Елена Галактионова, социальный работник и психолог
Раньше я работала с осужденными, в том числе и с подростками, в детской колонии в Колпине, и для меня было очевидно, что после колонии ребенка практически невозможно реабилитировать. Я ездила на конференции, говорила о том, как важно не допускать до колонии, найти какой-то другой выход. На один такой призыв откликнулась Юлиана Никитина, директор Центра социальной адаптации Василия Великого. Она предложила мне пойти поработать в таком центре.
На самом деле никогда не знаешь — из благополучной семьи эти подростки или нет. Приходит внешне благополучный папа и говорит: «Мне не надо рассказывать, что я должен воспитывать сына, этим должны заниматься специально обученные люди. У меня бизнес, работа, и я прихожу домой отдохнуть». И как вы считаете, благополучная это семья или нет, если папа считает, что он не имеет никакого отношения к воспитанию своего сына? Он же зарабатывает деньги, приносит их в дом, жена — красавица, ну а сын — просто тяжелый мальчик.
На родителях лежит большая ответственность за то, что происходит с ребенком. Но, к сожалению, чаще всего они считают, что это не с ними что-то не так, а с их мальчиком. Тоже можно понять: этого вот папу никто не учил воспитывать. Они не уважают и не слышат своих детей, зато балуют, ругают, могут и выпороть.
При этом родители часто непоследовательны, как они ведут себя с ребенком, зависит от настроения. А потом ребенок считает, что мама с папой самодуры: сегодня можно, завтра никто не заметит, а послезавтра «Ни в коем случае!» И ребенок не может определиться: можно в итоге или нельзя. Или не хочет мама, чтобы ребенок сидел в интернете, но оплачивает его, а то «он не придет домой», не хочет, чтобы потреблял, но дает деньги. Нет у них авторитета, потому что авторитет — это как сказал, так и сделал.
У нас жесткие условия, мы — это как палата интенсивной терапии, до хирургии, правда, не доходит, — Юлиана Владимировна инструмента не дает, а так бы мы, может, порезали и покромсали. Просто тумблеров у детей нет, сами они сюда не дойдут, родители не приведут, а закрытый центр на город — один.
Сергей Лукьянов, воспитатель
Я не папа, брат, сват или вождь, а скорее передатчик. Я могу что-то дать, а возьмет ребенок это или нет — уже другое дело. Я как школьный учебник — может, и неинтересный, а читать надо. Они такие же люди, как и мы с вами, только очень наивные дети.
Мы даем детям выбор, показываем, что он есть всегда. Один крендель как-то говорит: «Я не буду убирать туалет», ну, раз не будешь — уходи, он ушел, а через месяц его посадили за неисполнение приговора суда. Он сделал свой выбор, теперь моет сортиры на зоне, может, думает, что мог бы поступить иначе, а может — что выйдет и будет снова дурака валять.
Второй момент — передача информации: как и что делать, ведь им никто ничего не говорил и не объяснял. Здесь мы показываем свои знания, учим полезным навыкам. Они у нас могут получить ответы на вопросы, которые им некому было задать. Мы знакомим их с самими собой, они узнают, кто они на самом деле: хитрые или притворы, сильные или слабые, смешные или не очень.
Здесь они не меняются, они приобретают навык общения, который изменяет отношение к ним окружающих. В какой-то момент начинают пользоваться головой, думать — совершить поступок или нет, какой есть выбор, какие варианты действия. И когда они начинают думать, тогда и меняются. От того, что наполнили сосуд — он не изменится. Но теперь они могут сами себя изменить, если захотят. Этим они меня и вдохновляют.
Кирилл Герасимов, воспитатель
Я начал работать в Центре Василия Великого с февраля этого года — просто здесь работал воспитателем мой приятель, и мне вдруг самому захотелось как-то посодействовать. У меня были знакомые, которые сталкивались с проблемами с законом, и если бы вдруг на их дороге попался такой центр, то, думаю, у них все сложилось бы иначе.
Но, с другой стороны, эта работа полезна и мне лично. Здесь учишься смирению. Сюда я пришел с мыслями: «Вот это малолетние преступники, мне говорили, тут даже есть из СИЗО». Но, на самом-то деле, что бы они ни совершили — это просто дети.
Я это понял однажды, когда они не то что бунтовали, а так — возмущались по поводу каких-то обязательных мероприятий, а потом было чаепитие, и они попросили конфеты, и в глазах у них был какой-то совершенно щенячий восторг, когда я им эти конфеты дал. Это стало переломным моментом, когда я осознал, что они — обычные дети. И ты с ними так и общаешься, как с детьми: как с младшими или как воспитатель, старший брат или даже отец.
Здесь видно, как меняются ребята. Когда я пришел, кто-то был жестче, были конфликты: взял мое, не туда положил, а я тебя за это поколочу. А теперь сами ребята научились спускать конфликты на тормозах, взаимоотношения еще не дружеские, но уже товарищеские. Кто-то становится добрее, у кого-то меняется видение мира, кто-то начинает жить трезво.
Юлия Ревзина, психолог
Наши подростки часто думают, что попали сюда, потому что недостаточно быстро бегали. На самом деле, у них просто нет навыка встречаться с последствиями своих поступков. И познакомить их с этими последствиями — главная задача реабилитации. Если ты злостно не соблюдаешь правила Центра — уходи, но ты можешь вернуться и начать заново. Это редкость, что мы даем ребенку выбор и ответственность за него.
В государственных учреждениях у взрослых нет рычагов давления, у них задача — сохранить контингент, отсюда и безнаказанная неуправляемость. Это вообще никак не способствует реабилитации. Здесь же нельзя находиться и не мыть унитаз, к примеру, это должны делать мы все.
Они учатся задавать вопросы, контролировать себя и управлять чувствами. Это те навыки, которые можно спустить в трубу, а можно реализовать, приобрести новый опыт взаимоотношения с миром, найти поддержку. Центр — это как островок доверия, куда можно вернуться за советом и помощью. Он влияет ровно настолько, насколько готов ты сам.
Когда говорят о девиантных подростках, то часто рисуется неприглядный образ. Моя сестра, когда посмотрела фильм о Центре, сказала: «Раньше думала, что ты из дырявой лодки воду перекачиваешь, а теперь вижу ребят и знаю, за них стоит бороться». Внутри каждого из них есть зернышко — взрастет ли оно, мы не знаем, срывы никто не отменял. Если попал в колонию — это еще не конец. Мы не знаем, когда опыт, который он получил, выстрелит. Может, после колонии он вспомнит о ценностях Центра и придет просить о помощи.
21 июня комитет социальной политики Санкт-Петербурга не включил в список на финансирование Центр социальной адаптации святителя Василия Великого. Поэтому будут ли получать зарплату эти воспитатели, зависит только от нас с вами. Только мы можем сделать так, чтобы 11 подростков, которые девять месяцев живут в Центре Василия Великого, прошли курс социальной адаптации и не вернулись обратно на улицу, а потом и в колонии. Это в наших с вами интересах — поддержать Центр, чтобы на улицах наших городов стало чуть-чуть меньше преступников. Да, действительно, 11 человек — это совсем немного, но, возможно, именно один из них не нападет на вас в темном переулке или не продаст наркотики вашему ребенку.