Почему москвичи заказывают надгробия в Кимрах
За последние 25 лет население города Кимры в Тверской области сократилось почти на четверть — близость к столице и доступные опиаты цыганского развеса сыграли в этом не последнюю роль. Сначала сюда ехали из Москвы, Твери и Ярославля за кайфом, теперь главный интерес для приезжих — недорогие граверные мастерские, где делают надгробия. Дмитрий Окрест выяснял, почему местные предприниматели решили зарабатывать на смерти.
«Наш бизнес вечен — люди всегда будут умирать, всегда будут нужны скамейки, ограды. Ограда — это дом для умершего, там находится его душа, елки-палки. Пасха, Красная горка — люди хотят прийти, сесть на лавочку, помянуть и уже оттудова винтом в нормальном настроении. Чем больше поминаний, тем больше умершему лайков, прям как в соцсетях», — объясняет директор гранитной мастерской «Кимры гранит сервис и ковка» Павел Мамонтов. Именно поэтому, считает он, в России еще нескоро, несмотря на кризис и экономию, будет популярна кремация — в колумбарии не посидишь, «лайк» не поставишь.
Электричка из Москвы до Кимр стоит 311 рублей, но с контролерами можно сговориться за 120. На стене вокзала прибывающих встречает надпись:«Тренируйтесь, уроды» и огромные лужи на остановке, через которые ловко перепрыгивают пенсионерки. Жители Кимр регулярно ездят за покупками в столичные гипермаркеты — и вот припаркованный рядом со станцией городской автобус тут же забит их сумками-тележками.
С 1917 года Кимры получили статус города и право на национализацию всех обувных мастерских, где до революции шили сапоги, ботинки и туфли для миллионов россиян, в том числе выполняли госзаказы для армии. Другим градообразующим предприятием стал Савеловский машиностроительный завод, который после 1991 стал вновь получать заказы лишь при Путине. В стенах уже давно закрытой обувной фабрики, кормившей город, сегодня гнездятся пиццерия, магазин «Все за 50» и офисы несметного количества нотариусов.
Аршинное граффити «Тут не исправить уже ничего, Господь, жги!» среди серых пятиэтажек появилось напротив Покровского собора еще в начале десятых, и с тех пор строки рэперов 25/17 стали мемом. Городские стены обклеены афишами «Любэ» и Тверского цирка с тиграми. Вперемешку с ними лохмотьями свисают остатки предвыборной агитации: «За ЛДПР или терпи дальше», «За 10 сталинских ударов», «Когда в стране горячо, нужен добрый кузнец».
Кузнец
В городе с населением 46 тысяч человек — около двух дюжин ритуальных агентств и гранитных мастерских. Их реклама видна на всех магистралях, растяжки вешают на частные дома. В окрестностях города десять кладбищ, здесь полно крестов с портретами молодых. Рядом со скромными крестами — ростовые памятники и богато декорированные склепы цыган, правда, слегка запущенные. В советское время тут, за 101-м километром, селились те, кого власть считала неблагонадежными. По той же причине в 1937 году несколько свободных месяцев между ссылкой и лагерем здесь жил Осип Мандельштам.
Наталья, мастер по гравировке на надгробиях, в мастерской в КимрахФото: Антон Карлинер
В 90-е цыгане сменили гадание на наркобизнес: начались паломничества из соседних областей, не отставали и местные. Новостные сводки тех лет полны описаний контрольных закупок: «обнаружено полкило героина», «кайф смешали со стиральным порошком», «задержана многодетная дилерша». Вся история закончилась только со смертью барона. И в десятые большинство цыган переехало ближе к столице. Мамонтов говорит, что город вздохнул спокойно.
Сам Мамонтов в 1990-х работал на заводе, потом торговал на местном рынке видеокассетами и бритвами. Затем подался на заработки в Москву — оклад столичного грузчика оказался выше доходов провинциального предпринимателя. Девять лет назад, когда жена забеременела, он оставил вахту и вернулся домой. Знакомый позвал к себе в «Вектор», старейшую гранитную мастерскую города.
«Изготовлять памятники не каждый пойдет. Все-таки надо иметь определенную натуру, чтобы взять болгарку и резать камень для покойника», — объясняет Мамонтов, разливая кипяток по чашкам с растворимым кофе.
Через несколько лет новоиспеченный гранитчик предложил шефу расширить бизнес — делать кованые ограды. Начальнику камня хватало за глаза, поэтому на финальную зарплату Мамонтов закупил материала и стал работать самостоятельно. Первый же клиент отбил закупку, и бизнес пошел — Мамонтов купил под мастерскую бывшую автобазу, часть которой сдает в аренду знакомым автослесарям. Немного мозгов, немного везения, руки откуда нужно, и жизнь удалась, резюмирует он.
Павел Мамонтовфото: Дмитрий ОкрестФото: Дмитрий Окрест
Сейчас портреты на будущий памятник наносит машина — достаточно отсканировать снимок. Станок стоит несколько миллионов рублей — и это главная гордость хозяина, ведь большинство предпочитает работать по старинке, набивая изображение вручную. На горбушке — с обратной стороны плиты — машина четко выбивает сложные рисунки типа иконы в окладе или монастыря.
Большинство клиентов приходят по сарафанному радио — пока мы разговаривали, несколько раз звонили заказчики. Памятник стоит от семи тысяч рублей, портрет — от пяти, установка — от четырех. Мамонтов говорит, что легко относится к деньгам и поэтому, если просят, всегда готов уступить в цене: «Беднее я от этого не стану». Продает памятники и в рассрочку. Однажды заказчик отказался платить, хотя его предупреждали о демонтаже. Когда надгробие вернули с кладбища в мастерскую, покупатель подал в суд. Решение вынесли в пользу Мамонтова. А плита до сих пор ждет должника.
Надгробный камень на кладбище в КимрахФото: Антон Карлинер
Мамонтов не суеверен, однако при знакомстве все равно представляется кузнецом и, несмотря на очевидную выгоду, не покупает старые памятники, чтобы переделать их. «Все-таки камень впитывает в себя энергетику, но вообще я к этому отношусь как к работе. Живых надо бояться, а не мертвых. Они ведь не кусаются, елки-палки, — говорит Мамонтов. — Все равно все там будем, ну что этого бояться?»
Мастерицы
«У нас не искусство, а ремесло. Мы делаем не шедевры, не женщину с веслом из парка, а то, что заказывает народ. У нас узкое пространство для маневра: можем лишь сменить рубашку на пиджак и скинуть пару лет, не выбивая морщин», —вкрадчивым голосом объясняет владелец граверной мастерской Олег Михаленко.
Мастерская работает с конца 90-х. Тогда, говорит Михаленко, большинству гранит был недоступен — дорого, и популярностью пользовались заливные памятники из бетона либо из мраморной крошки. Сейчас простое надгробие у него стоит в районе 25-30 тысяч рублей. Более сложная работа обойдется в два раза дороже. Новые клиенты приходят по совету старых заказчиков, но недавно запустили сайт с примерами работ и страницу в «Одноклассниках».
У индивидуального предпринимателя Михаленко, как и у всех, лето — горячая пора и очереди по месяцу. В мае уходят талые воды, и можно ставить памятник. Во время летнего аврала мастера советуют подождать: из-за спешки не раз путали буквы в фамилии или год рождения. Зимой же — отчаянный поиск покупателей, скидки и заготовка материалов.
Производство Михаленко расположено на Троицкой, одной из немногих переименованных улиц города. Рядом с тесноватым домиком, отделанным изнутри вагонкой, стоят ЗАГС и аптека. Внутри ничего лишнего — небольшой стол, несколько придвинутых к надгробиям скамей и турник под потолком. Сегодня на предпринимателя работают четыре гравера, из них трое — девушки.
Наталья со своей помощницей в мастерскойФото: Антон Карлинер
У всех работниц художественное образование. Отучившись на конструктора одежды, каждая поняла, что работа в ателье ценится меньше, чем труд гравера. 33-летняя Наталья Мельникова работает дольше всех— уже 13 лет набивает портреты умерших. «Мужики в нашей сфере часто запивают, наступает какой-то творческий кризис, и понеслась душа в рай. Девушки более усидчивы и вообще аккуратнее к работе относятся», — говорит Мельникова.
Пока мы беседуем, ее коллега Алена, глядя на увеличенную фотографию юноши, аккуратно долбит пучком иголок по черному камню. Любительские снимки чаще всего не подходят, и образец берут из паспорта, поэтому сотрудницы советуют ответственно подходить к выбору фото на документ. Гравер выбивает портрет за три-четыре дня. Мельникова даже сама делала памятник мужу — фотографиями почти не пользовалась, однако свекровь осталась недовольна.
«Научить можно всему: сначала алмазом контуры выцарапываешь, потом пробиваешь, и камень внутри серым становится. Элементарно ведь! Да и работа у нас не мрачная. Ни венков тебе, ни гробов», — отрываясь от работы, вклинивается в беседу Алена. Напротив нас несколько скорбных портретов покойников, а рядом портреты тех, кто еще жив — одинокие пенсионеры боятся, что иначе останутся без могильного камня. Например, одна бабушка сначала купила надгробие мужу, потом сыну и сестре, а в конце концов и себе выбрала. Стоит уже третий год на складе — хранение бесплатно.
Стартапер
«Пирожки продавать или гранит — как по мне, разницы нет, мы ж с покойниками не работаем. С ребятами из морга или с кладбища только «привет-пока». А может, долго живу и ко всему привык, — говорит основатель «Сервис камня» Дмитрий Боровиков. — Это просто сервис. Есть деньги — появился портрет, дописали эпитафию, нарисовали розочку-гвоздичку». Помолчав с минуту, коренастый гранитчик снимает очки и добавляет, что креститься все-таки стал чаще. Словно в подтверждение своих слов он смотрит направо, где на стене висят полдюжины картонных иконок. В небольшом кабинете стол и два стула для посетителей, поэтому во время разговора сын гранитчика, Андрей, формальный директор компании, стоит, привалившись к стене. Он с 15 лет начал подрабатывать, устанавливая могильные плиты.
В детстве Дмитрий увлекался вольной борьбой, занимал призовые места. В 12 лет вывернул голеностоп, и о спортивной карьере пришлось забыть. После училища пошел работать прорабом. «Но в лихие девяностые никому денег не платили, на, а семью надо кормить. Тогда я был молодой, по-бырому освоил гравировку — сразу оклад в пять раз выше, на. У нас медведи за две недели учатся в цирке кататься, а я чем хуже?» — говорит он.
Фрагмент надгробного камняФото: Антон Карлинер
Кимры — город небольшой, и в ритуальной сфере все друг с другом знакомы. Сначала Боровиков работал все в том же «Векторе», потом на Мамонтова, а в апреле решил заняться бизнесом сам. «Знаючи тему, легко запуститься. Да, кризис, но люди-то не перестали умирать! Вот, закупили оборудование, инструменты. Сейчас в нулях идем, но скоро сезон кончится — зима близко, на», — говорит владелец мастерской. С октября он запускает сайт (делает племянник) и снижает цены на 10%. Но и летом скидывал тысячу-три, а тем, кто поплачет — до шести.
Другая приманка — годовая гарантия и использование при установке особенно крепких швеллеров ради надежности. Боровиков называет это своим ноу-хау. Для начинающего предпринимателя самое сложное — наработать клиентскую базу. Здесь, как в любом другом бизнесе, важно, чтобы клиент остался доволен. Дмитрий уверен, что те, кто уже обратился, придут еще. На местные колотушки — «Кимры сегодня» и «Все для вас» — особой надежды нет. Каждая контора дает в газету объявления — реклама их услуг соседствует с рубрикой «знакомства».
У «Сервис камня» половина сделок с москвичами: во-первых, дешевле в два раза — за памятник и установку Боровиков берет 30 тысяч (в Москве около 65 тысяч за то же самое). Московские мастера недовольны таким демпингом, но из-за славы Кимр деньги по-прежнему уходят туда. В Кимрах не такой поток заказов, и нет гонки.
Дмитрий БоровиковФото: Дмитрий Окрест
Фирма сидит на упрощенке, чтобы не показывать ни что закупили, ни что продали. «Половину материалов я покупал за наличку, потому что мне это дешевле, хоть и документов нет. Но налоговая вообще не кошмарит, удивился даже — ведь в девяностые буквально давили всеми этими взысканиями, штрафами, — говорит Дмитрий. — Когда ты наемный, то не надо думать ни о чем. Я всегда знал, что свою зарплату получу. Сейчас же есть риск и ответственность, но такой это все-таки кайф — работать не на дядю!»
Боровиков в отличие от Мамонтова работает не только с карельским гранитом, но и с уральским мрамором. При этом оба одинаково презирают китайский гранит. Многие выбирают этот искусственный материал из-за дешевизны, но его невозможно повторно полировать, если нужно внести коррективы. Были случаи, когда людям продавали синтетику по цене настоящего камня, а родственник понимал это лишь спустя время — такими подменами нередко грешат перекупщики. Социолог Кирилл Шерстобитов (журнал «Археология русской смерти») предположил, что именно доступность китайского мрамора и довольно высокая смертность среди молодых людей сделали специальность гравера прибыльной по кимрским меркам. Престиж, в свою очередь, привел к омоложению профессии.
В мастерскойФото: Антон Карлинер
Предприниматели боялись, что в кризис продажи просядут, но вопреки опасениям их стало только больше. В первом полугодии 2016 года в России родились 928 тысяч человек, умерли 960 тысяч. В 2016 году надпись «Господь, жги!» — которую столько лет видели выходящие из Покровского собора прихожане, перестала бросаться в глаза. Сотни объявлений о мини-кредитах и распродаже консервных крышек полностью скрыли призыв.
