В Санкт-Петербурге живут около 60 тысяч бездомных. Сколько из них погибают зимой только от холодов — сказать сложно. Счет идет, как минимум, на сотни человек. Чтобы понять, как живут и выживают бомжи, корреспондент ТД Иван Чесноков несколько дней жил на улицах города и вел дневник
17:00
Сколько раз мы проходим мимо бабушек, просящих милостыню? Мимо помоек, в которых ковыряются мужики? Мимо вонючих пьянчуг в лохмотьях, спящих в метро? Я никогда не считал. Бездомных всегда старался обойти стороной. Иногда задерживал дыхание. Сами виноваты.
А теперь я стою на площади Восстания и не знаю, как буду выживать в ближайшие дни. На мне теплая одежда, в рюкзаке — зубная щетка и паста, в кошельке — ноль рублей.
18:00
Я немного схитрил перед своим «экспериментом»: на всякий случай нашел адреса бесплатной раздачи еды и записал их. Вот, например, точка на Атаманской улице. Только где она точно находится — черт знает. Спрашиваю адрес у нескольких прохожих, в ответ они качают головой. Наконец, натыкаюсь на бездомного пацана лет 20-25. Меня обдает перегаром.
— Ну, это… Тебе, короче, направо, прямо до тупика, а потом у церкви пацанов спросишь, — парень тыкает пальцем в неопределенную сторону.
— Вы точно про Атаманскую улицу говорите?
— Да сто пудов!
— А не знаете, где можно в тепле переночевать?
— М-м-м… Не ссы, пацаны всегда помогут! — улыбается он и куда-то убегает.
19:00
Естественно, я заблудился. Как назло, вокруг никого нет. Выхожу к православному собору недалеко от Московского вокзала. Знакомое место — я ходил туда с матерью, когда был маленький. Внутри было уютно и по-особенному хорошо.
Саня просит милостыню в центре Петербурга. За день получается заработать около тысячи рублейФото: Иван ЧесноковСобор закрыт. Чем дольше я брожу по улицам, тем четче ощущаю тревогу и панику. Где ночевать, где есть? Что бы я делал, если бы всерьез оказался бездомным и не мог в любой момент остановить «эксперимент»? Наконец, куда вообще идти?! Я не знаю, от кого ждать помощи. Мне страшно и одиноко.
19:10
Появляются два несуразных мужичка. Оба в зимних куртках на размер больше и в смешных меховых шапках.
— Простите, не знаете, где Атаманская улица? — спрашиваю их без особой надежды.
— А тебе зачем? — говорит тот, что пониже.
— Ищу, где бесплатно можно поесть.
— О! Так раздача переехала с Атаманской на Кременчугскую. Пошли с нами! — хлопает меня по плечу мужик повыше.
— Кстати, а ты как считаешь: мы бомжи или не бомжи? — улыбается первый.
— Э-э-э, нет?
— А мы бомжи! — смеется второй.
Это Кирюха-Питер и Саня-Белорус. Им 50 и 40 лет соответственно. У первого лицо прожженного спекулянта или вора, у второго — деревенская простота в глазах.
От мужичков не несет алкоголем, они не похожи на наркоманов. Бомжей в них выдают только руки с грязью под ногтями.
19:20
Мы идем к точке раздачи еды. Мужики рассказывают, как оказались на улице пару месяцев назад. Кирюху выгнала на улицу семья, а потом поменяла замки. Саню «кинули» на деньги и документы на стройке под Петербургом. Вернуться в родную Белоруссию, чтобы восстановить паспорт, у него нет возможности.
Саня (слева) и Кирилл роются в мусорных баках в поисках еды и одеждыФото: Иван Чесноков«А ты откуда взялся?» — спрашивают меня. Ну все, думаю, сейчас пошлют. Признаюсь, что выполняю редакционное задание. «О, ну так мы тебе все покажем и расскажем! Не ссы, журналист!» — опять хлопает меня по плечу Кирюха.
19:30
Первое правило выживания на улицах, которое дал Кирилл — «найти напарника». Напарник поможет отбиться от молодежи, которая от нечего делать бьет и убивает бомжей, или от бездомных зэков; сторожить друг дружку или просто не страдать от одиночества.
20:00
«Стой в очереди и помалкивай. Просто бери еду. Главное, что ты с нами. Значит — свой», — посоветовали мне мужики. Вторым советом было есть меньше рыбной баланды, которую наливали в автобусе благотворительного фонда «Диакония». Но из-за сильного голода я съел всю тарелку, а заодно сладкую булочку с чаем. «И не забудь припечатать чесноком для дезинфекции!» — то ли пошутил, то ли всерьез заметил Саня.
В очереди топтались человек 10-15. Были и пьяные, но в основном — обычные мужчины и женщины. В потертых, но не грязных куртках, шапках, с пакетами, на костылях. Вот, например, коротенькая старушка в пальто, платках и с перстнями на пальцах. Как часто я видел ее около Московского вокзала. Только раньше она была для меня просто бомжом. А теперь стала улыбчивой бабой Машей…
20:30
С Кирюхой и Саней бродим по Советским улицам. «Есть разные бродяги. Все поделено. Кто-то бухает, кто-то — ворует, кто-то — на трассах стоит. А мы рыскаем по мусоркам», — рассказывает Кирилл.
У мужиков своя система. В центральном районе есть много «точек» — мусорных баков около домов и магазинов. В баки люди выбрасывают все: еду, одежду, обувь, технику, бутылки и банки. По периметру этих точек и ходят мои бродяги. «Вся одежда на нас — отсюда. Куртки нашли в мусорках, штаны, ботинки, даже шапки, — делится Саня. — Но щас мы расчехлим пакеты для другого. Короче, ищем банки!»
Зачем? За каждую в местном пункте сдачи металла дают 70 копеек. Полтора пакета банок — 44 рубля. А 44 рубля — уже пачка сигарет «ФЭСТ».
Поначалу мне противно доставать из мусорок «балтики» и «степаны разины», но вскоре я привыкаю.
21:00
«Вот ты, Иван, ответь: почему люди нихера не ценят то, что у них есть? Выкидывают чуть ли не новые телефоны даже… Короче, мы столько к нам натаскали. Ну, сам увидишь», — заговорчески говорит Саня около очередного бака. Он спрашивает, хочу ли я сегодня ночевать не на улице, а вместе с мужиками.
C чего я взял, что эти люди не обкрадут меня, не убьют и не выкинут на ближайшую помойку? Ни с чего. Конечно, я соглашаюсь.
22:00
В одном из старых и красивых домов недалеко от Площади Восстания мы на цыпочках поднимаемся на последний этаж — чтобы не услышали соседи. Медленно залезаем по чердачной лестнице и открываем люк.
«Вот б***ь…» — думаю я, когда вижу крошечный — комнатой это сложно назвать — коридорчик три на полтора метра. В одном углу навалена куча одежды и каких-то пакетов. В другом — одеяла и подушки. На одной красуется грязный плюшевый мишка. Рядом горит лампочка, стоят кружки и банки. У окошка лежит пакет хлеба и восемь пачек творога. «Добро пожаловать в нашу лифтовую!» — шепотом декламирует Кирилл.
22:30
Я стараюсь успокоиться и еще раз оглядываю помещение. Вот рабочий обогреватель — бомжи нашли его совсем недавно, до этого мерзли от постоянного ветра. Вот — молитвослов и четки. Вот раскиданы книжки Донцовой — их, за неимением другой литературы, читает Саня.
Грязная игрушка в лифтовой, где живут Саня и КириллФото: Иван ЧесноковПостепенно я понимаю, что лифтовая, которая досталась Кирюхе и Сане по наводке другого бродяги, обжита. Кроме того, здесь тепло. Может, все не так плохо? Но как только я об этом думаю, звучит страшный лязг и грохот. «О, лифт поехал! Привыкай, так каждые минут десять», — смеются бомжи.
23:00
Мужики рассказывают мне о своем прошлом, семьях и работах, о том, как они познакомились и как-то ночевали в конуре. Но мне довольно трудно с интересом слушать. Я дрожу под одеялами в углу. В животе урчит рыбная баланда.
Я встаю. Перед глазами все плывет. «Ванька, ты че? Холодно?» — смотрит с недоумением Кирилл. Я открываю рот, чтобы ответить, и блюю. На свои руки, на ботинки Сани, на куртки и пакеты. Прыгаю в угол и блюю в первый попавшийся пакет.
— Мужики, простите. Я все вытру, — стыдливо говорю, отдышавшись и попив воды.
— Да не парься, со всеми бывает. Либо это стресс, либо ты так от еды на раздаче. Но в следующий раз мы тебе пакетов побольше приготовим, — смеется Саня.
Я укутываюсь в одеяла и проваливаюсь в сон под скрежет лифта.
08:00
Просыпаемся. Закуриваем «ФЭСТ» и завариваем чай кипятильником, который бомжи купили за полтинник, насобирав банки. Тревога, которую я ощущал вчера, ушла. Но вместе с ней ушла и энергия.
— Че будем делать сегодня, мужики?
— Че, че, через плечо. Пошли банки сдавать.
Мы с Кирюхой забираем несколько полных пакетов. Саня надевает военный бушлат, который нашел в помойке. «Пошел работать!» — шутит он. Бездомный садится около булочной и ставит перед собой баночку для денег. «Заметь, я не прошу милостыню. Руку ведь не тяну. Люди сами дают», — будто оправдывается Саня.
«Бушлат на нем не просто так, — говорит Кирилл, пока мы идем в пункт сдачи металлолома. — Раньше многие бродяги так одевались, когда чеченские войны шли. И им много денег давали. Потом это все прошло. А сейчас опять — Украина, Сирия. Бушлат Сане поможет, сто пудов. Психология, епт».
09:00
В подвальчике, в котором мы сдаем бутылки, играет советская музыка. В углу стоит чуть ли не бюст Ленина, обвитый какой-то гирляндой. В окошке суетится тетушка: выкидывает из пакетов тару и быстро-быстро считает на калькуляторе. У нас 40 рублей!
Кирилл сдает банки. Каждая стоит 70 копеек. Полтора пакета банок — около 44 рублей. Это цена пачки сигарет «ФЭСТ»Фото: Иван ЧесноковМы выходим на улицу и закуриваем. Кирилл в свойственной ему поучительной манере пускается в рассуждения о природе денег. «Вот раньше у меня были четыре квартиры, машина, техника. 30 рублей тогда было — ничто! А сейчас это почти пачка дешевых сигарет. Или почти бутылка водки. Они обрели настоящую ценность. Так со всем. Бродяга больше ценит вещи, чем в обычной жизни…»
10:00
Бомж предлагает пойти в «Ночлежку», которая находится от нас в часе ходьбы. Кирилл с Саней ходили туда уже много раз. Там я, как все настоящие бомжи, смогу получить «бомжатку» (справку бездомного), теплые вещи, мобильник и сухпаек. Это я передам Сане и Кирюхе в обмен на то, что они позволяют жить с ними. Имея «бомжатку», я могу бесплатно мыться в социальной бане и не волноваться, что пристанут менты.
10:30
— Кирилл, может, я сегодня не в лифтовой переночую? Для разнообразия. В какой-нибудь палатке обогрева. Есть же такие в городе? — говорю я, пока мы проходим мост.
— Ты еб*****я, Ванька?! — смотрит на меня круглыми глазами Кирюха. — Там хер знает кто в палатках этих ночует. Алкаши, клопастые, зэки. Ты как минимум чесаться потом будешь. Это как минимум. Так что мы тебя никуда не отпустим.
Почему этот человек, похожий то ли на гопника, то ли на вора, так добр ко мне? И почему я стал ему так доверять? Наверное, дело в напарнике…
11:00
Мы стоим у ворот «Ночлежки». Перед нами листок: «Сегодня не работаем».
— Вот п****ы! Почему не предупредить людей? Зачем мы сюда тащились, б***ь! — ворчит Кирилл. Я пытаюсь как-то разрядить ситуацию.
— Слушай, ну закрыты и закрыты. Главное, что есть такая организация, которая помогает бомжам, в отличие от государства.
— Да нихера она не помогает! Я пришел к ним за помощью, а мне вещей теплых не дают, мол, нет. Еду не дают — только дурацкий бомж-пакет. На работу устраивать не помогают. На меня им похер. Как и всем остальным, — ругается бомж.
— Значит, у тебя, как и у Сани, нет документов?
— Есть. И паспорт, и СНИЛС. Все есть. Только в квартире, откуда меня жена выгнала, не прописан.
— Так что тебе мешает устроиться на работу?!
—Да как-то не берут никуда…
11:30
Может, одна из главных проблем бомжей — в том, что они сами не хотят вытаскивать себя «со дна»? Кажется, как можно жить в таком говне, без будущего, защиты, семьи? А вдруг такое существование становится для бродяг своеобразной зоной комфорта? Или дело в ответственности — отвечаешь только перед собой, чтоб не подох?
12:00
Саня совсем околел от холода. Он «заработал» примерно 400 рублей. Часть из них Кирилл забирает, чтобы купить водку. «Спирт мы как-то пробовали. Он, конечно, дешевле, чем водка, но хер знает, что там внутри. У нас знакомый так ослеп, а другой помер. Так что мы теперь выпиваем только нормальную водку. Но мы не алкаши, заметь!»
После покупки мы поднимаемся в лифтовую, вскипятить чая для замерзшего Белоруса.
Думая о том, что у Кирилла есть документы, спрашиваю о планах на будущее. Дымя сигаретой и наливая водку в стакан, бомж удивляется: «Мужик, какие планы на будущее? Мне хотя бы знать, где я сегодня буду ночевать».
13:00
«С женой Светой прожили 15 лет, ни разу не ссорились! Детей совместных у нас не было, зато у Светки были внучки. Ох б*я, как я их любил», — вспоминает бродяга. Он рассказывает, что ради супруги продал свои квартиры и купил новую, только для них двоих. Рассказывает, как все друзья говорили ему, чтобы жена прописала Кирилла у себя, а он их даже не слушал. Рассказывает, как сын Светланы отчего-то невзлюбил отчима и заставил мать выгнать Кирилла на улицу и поменять все замки.
«Ненавижу эту суку! Как так можно со мной поступить? Я же ее любил!» — сетует опьяневший бродяга.
Как много бомжей могут придумывать свое «успешное» прошлое и перекладывать ответственность на кого угодно, кроме себя? Эти мысли я оставляю невысказанными.
14:00
Бродяга показывает на своем мобильнике видео. Танцует его внучка. «Посмотри, какая у меня Полечка прекрасная. Такая прекрасная. Хочется обнять ее так! Только я Полечку никогда больше не увижу…»
Кирилл плачет. Я отвожу взгляд.
Саня считает в лифтовой деньги, которые он напопрошайничалФото: Иван Чесноков
14:30
Мне становится не по себе. Пьяный бродяга взял нож, которым они с напарником режут еду, и хочет обучить меня самообороне.
— Ванька, я шесть лет в Пекине жил, таэквондо занимался. Вот, возьми нож.
— Кирилл, я не хочу.
— Возьми нож, я сказал!
— Давай будем заканчивать. А то я сейчас уйду.
— Возьми нож.
Бродяга тыкает ножом в сторону. Я понимаю, что в лифтовой меня никто не сможет найти. Нервным голосом пытаюсь как-то образумить Кирилла.
15:00
Через полчаса нож он, наконец, бросил. Теперь сидит, обхватив руками голову, и надрывно подпевает играющей с мобильника песне. «Ты знаешь, так хочется жить. Наслаждаться восходом багряным. Жить, чтобы просто любить. Всех, кто живет с тобой рядом…»
16:00
Забрали Саню с «работы». Мужики идут во дворик около Московского вокзала согреваться водкой.
Появляются два новых персонажа — Руслан и Мишка-Мурманск. Первого я видел еще в очереди на раздаче бесплатной еды. Руслан средних лет, крайне опрятно выглядит, хвастается, что нашел новый «бэг». Мишка-Мурманск кажется психом. Он и так пьян, а когда выпивает еще, отводит меня в сторону и с бешеными глазами пытается вспомнить, где меня видел. Неожиданно орет: «Андрей! Уважаю тебя вообще. В подвале неделю назад забухали четко. Пойдешь п***ить коллекционные кирпичи?» В ответ я спрашиваю, откуда такая кликуха. «Да я коком работал на судне. Полмира объездил. Больше всего на Филиппинах понравилось. Видел, какие сиськи у их баб?»
Я ретируюсь к Сане и Кириллу. Второй шепчет на ухо: «С такими неадекватами, как Мишка, лучше не тусоваться. Порежут еще».
17:00-18:00
Согреваемся в лифтовой. Я пью чай, мужики — водку. Они считают заработанные деньги (вышло около тысячи рублей) и рассказывают о том, как познакомились, когда оба приходили в «Ночлежку» за помощью и как спали в собачьей конуре осенью.
Я не особо их слушаю. Больше пытаюсь анализировать, что изменилось во мне за время эксперимента.
18:30
Дорогой дневничок, ты знаешь — людям действительно насрать друг на друга. Это я чувствую уже на второй день бомжевания. А еще, дружок, нам, бродягам, не до возвышенных мыслей. В первую очередь нужен теплый ночлег и пожрать. Такая жизнь засасывает.
Бомж — ситуация, в которую может попасть реально каждый. Но как долго ты пробудешь бомжом, зависит от личности человека. Очевидно одно: чем дольше ты бродяжничаешь, тем сложнее тебе выбраться. Ты уже этого не хочешь.
19:00
Пожалуйста, никакой рыбной баланды! Мы снова приходим на Кременчугскую. Вокруг знакомые лица. Мы здороваемся с Русланом, бабой Машей, другими бродягами. Причем не жмем друг другу руки, а «даем кулачок». Так не передаются клопы и другая живность. Обсуждаем, кто где спал, полезные «точки», делимся новостями.
На горячее мы опоздали, чему я особенно рад. Довольствуюсь чаем и двумя кусками хлеба. Тем временем мы с Кириллом и Саней остаемся одни — все уже ушли.
19:30
За углом валяется бомж. Он нечленораздельно бормочет. Получается услышать только «ноги отказали» и «вызови «Скорую»». Через 20 минут машина приезжает. Из нее вылезают две молоденькие девушки и не очень-то хотят принимать такого пациента.
Кирилл начинает на них ругаться и снимает видео. Медики нехотя засовывают мужика в машину. «Видишь, б***ь, что происходит? Даже бомжи все прошли мимо него. А мужик бы сдох на холоде. А я не могу не помочь. Я еще хочу остаться человеком», — негодует бродяга.
20:00
По пути домой Саня рассказывает о своей прошлой жизни. Он детдомовский. В детстве часто били «старшики», не давали еду. Жил в деревне под белорусским Могилевом. Выучился на агронома и 15 лет им отработал. Встретил женщину, полюбил ее. Они родили дочку и переехали в город. Потом расстались. Саня уделял слишком мало времени семье и слишком много — работе.
От разочарования мужчина уехал в Москву на стройку. Хотел накопить денег и построить дом. «Хочется, чтобы в жизни хоть что-то свое было». В Москве его кинули, и каким-то образом деревенский мужичок оказался в Питере. Здесь он тоже работал на стройке до тех пор, пока ситуация не повторилась. Теперь у Сани нет денег. Из документов — одна бумажка из консульства, что он гражданин Белоруссии. И маленькая лифтовая.
Бомж, у которого не работают ноги, мог умереть на холоде. Мы вызвали ему «Скорую», ее сотрудники поначалу не хотели забирать такого пациентаФото: Иван Чесноков— Понимаю, что у тебя ситуация сложнее, чем у Кирилла. На работу сразу не устроишься. Но почему ты не звонишь бывшей жене, разве она не поможет?
— Иван, у нее денег своих нет, другой мужчина живет с ней и дочкой. У нас разные совсем жизни. Ну и мне просто стыдно. Не хочу, чтобы она знала, что я стал бомжом.
20:30
Кирилл и Саня постоянно ругаются из-за пустяков. Столько мата я давно не слышал. Достало. Хочется послать этих двоих, сбежать и залезть в горячую ванну, объесться и долго лежать в мягкой кровати.
21:00
То ли мужики почувствовали, что я бешусь, то ли это само прошло, но сейчас мы довольно умиротворенно пожираем просроченные пельмени, сваренные кипятильником в банке из под мелочи.
22:00
Перед сном Саня рассказывает мне о разнообразии злаковых культур и жалуется, что никак не может найти нормальную книжку. Кирилл показывает безвкусные свадебные видео, где невесты поют своим мужьям. Он искренне и тихо говорит: «Ты посмотри, как поет, какая красивая. Ванька, если встретишь такую девушку, которая тебе будет на свадьбе петь — никогда ее не отпускай. Слышишь? Никогда».
09:00
Сегодня последний день эксперимента. Вроде бы, надо радоваться, но внутри скребут кошки. Сложно сказать, почему конкретно.
Курим сигарету на троих и пьем чай. В планах — опять сходить в «Ночлежку» и все-таки выбить мне еды, одежды и мобильник для Сани.
10:00
Выстаиваем на улице очередь и заходим с бродягами внутрь приюта. Я нервничаю, открывая дверь в комнатку соцслужбы. Легенда следующая: жил с гражданской женой, прописан у нее не был, поссорились, выгнала на улицу и поменяла замки. Паспорт и телефон остались дома. Родственники только в Челябинске. Неделю живу на улице.
Милая девушка верит моей истории и оформляет справку бомжа. Выдает мобильник без симки и зарядки («простите, все кончилось»). В соседнем окошке я получаю мыльные принадлежности, нижнее белье и сухпаек из чая и бомж-пакета.
— Надеюсь, что ваша ситуация скоро разрешится, — говорит соцработник.
— А я-то как надеюсь, — строю грустное лицо.
— Но если что, у нас в декабре освобождается место в приюте. Приходите, поможем, — улыбается девушка напоследок.
10:30
Какой-то добрый бродяга, узнав, что у меня нет зарядки, дарит свою.
слева: Саня (слева) берет сигареты у Кирилла во время «работы» попрошайкой
11:00
Пока я тусуюсь «на Боровой» (так из-за адреса бездомные называют «Ночлежку»), знакомлюсь с новыми людьми. Вот — Алена. Она жила с мужем-алкоголиком и сыном в квартире, пока та не сгорела. Теперь в тайне от семьи пытается найти теплую одежду и еду. Вот — Владимир. Он сбежал из Донбасса, чтобы его не забрали в украинскую армию. Вот — Алексей, ветеран карабахской войны. Раньше он занимался техникой, а теперь не знает, где будет ночевать и где вылечить от ожога руку. Вот — Маша, Саша и еще куча других.
У всех разные истории, лица и характеры. Объединяет их только одно. Они — бомжи.
12:00
Пока я курю «ФЭСТ» во дворике «Ночлежки» и жду своих бродяг, ко мне подходит мужчина по имени Дмитрий. Он сразу кажется мне каким-то мутным.
— Привет. Вижу, что ты недавно на улице, прилично выглядишь. Тебе есть, где ночевать сегодня? Можно остановиться на Техноложке. У нас есть теплое место, найдем тебе работу. Будем платить не много, но поможем с документами, будем кормить.
— Э-э-э, давайте запишу ваш номер и позвоню, — с недоверием отвечаю я.
12:30
Когда Кирилл и Саня выходят во двор и видят, с кем я говорил, они отводят меня подальше от Дмитрия. «Ты понимаешь, кто к тебе подходил? Это бывший зэк, он набирает бродяг в Рабдома. Оттуда потом не сбежишь, тебя как раба будут держать!»
По спине бегут мурашки. Про свое рабство я писать пока точно не собираюсь.
13:30
Мужики ведут меня посмотреть на «заброшку», где недавно жарили мясо на углях. В разваленном доме валяются кучи мусора и пахнет говном. Около входа сидит бомж и действительно разогревает на углях еду и варит кофе.
В заброшке Саня находит большой роман фантаста Перумова и долго листает страницы.
14:00
Пока они пьют водку, я подхожу к соседнему гаражу и вижу в открытых дверях пожилую женщину. Это Нина Федоровна, она живет здесь уже шесть лет. Женщина рассказывает, как ее избивают малолетние пацаны, как однажды плеснули в лицо какой-то едкой жидкостью, как периодически рубят топором дверь.
Я уже не могу третий день выслушивать такие истории и ухожу.
Гараж, в котором Нина Федоровна живет уже шесть летФото: Иван Чесноков
15:00-17:00
Мы направляемся в центр, откуда я поеду домой. По пути снова собираем банки и обсуждаем, как Кириллу с Саней выбраться со дна.
— Не, я думаю, что надо просто активней работу смотреть. А потом, как найду, Саню тоже как-нибудь приплету. У него же ситуация сложнее, чем у меня, документов нет, — в который раз рассказывает Кирилл.
— Да уж. Я-то вообще не знаю, что делать пока. В Белоруссию паспорт восстанавливать ехать нужно, но как я скоплю четыре тысячи на билет? Там мне жить негде. Да и не хочется. Лучше в России, — в который раз повторяет Саня.
Хочется наорать на двух мужиков и сказать им, чтобы взяли себя в руки, перестали бухать водку и уже начали что-то делать. Ведь они еще могут. Но я молчу.
17:30
На Пушкинскую заходят много людей — закончился рабочий день. Мы долго обнимаемся с мужиками. «Иван, ты только нас не забывай. Может, с гонорара шашлычок привезешь. А если без шуток, то звони иногда, поболтаем с удовольствием», — по-доброму смотрит Саша.
Бомжи дарят мне весы, свитер, домашний телефон и смешную ручку. Все это они нашли на улице и хотят, чтобы я помнил о них через эти вещи. Я с благодарностью принимаю подарки, в последний раз оборачиваюсь и захожу в метро.
18:30
Люди в вагоне кажутся чужими. Хочется выйти отсюда, подняться наверх и снова бродить по улицам в поисках еды или одежды.
Справка бездомного, выданная в «Ночлежке»Фото: Иван Чесноков
19:00
Дома я долго моюсь, наваливаю в тарелку еду и жую. Где я? Кажется, что пришел в чужую квартиру, и скоро нужно будет уходить.
23:00
Встретился с девушкой и лучшим другом. Был раздраженным и очень уставшим. Рассказывать про свои приключения не хотелось. Чего действительно хочется — чтобы никто не приставал.
00:00
Я долго не могу уснуть. Кажется, что вот-вот — и послышится скрежет лифта. В дремоте кто-то поет песню. «Знаешь, так хочется жить…»
PS
В течение нескольких следующих дней мне названивают Кирилл и Саня. Я не отвечаю на звонки. Помочь себе могут только они сами. Я могу только о них написать.
Каждый день мы пишем о самых важных проблемах в нашей стране и предлагаем способы их решения. За девять лет мы собрали 300 миллионов рублей в пользу проверенных благотворительных организаций.
«Такие дела» существуют благодаря пожертвованиям: с их помощью мы оплачиваем работу авторов, фотографов и редакторов, ездим в командировки и проводим исследования. Мы просим вас оформить пожертвование в поддержку проекта. Любая помощь, особенно если она регулярная, помогает нам работать.
Оформив регулярное пожертвование на сумму от 500 рублей, вы сможете присоединиться к «Таким друзьям» — сообществу близких по духу людей. Здесь вас ждут мастер-классы и воркшопы, общение с редакцией, обсуждение текстов и встречи с их героями.
Станьте частью перемен — оформите ежемесячное пожертвование. Спасибо, что вы с нами!
Помочь намПодпишитесь на субботнюю рассылку лучших материалов «Таких дел»