полицейские.

Семья Тагаевой погибла при захвате заложников в школе. Аслан должен был пойти в восьмой класс, Алан — в десятый. Четыре года назад она наконец-то решилась усыновить новорожденного ребенка. («Человек должен о ком-то заботиться»).

Бывшая спальня сыновей сегодня превратилась в неофициальный штаб «Голоса Беслана». От пола до потолка толстые папки («Суд по Кулаеву», «Суд по МВД», «Суд по «Голосу Беслана»»), принтер, факс, компьютер, бейджи с разных конференций, посвященных трагедии в Беслане. Организация была зарегистрирована в 2005 году, но через три года ее лишили юридического лица: отжали офис, изъяли документы и всячески препятствовали проведению протестных акций. На самом деле изначально председатели «Голоса Беслана» входили в другую организацию — «Матери Беслана», которая вскоре после теракта раскололась. И общество тоже.

Активистки «Голоса Беслана». Сверху вниз, слева направо: Земфира Цирихова, Элла Кесаева, Эмилия Бзарова, Светлана Маргиева, Эмма Тагаева-Бедрозова, Жанна ЦириховаФото: Диана Хачатрян

Сегодня обе организации работают на общее благо, но отличаются методами борьбы. «Матери Беслана» (официально зарегистрированы) считают протестные акции неэффективными. И те и другие по отдельности подали жалобу в Страсбургский суд, где их объединили в одно дело. «Голос Беслана» призывает к ответственности федеральную власть, а «Матери Беслана» — местную.

«Я потеряла самое дорогое, что у меня было на этой земле, — рассказывает Тагаева-Бедрозова. — Мужа расстреляли на глазах сыновей, а потом поволокли в соседнюю комнату и оставили там. Мои мальчики проползли за ним и сидели над трупом до вечера. Бедные дети! Что они чувствовали тогда?! Они так любили своего папу, он был для них идеалом. Мне рассказывали, что мой старший сын выпрыгнул из окна и добежал до гаражей. Когда я его нашла, у него была маленькая пулевая рана в области живота и прострелено колено. Я потом просила следователя показать мне экспертизу, от чьей пули погиб мой сын, на что он мне ответил: «Какая вам разница, погиб и погиб». Младшего сына я нашла не сразу. Месяц ходила по моргам — смогла узнать только по ногтям. Как я могу после этого молчать? Я теперь ничего не боюсь. Мне в свое время глава администрация говорил: «Настоящая осетинская женщина должна молча лить слезы в подушку». Но если мы не будем кричать, то кто? Это верх цинизма забирать нас сегодня в РОВД. До сих пор никто не позволял себе ничего подобного. Я ни у кого не собираюсь просить разрешения на то, чтобы на месте, где умерла моя семья, говорить то, что считаю нужным. Они по теракту никого так и не призвали к ответственности, а меня будут судить».

Женщину признают виновной. Выписывают два штрафа: 500 рублей и 20 тысяч рублей.

Нужна канализация агрессии

Элла Кесаева, с короткой стрижкой и длинной юбкой в пол — сестра Эммы, младше ее на год. Самая активная и бойкая среди «голосовцев» женщина не была в заложниках, но в спортзале просидела три дня ее дочь Зарина и вышла оттуда живой. Любимые племянники — сыновья Эммы — погибли.

«Мы постояли и хотели пойти домой, но у выхода с территории школы, за рамками металлоискателей, полицейские, люди в гражданской одежде и специальный отряд быстрого реагирования с автоматами окружили нас, — вспоминает Кесаева. — Около 50 человек. Они взяли нас в кольцо, стояли в несколько рядов, скрестив руки на груди. Меня занесли в машину в горизонтальном положении, взяв за руки и ноги. Теперь все тело в болючих синяках. Один известный психолог однажды мне сказал: «Нужна правильная канализация агрессии». Мы прошли более 150 российских судов, провели независимое расследование, а в 2008 году, не найдя справедливости в России, отправили 43 килограмма документов в Страсбургский суд по статье нарушение права на жизнь (почти 350 заявителей). Как нам жить с правдой, которую мы знаем? Мы проводим акции, от которых становится немного легче».

Кесаеву признают виновной. Выписывают штраф в 500 рублей за неповиновение приказу полицейских. В качестве меры наказания за второе дело назначают обязательные работы.

Потеря ребенка не имеет срока давности

Светлана Маргиева — маленькая седовласая женщина, похожая на сказочную фею, выглядит старше своих 57 лет. Раньше работала поваром, сейчас на пенсии. Сказала мужу, что пойдет на кладбище, а сама пошла в спортзал: сняла жакет и оказалась в белой майке.

Маргиева была среди заложников. У женщины на руках погибла единственная дочь — двенадцатилетняя Эльвира. Сама Светлана получила ранения: осколки взрывного устройства достали из бедра, а те что в животе до сих пор с нею.

«В память навсегда врезались большие открытые глаза моей девочки, — медленно и тихо говорит Маргиева. — Я корю себя за то, что оставила ее там. Так горячо было, я не смогла ее вытащить. У меня черствая натура. Я редко плачу на людях. А когда я принимаю участие в акциях, мне становится немного легче. У меня умерли родители, брат — и боль притуплялась с годами. Но потеря ребенка не имеет срок давности. Моя девочка, когда была жива, говорила: «Мама, Путин нас спасет». Все дети думали, что Путин их спасет, но этого не произошло. За 12 лет он даже ни разу не приехал в Беслан. Я предчувствовала, что сегодня все так закончится. Во сне видела, как злые собаки кидаются на меня. И рвут на части, и рвут».

У женщины инвалидность второй группы. После ранения у нее сильно ухудшилось здоровье. Постоянно болит голова, контузия. Светлану вырвало, когда кто-то из полицейских во время задержания ударил ее по затылку.

Маргиеву признают виновной по статье и назначают штраф в 500 рублей. В качестве меры наказания по второму делу она просит назначить обязательные работы.

«Я пенсионерка, инвалид. Отправьте меня на кладбище. Я там все уберу. На ногах не буду стоять, но порядок наведу».
Земфира Цирихова, 52 года, в джинсовой юбке с сумкой через плечо, работает гардеробщицей. Сегодня она впервые за последние двенадцать лет пришла в спортзал. Во время теракта она была в заложниках вместе с двумя сыновьями. Младшему было восемь лет, он погиб на руках своей матери.

«Произошла огромная трагедия, но никто не понес наказания. Если бы наказали тех, кто допустил теракт, мы бы успокоились. Если власти ни в чем не виноваты, почему нам такие кордоны, препятствия устраивают в этот день?!» — говорит она.

Цирихова — единственная из шести женщин не была одета в «крамольную» майку, но это не помешало завести на нее дело.

— Вы находились в составе этих женщин?, — спрашивает судья.
— Нет, я просто рядом стояла. Без майки.
— Средство агитации необязательно должно быть на человеке, вы можете его рядом с собой поставить…

Цирихову признают виновной и выписывают меру наказания в виде штрафа в 500 рублей. Во время рассмотрения второго дела она просит заменить штраф на обязательные работы, потому что вдова и получает зарплату ниже прожиточного минимума — шесть тысяч рублей. Судья идет навстречу.

Я узнала дочку по зубам

Жанна Цирихова, воспитательница в детском саду, все время молчит, говорит тихо, а когда попадает в спортзал начинает рыдать громче всех.

Читайте также Разговаривать о Беслане   «Такие дела» спросили у российских директоров школ, вспоминают ли они с учениками первого сентября о бесланской трагедии  

На линейку 2004 года она отправилась с двумя дочерьми. Старшая тогда пошла в пятый класс, а младшая — во второй.
«Мы сидели в спортзале и вдруг с угла что-то залетело. Я услышала шипение, а потом взрыв. Очнулась и стала искать детей. Старшая отозвалась, а младшая — нет. Я нашла ее и нащупала дырку в голове. Вокруг были трупы. Я сказала выжившей дочери, что нужно спрятаться возле двери. Я поволокла младшую дочку за руки — у меня не было сил поднять ее. Когда мы присели возле двери, в комнату вошли три террориста. Вентилятор крутился. Один из них крикнул: «Стреляй!» И вентилятор перестал крутиться. Мы прижались друг к другу еще сильнее. Очень страшно было. Один из террористов сел поблизости. Над головами загорелся небольшой круг, угольки падали прямо на нас. Дочка тогда сказала: «Мама, у меня спина горит». Я натянула на нее фанеру и сказала «Терпи». В этот момент нас услышал террорист и сказал: «Кто здесь? Вставайте и уходите, сейчас здесь будет пожар»».

Судья назначает Цириховой два штрафа: 500 рублей и 20 тысяч рублей. Она не догадалась попросить альтернативное наказание.

«С годами привыкаешь к боли, но она никуда не уходит. Иногда завидуешь тем, кто умер. Тому, кому не нужно каждый сентябрь приходить сюда и все снова вспоминать. Я себя чувствую плохой матерью. Не смогла уберечь дочь от беды. После теракта мы со старшей дочкой попали в больницу. Мы не находили младшенькую десять дней. Она сгорела, я ее по зубам узнала. Мы их пломбировали перед первым сентября. Старшая, когда лежала в больнице, все время спрашивала, не нашли ли сестру. Я не знала, как ей признаться. Сначала говорила, что поиски все еще идут. А потом не выдержала: «Мы ищем ее живой, но, может быть, будем искать мертвой». Дочка откладывала ей игрушки, которые приносили ей в больницу разные люди, но как только я произнесла эту фразу, она больше не произносила имя Лизы».

Эмилия Бзарова, 45 лет, работает диспетчером в медцентре. Длинноволосая женщина в кокетливом платье в горох похожа на актрису театра. Она не была в заложниках, но в спортзале находились ее двое сыновей. Когда случился взрыв, мальчиков разнесло в разные стороны. Девятилетний Аслан погиб.

Женщине назначают обязательные работы и штраф в 500 рублей.

Убирайся отсюда, пока я не взял грех на душу

Утро третьего сентября началось с литургии. Мы направились к зданию спортзала, но у входа на территорию школы нас остановили полицейские. Тщательно досмотрели сумки, попросили расстегнуть куртки и сказали: «Если будет провокация с вашей стороны, мы вас выгоним».

Число замаскированных силовиков в гражданской форме выросло в несколько раз. Как позже мне скажет один из полицейских: «В момент, когда вас задерживали, на территории школы находилось около тридцати мирных жителей, остальные — силовики, сотни человек, которым приказали в этот день одеться в гражданскую одежду». Якобы, по версии спецслужб, «ожидалась диверсия».

Когда мы стояли на литургии, нам позвонила женщина, в доме которой мы остановились, и сообщила, что ФСБ повсюду нас ищет, дежурит во дворе. Потом позвонила Элла Кесаева из «Голоса Беслана» и сообщила, что их дом окружен сотрудниками спецслужб. Женщины боялись, что не смогут принять участие в крестном ходе в «Город ангелов» — на кладбище, где похоронены жертвы теракта.

Мы вышли из школы. За нами был «хвост» — мужчины шли следом, сидели на корточках в кустах и машинах. В доме сестер из «Голоса Беслана» собрались все шестеро ранее осужденных женщин. Вместе мы выдвинулись в сторону школы. В спортзале женщин окружили рослые мужчины в гражданской одежде. Около сорока человек не выпускали нас из виду. В какой-то момент одна из женщин стала показывать черные синяки на руках и жаловаться на вчерашний день. Кто-то подошел к ней со словами сочувствия, а одна девушка — тоже была среди заложников — заявила: «Беслану стыдно за вас».

Несколько раз Кесаева пыталась достать маленький листок бумаги и что-то написать на нем — мужчины нервно выхватывали чистые листы бумаги из рук женщины и даже порвали ей платье. Я пыталась зафиксировать один из таких моментов, когда ко мне подошел мужчина с проседью и, не представившись, сказал: «Убери телефон, а то будет плохо. Здесь нельзя пользоваться телефоном». Я убрала айфон в сумку. Тогда он подошел к Костюченко, отобрал телефон и поволок журналистку к выходу из спортзала. Я пошла за ней. Он крикнул двум крепким мужчинам, указав в мою сторону: «Заберите ее». Меня взяли под руки и поволокли к выходу. Тот самый мужчина с проседью вернулся, чтобы сказать мне: «Убирайся отсюда, пока я не взял грех на душу».

На выходе с территории школы стояла Костюченко, облитая зеленкой. По ее словам, виновником инцидента был молодой парень в майке «Антиттеррор». Я подошла к Лене, которую окружили полицейские, и сфотографировала ее. А потом кто-то ударил меня в спину, я упала на колени, телефон выпал из рук. Ударивший меня подхватил его и убежал. Никто из сотрудников правоохранительных органов, конечно же, не стал его догонять.

Журналист «Новой газеты» Елена Костюченко в аэропорту Беслана после того, как неизвестный облил ее зеленкой и украл мобильный телефон.Фото: Диана Хачатрян

Когда полицейские составляли протокол, прямо на месте преступления я заметила мужчину, который угрожал мне и выхватил телефон из рук Костюченко. Вместе с полицейскими догнала его. Один из сотрудников полиции увидел его и заулыбался. «Я гражданское лицо. Вы лжете, я вас пальцем не тронул. Своим телефоном вы оскорбили мои чувства скорбящего человека». Полицейские обещали его допросить, но, кажется, не сдержали обещание.

Вместе с «Голосом Беслана» мы решили отправиться на кладбище, где должна была состояться панихида. За нами последовали несколько десятков крепких ребят. Женщины, потерявшие во время теракта своих детей, резко мобилизовались и побежали к машине. Мы доехали до кладбища и разделились. На входе на территорию кладбища у нас спросили аккредитацию.

Читайте также 11 лет спустя   В годовщину трагедии в Беслане фотограф Олег Никишин размышляет, как события в школе повлияли на его работу и жизнь.  

В «Городе ангелов» мы с Леной успели сделать всего несколько шагов — на нас неожиданно напал здоровый мужчина в ковбойской шляпе. Как выяснилось позже, смотритель кладбища, потерявший при захвате заложников своего ребенка. Он силой вытолкал нас оттуда, приговаривая: «Убирайтесь отсюда, я вам не позволю порочить это место». Волок нас по асфальту, держа за шкирки. Неподалеку стояли полицейские, мы звали на помощь, но никто из них не откликнулся. А потом мужчина остановился, пнул меня, звонко ударил Лену по лицу. К нам подбежали полицейские и развели нас в разные стороны. Один из силовиков в штатском позже признался: «Ему сказали, что во всем виноваты вы — устроили беспорядки в спортзале».

После уже в участке полицейские сказали: «Мы же говорили вам не ходить на кладбище, а поехать сразу в участок. Это самое безопасное место для вас в Беслане». Один из начальников, который все три дня ходил в гражданской форме, напоследок бросил: «Надеюсь, мы больше никогда не увидимся».

Телефоны нам вернули лишь в аэропорту. Привезли прямо перед посадкой в самолет. Глава следственного управления сказал, что оба айфона нашли «на рельсах» — в нескольких метрах от места преступления. Через шесть часов после того, как их украли на глазах десятков полицейских и фсбшников. С телефонов была удалена вся информация. Все аудиоинтервью, личные фотографии, заметки и видеозаписи из Беслана исчезли.

«Приезжайте к нам!» — улыбались и махали нам вслед сотрудники следственного отдела.