Зэкинско

Радиоинженер Геннадий Кравцов, бывший работник космическо-ракетной отрасли, отправил резюме в Швецию. За это его осудили на 14 лет (потом, правда, «скостили» до шести). Сейчас он отбывает срок в ИК-5, в поселке Леплей Зубово-Полянского района Мордовии.

***

ФКУ ИК-5, так называемая «красная тюрьма» для бывших сотрудников (Б/С), здесь с «любовью» и старанием издеваются над своими коллегами, теперь уже бывшими. Унижают, помыкают, создают невыносимые условия. Отнимают еду, газеты, могут продержать в жару и мороз по шесть часов на плацу, если, по их мнению, кто-то плохо поздоровался или не выполнил план по пошиву варежек. Слежка, стукачество, ходить только строем, в противном случае — ШИЗО.

Кто сидит

Бывший сотрудник — это любой человек, который когда-то хоть как-то был связан с гос- или спецслужбой. Кадровый военный, сотрудник спецслужб, прокурор, даже адвокат. Сидят за разное: сотрудник спецслужб из ревности убил жену и получил всего шесть лет (в подарок от своих). Молодой помощник судьи передал взятку для судьи (по просьбе судьи). Судья на месте, мальчик на восемь лет сел, его жена, тоже юрист, лишена возможности работать по специальности. Сотрудника МВД, который взялся бороться с коррупцией в регионе, обвинили во взяточничестве и перевернули дело против него. Сидит бывший адвокат, который, придя к другу, увидел, что тот истекает кровью, вызвал «Скорую», и сам был обвинен в покушении, получил восемь лет строгого режима. Еще один адвокат, которого следователь вынудил дать взятку, — пойман с поличным в кабинете следователя — восемь лет и 50 миллионов рублей штрафа. Мальчишка, которого подставили, попросив передать пакет с наркотиками, тут же схватили и обвинили. «Шпион» с грузинской фамилией, по пьянке проворонивший сейф с важными бумагами, получил 12 лет.

Геннадий Кравцов на свидании в колонии

Кто-то сидит там уже 25 лет — криминал из 90-х. Гена рассказывает, что есть такие сидельцы, которые выглядят, как просветленные монахи. Отстрадали свое.

Телефон

После двух недель в карантине начались звонки, буквально ежедневные. Там есть таксофоны, и заключенным выдают карточки, с которых можно звонить. Я кладу деньги через интернет, и мы разговариваем почти каждый день по 15 минут. Тысячи рублей хватает на две недели. Для Геннадия эти звонки как воздух. Я ему рассказываю все, о чем можно рассказать за 15 минут: где я нахожусь в данный момент, куда и с кем иду, что готовлю, что говорят дети. И эти 15 минут — он в моем мире.

Еда

Питание сначала было терпимым, почти «как в Лефортове» — каша на молоке, иногда даже яйцо. Потом испортилось — гнилая картошка, слипшаяся перловка, каша на воде, пересоленная селедка, странный суп с плавающими кусками сала.

Посылки на 20 кило разрешены всего четыре раза в год, плюс четыре бандероли по два с половиной кило. Гена часто просит прислать книги, которые «съедают» положенные килограммы. Еще можно положить деньги на счет заключенного прямо в бухгалтерии, в здании с проваливающимся полом или через интернет, которыми можно оплатить покупки с местном магазине. Но попасть туда практически нереально, открыт он редко, а если и открыт, то народ находится на работе: кто на швейке, кто на сельхозработах — при колонии есть свои парники, огород, скотный двор.

Но ни мяса, ни овощей, ни молока с яйцами заключенные не видят годами. Раз в год на Пасху дают по яичку, и кто-то проворный успевает схватить. Не хватает и элементарного — сахара, чая, не говоря уже о кофе. В посылках тоже не все можно посылать: например, строжайше запрещен творог. Как мне объяснили, он хорошо горит, и заключенные с его помощью могут устроить теракт.

Похудел Гена килограммов на двадцать, люди там реально голодают. Когда мне приходится выбрасывать испорченную еду или присутствовать на банкете, я всегда вспоминаю Гену и людей в колониях.

Приходится выкручиваться и находить заключенных, кому не приходят посылки из дома, и за небольшую денежку отправлять на их имя. Получается, что кормишь всех, кто оказался рядом с твоим родным. Ну, что ж поделаешь.

У Гены продукты уходят быстро, есть один он не может, всем делится — даже яблоками и апельсинами, которых я кладу в ящик по две-три штуки всего. Во время длительных свиданий (три в год), где кормежка «от пуза», он все время переживает: ребята там баланду хлебают, а я тут объедаюсь, так стыдно. И он очень старается сэкономить и пронести оставшиеся продукты для ребят. И пронес — звонит мне довольный, всех накормил!

Я собиралась купить Гене талоны на питание в спецмагазине (возле зоны) и сообщила ему об этом, но он воспротивился:

«И как это будет выглядеть? Я буду ходить один, подъедаться? А как я ребятам потом в глаза посмотрю?»

В письме он пишет: мне трудно здесь находиться, но не из-за баланды и давления со стороны администрации, а от осознания того, как тебе там трудно одной.

Отношения с сидельцами

Гена человек неконфликтный. От «редисок» держится подальше. Однажды, вернувшись с работы, обнаружил вещи из тумбочки вываленными на кровать, возмутился. Оказывается, некий дагестанец, держатель «хаты», принимал новенького, сам занял чужую тумбочку дополнительно к своей, а тумбочку Гены освободил для вновь прибывшего. Гена очень твердо, без рукоприкладства, интеллигентно за себя постоял. Тот дагестанец уступил свою полку. «Правда, он теперь со мной не здоровается, да и плевать», — рассказал муж.

Гена — человек жертвенный по натуре. В колонии он окружил себя людьми, о которых надо заботиться. Это люди, у которых или нет родственников, или нет средств, или родные очень далеко, или просто несправедливо обвиненные люди. Я по его просьбе то оплачиваю кому-то адвоката, то перевожу деньги на счета, то шлю посылки, рассчитанные на всех, то звоню уже вышедшим на свободу и интересуюсь их судьбой. Устраивает товарищам по несчастью праздники с «деликатесами», которые я тщательно выбираю ему из того, что допустимо.

Меня это иногда злит. Ну что ж поделать. Сама такая же. Он переживает за все и всех. За «болотников», за Мохнаткина, за Навального, за Пичугина, за разгромленные ОНК. Следит за событиями по «Новой газете» — я ему ее выписала, приносят пачками, сразу по несколько штук. И тогда у Гены праздник.

Бывший службист, убивший жену, следит за Геннадием. Подсаживается к нему на «швейке», в столовой заводит разговоры. Проверяет на благонадежность:

— А ты что, думаешь, придет время, и будут говорить «путинский режим»?

— Придет! Обязательно! Уже пришло. Не сомневайся!

Мои советы не вступать с ним в беседу не помогают.

Досуг

Первое время Геннадий пропадал в клубе, увлекся. Ходил каждый день, играл на гитаре свой репертуар, пел Юрия Наумова, группу «Ноль», БГ, Шевчука и иже с ними.

К 9 мая попросил меня прислать диски с военными фильмами — посылку для клуба.

На День Победы пел что-то из советских военных песен. Потом его просили петь поп-репертуар на концерте, заупрямился, не захотел.

«Не люблю и не буду».

Геннадий Кравцов с детьми на свидании в колонииФото: из личного архива

Поэтому с клубом не заладилось. Перешел в библиотеку. Там начальником — полковник-взяточник. Гена подрядился делать электронную картотеку. Перебирали книги, переписывали. Начальник диктует — Гена вбивает. Гена смеется над его бескультурьем: совсем не знает авторов, не понимает, в какие разделы что ставить.

—Да какой ты библиотекарь, Михалыч, — смеется Гена.

Михалыч оскорблен:

— Не смей, не смей так со мной. Я ротой командовал. Я полковник! — переходит на визг.

— Ну а ты, Михалыч, давай, не будешь меня шпионом называть. Какой я тебе, на фиг, шпион?

— Лады, лады, — говорит Михалыч, — по рукам. Ты меня не компрометируешь, и я тебя.

Но если входит в библиотеку новый читатель, Михалыч не может не похвалиться:

— Смотри, кто у меня тут. Шпион. Настоящий. На шведскую разведку работал.

Читать некогда, но читает много. Сахарова, Лескова, Шаламова, беллетристику, публицистику. Это те редкие минуты, часы счастья, которые он жадно ловит там. Ну и, конечно, баня.

Отношения с начальством

Покуда был старый начальник, все было неплохо: хотя колонисты считали, что хуже и злее начальника не было в этой колонии. Но все познается в сравнении.

Новый решил угодить властям, стать заметным, закрепиться.

А как? Надо выполнять и перевыполнять план. Стали звать ЗК на комиссию. Разговаривать, пугать, стыдить, винить, сулить.

Вызвали и Гену.

— Че план не выполняем? — нагло спросила мордовская братва.

— Этому есть много факторов, — так же нагло ответил Гена. — Во-первых, у меня пока мало опыта. Во-вторых, я стараюсь шить качественно, и, в-третьих, все машинки раздолбаны. Как на таких план выполнять?

— Чи-и-иво? А в ШИЗО не хочешь? Да таких, как ты, наша родина стреляла!

Гена пришел в барак и увидел, что все перерыто, дополнительное одеяло забрали, сумочку для переноса душевых принадлежностей — не положено, тумбочка вся вывернута, искали рьяно, вещи разбросаны по всей казарме.

Стали вызывать часто, пугать ШИЗО и сулить УДО, если будет оставаться на продленке. То есть 14-часовой рабочий день — это нормально.

«Пусть ШИЗО, я готов. ШИЗО так ШИЗО».

Ну что с ним сделать? Мои увещевания, чтобы молчал, не метал бисер перед свиньями, не помогают. В этом весь Гена.

Отмазываться от работы деньгами не хочет ни в какую:

Читайте также Братская жизнь   Бывшие заключенные «пятерки» — колонии, где почти год находится Олег Навальный, — рассказали Светлане Рейтер о местных нравах и обычаях  

«Коррупцию не допущу. Я за это сел, можно сказать, и вот сам буду это поощрять? Нет!»

 Поддержка с воли

Гена очень радуется письмам с воли, ждет их. Когда оказался в заключении, появились новые друзья по переписке. Похвалился, что пришла открытка с днем рождения с подписями от незнакомых людей. Почтальон спросила: «А что это?»

Гена объяснил, что он политзаключенный, а это ему поддержка неравнодушных людей с воли. Женщина была удивлена. Какие еще политзаключенные?

Геннадий родился 30 октября. Сегодня ему исполняется 48 лет. Сидеть ему осталось три года и семь месяцев. За что его посадили, можно прочесть здесь.