Круглосуточный очаг

«Да это явно не простой человек, не ночлежник, точно тебе говорю!» — долетают до меня обрывки разговора. Двое мужчин едят лапшу  и заинтересованно наблюдают, как я раскладываю на туристическом коврике вещи. Обстановка напоминает детский оздоровительный лагерь. Мощный обогреватель сильно шумит, но зато заполняет теплом всю армейскую палатку. На  улице промозглый холод, штормовой ветер и снегопад, а здесь, под шатром, сухо и даже жарковато. У стен палатки, прямо на голом ДВПшном полу, лежат «пенки»,  с потолка свисают несколько лампочек. Стульев и одеял нет. И все же, несмотря на спартанские условия, даже я рад оказаться здесь в такую погоду.

На входе в пункт обогрева дядя Миша —  так ночлежники зовут дежурного — знакомится с каждым новоприбывшим, записывает данные в журнал, предлагает еду и горячий чай.  У стола дежурного горит тусклая лампа. Хотя на часах только половина одиннадцатого, большая часть ночлежников уже спит или укладывается спать. Им не мешают ни шум печки, ни включенный свет, ни громкие разговоры соседей по койке.  

Подсаживаюсь к мужчинам, уже доедающим лапшу, знакомлюсь. Первого, со смущенным лицом и сломанным носом, зовут Коля, второго, разговорчивого и веселого — Роман.

— Я сам из Тулы родом, там жил всю жизнь, работал строителем, — говорит Коля мягким, как будто слегка извиняющимся и очень печальным голосом. — Такой труд мне нравился, я гордился даже. Не каждому ведь дано что-то руками своими делать, а уж тем более дома строить. Сюда товарищ на заработки предложил съездить. Зарплату хорошую обещали, жильем временным и едой обеспечили. Мы больше двух месяцев работали без  выходных, а в последние недели даже выспаться толком не получалось: сроки поджимали, надо было стройку заканчивать. Вот мы поднимались с рассветом, а спать ложиться старались не раньше одиннадцати вечера, обедали на ходу практически.

Работу закончили в срок, но ни рубля нам не заплатили. Просто «кинули», и  все, в таких случаях чего-то добиться нереально. Ну, я сорвался, потерялся, и вот  второй месяц уже по чердакам и подъездам ночую. Мерз постоянно и голодал, хуже состояние и представить тяжело. Вчера знакомый сюда меня привел, я здесь отогрелся, в себя прихожу понемногу, об алкоголе вообще не думаю. После двух месяцев бродяжничества мне эта палатка хоромами кажется. Уже планы строю, как бы поскорее заработать на дорогу домой, чтобы весь этот ужас закончился.

— А я вот из Твери родом. Тут петербуржцев вообще нет, — вступает в разговор улыбчивый Роман. — Я в Москве жил несколько лет, занимался изготовлением мебели. Получал около шестидесяти тысяч чистыми, квартиру снимал в двадцати минутах ходьбы от Кремля. На кой черт сюда потащился, непонятно. Мне в Питере тяжело, не могу перейти с московского ритма жизни на здешний, к атмосфере привыкнуть не могу, все отталкивает.  

Как только приехал сюда, сразу же на работу нормальную устроился, комнату в коммуналке снял. Я раньше всегда один жил, без соседей и шума лишнего, а тут постоянные пьянки, тусовки. У меня от недосыпа стресс начался, нервы просто сдали. Сначала пил, чтобы уснуть хотя бы, потом просто пил, засыпал, просыпался и снова пил. Это ведь затягивает как болото.  

Начальник несколько раз приезжал, забирал меня, к другу ночевать отводил. Два-три дня пройдет  — я снова на ногах, работаю нормально, от алкоголя воздерживаюсь, но стоит только в коммуналке этой проклятой оказаться, сразу же срываюсь. По-другому просто никак. Можно бы было хоть сейчас туда пойти, но у меня никакого желания нет.

— То есть в ночлежке лучше, чем дома у вас? — спрашиваю я.

— Ну хочешь, как-нибудь свожу тебя в гости, покажу квартиру? — усмехается Роман. — Поймешь, что там притон самый настоящий, в котором приличному человеку нет места. Я вообще алкоголя боюсь, потому что не понаслышке знаю, как пьянство людей уродует. Было время, я руководил реабилитационным проектом «Жемчужина». Искали на улице пьяных, привозили в наш центр, в чувство приводили. Два-три дня без алкоголя человеку достаточно, чтобы на ноги встать, особенно если его поддержать.

Сейчас сам через это прохожу, возвращаюсь в привычное состояние. Как будто в грязную лужу упал и теперь пытаюсь отмыться. Вот отмоюсь, пойду на работу снова, а ночевать уж лучше здесь буду. Перед начальством стыдно показываться, не хочу перед ними снова в таком виде появляться. Вернусь к работе, и с первой же зарплатой домой. Вот таким я к родителям вернуться не могу: и мне стыдно, и у них шок будет, особенно у мамы. Они люди культурные, интеллигентные, не для такого меня воспитывали.

В голосе Романа, до этого момента бодром и даже веселом, слышится неподдельная грусть.

Наш разговор прерывает грохот проходящего где-то поблизости поезда. Рома, увидев мое удивление, поясняет, что в двадцати метрах отсюда, за рыбзаводом, проходит железная дорога.

— И как вы вообще засыпаете среди такого шума?

— После жизни на улице под любой грохот уснешь, особенно после работы, — отвечает Коля. — А работаем мы тут почти все, дядя Миша устроиться помогает. Денег немного платят, но зато все честно, никакого «кидалова». Дядя Миша — наш гарант. Ладно, мы спать, доброй ночи тебе.

Рома с Колей укладываются на свои коврики, я — на свой. По соседству молодой смуглый парень внимательно читает газеты. На нем чистая, хорошая и даже модная одежда — кроссовки Puma, олимпийка Nike, черные брюки карго, — я бы и сам от такой не отказался. В ходе разговора выясняется, что Дмитрий совсем не так молод, как кажется — ему 39 лет, 11 из них он живет в России. Только сейчас я замечаю, как много у него в бороде седых волос.

— Я сам с Беларуси приехал, мы тогда целой толпой сюда рванули. Дома хорошо, конечно, ничего плохого не скажу про свою страну, но зарплаты у нас совсем никудышные. Я с 15 лет отделочными работами занимаюсь, при деньгах всегда. В какой-то момент мы сюда с друзьями решили на заработки рвануть, потом они уехали, а я вот остался. Из России мне сестре проще деньгами помогать. Я в Беларуси каждый год бываю, неделю-две поживу и снова уезжаю работать.

За 11 лет тут со мной всякое было, с зарплатой обманывали, но какие-никакие деньги всегда платили. А тут нарвался на фирму «Рога и копыта», блин. Заработанных денег я не получил, за жилье нечем было платить, вот и оказался на улице. Я постоянно прессу читаю, про пункт обогрева тоже из газеты узнал, чуть ли не с другого конца города сюда пешком пришел. Дядя Миша меня обещал отделочником на рыбзавод устроить, там умелые люди нужны. Может, заработаю денег и домой поеду, может, снова жилье сниму и буду тут работать. Кстати, хочешь кофе? Я его недели две уже с собой ношу, все допить не могу — негде было.

Предложение Дмитрия меня очень трогает, когда до меня внезапно доходит, что человек сейчас делится со мной последним, что осталось у него от нормальной жизни. Жалею, что не додумался купить сигарет или чего-нибудь к чаю.

Мы идем заваривать кофе. Дядя Миша дает нам по конфете и говорит, что скоро будет отключать свет, а еще просит не выбрасывать стаканы и ложки. Экономят тут на всем,  даже одноразовая посуда моется и используется еще несколько раз, но ее все равно не хватает.

Дмитрий возвращается к газете, а я иду общаться с теми, кто еще не спит. Большая часть ночлежников — приехавшие на заработок провинциалы, потерявшие последние деньги и документы, оставшиеся без близких людей и крыши над головой. В «Ночлежке» нет тех, кого среднестатистический россиянин привык презрительно называть бомжами: грязных, немытых, избитых, вечно пьяных несчастных людей, оступившихся и упавших на самое дно. Бездомные приходят сюда за помощью, чтобы «бомжами» не стать.  

Дядя Миша отключает все светильники, кроме небольшой лампы у рабочего стола — чтобы не включать свет каждый раз, когда приходит новый человек. Стены палатки качаются от порывов ветра, грохочут проходящие рядом поезда, где-то рядом — все ближе и ближе — воют в ночи собаки. Я радуюсь, что есть место, где потерявшийся человек в последний момент может получить помощь, зацепиться за нормальную жизнь, и с этой мыслью засыпаю.

Утром я просыпаюсь до подъема, чтоб успеть на работу. Прошу у дежурного стакан кипятка и пакетик чая, в довесок получаю несколько конфет. Лампа на его столе все так же включена — значит, каждый пришедший получил поддержку и помощь.

В Петербурге бездомным людям помогает благотворительная организация «Ночлежка». Этой зимой в пункты обогрева пришли уже многие люди, лишенные крова. Если вы хотите помочь им пережить холода, вы можете просто пожертвовать любую сумму, а еще лучше оформить ежемесячное пожертвование.