«Папа», мама и я в поисках любви и силы

Человек рождается на свет сердитым и всемогущим, как Ветхозаветный Бог. Ему предстоит принять, что родители — его возлюбленный народ — не желают жить по его законам. Страдая и теряя власть, он по-настоящему вочеловечивается. А пропуская сквозь сердце страдания других людей, он, если сумеет, встречается с бесконечным ресурсом любви. И убеждается, что она сильнее страха и гнева.

***

Возможно, фильм Паоло Соррентино «Молодой Папа» примерно об этом. Или о том, что, пока сердцем владеет травма, потеря, мы все время торгуемся с дьяволом и можем играть только в его игрушки. Но благодаря тем, кто в нас верит, способны изжить соблазны травмы и выйти на новый уровень. Что отчаяние дает нам самый мощный ресурс, и мы опираемся если не на веру в Бога, то на допущение, что он есть наше спасение и сила.

Или о том, что даже святой дух, где хочет, там и дышит и торит свои пути среди помойки человеческого тщеславия. Выбирает, как солнечный луч, опираться на беззастенчивую красоту лиц и фресок, пробегает бликами по листве и кометой по небу, пока не разит в самое сердце.

Можно придумать еще много убедительных толкований. В том и бесконечная привлекательность этого кино, что в нем бесстыжая, ошеломляющая красота картинки встречается со столь же бесстыжей прямотой речей, и каким-то образом они уравновешивают друг друга. Не успел зритель онеметь от перебора в красоте — и, глядишь, уже разводит руками от избыточности в прямоте, а ведь есть еще безупречный саундтрек, который примиряет истерзанную овердозом душу.

Но для меня эта история о том, как на тебя, тревожного, недоверчивого, одержимого страстями и обидами, обрушивается сила.

Где выдают силу

Сила выдается человеку в очень неприметном виде — свернутая в кулечек, помещенная в аптечку первой помощи, которую люди годами возят в багажнике и чаще всего никогда не открывают. Но если человека всерьез шарахнет травмой, то в момент, когда он уже готов умереть (а это и есть отличительный признак травмы), взрывная волна силы распахивает двери во все кладовки — перед тем как вышибить пробки, обесточить его и превратить в вялую тряпочку, согласившуюся погибнуть. Он будет неизвестное время выбираться из этого покорного состояния, но главное — сам доступ к этой особой силе окажется открыт. И окажется, что она связана с силой всего мироздания.

В связи с «кулечком из аптечки» я вспоминаю маму. Мама считала, что умеет снимать боль — однажды в больнице она не выдержала мучительных стонов старушки, соседки по палате, и в отчаянии принялась мысленно ее бинтовать. Через минуту та затихла и уснула. Потом мама много раз проделывала это (на расстоянии, из Москвы в Петербург) с тяжело больной сестрой, которая тоже в ее способность верила.

Кадр из сериала «Молодой папа»Фото: Pictorial Press Ltd/Alamy/ТАСС

Я не знаю, что стало причиной, взломавшей «аптечку» моей мамы, но она несомненно имела доступ к мощному ресурсу силы. Однако высмеяла бы любого, кто счел бы ее святой, как Пия XIII. Ей хватало самоиронии, чтобы учить меня своей ворожбе, заливаясь смехом, — например, она считала, что мироздание слышит ее в тот момент, когда она окатывает себя ведром ледяной воды. «Иногда надо залегать на дно, а иногда совершать вихревые движения, все равно какие», — говорила мама, когда я беспокоилась об исходе очередных хлопот. «Ноги мои туда не идут», — заявляла она и отменяла любую запланированную встречу, ибо желание левой ноги было великим признаком. Сегодня это принято называть «нахождением в потоке».

В ладонях у Бога

Сила мироздания, несомненно, бродит неприкаянная (как и погода стоит бесхозная, потому что никто не верит, что на нее можно влиять, это хорошо известно шаманам) — и обладает защитой от дурака.

Я хорошо помню, как мы по молодости считали всех, кто не стеснялся заявлять о своих особых способностях, «гнумами» — вслед за Карлсоном, поощрявшим дядю Юлиуса в мире сказок тоже любить булочки. Но когда мне должно было исполниться 40 лет, и я переживала положенный возрасту серьезный кризис, я поехала в Израиль — впервые. После трех дней на Мертвом море (прямо как в сказке о мертвой воде), я попала в Иерусалим, где новая подруга отвела меня в Храм Гроба Господня. И там случилось то, чего нельзя было ни предвидеть, ни ожидать, ни понять.

Я шла туда с тягостным ощущением, что это какая-то туристическая разводка. И вдруг, сделав шаг куда-то в сторону от людского потока, испытала несоизмеримое ни с чем изумление. Я стояла, и на меня обрушивались тонны солнечного света, которые привели меня к совершенно явственному, чувственному переживанию: я лежала в ладонях у Бога. Я не могла сдвинуться с места (и не исключено, что именно в этот момент у меня пропал мобильник из кармана).

Потом я ходила в этот храм каждый день, как на работу. Что не приближало меня, удивительным образом, ни к православию, ни к христианству. Я просто ходила, лежала в ладонях у Бога, а потом сидела на ступенях во дворике и смотрела на всех, кто выходил из дверей: загорелых немцев, строгих армянских монахов в капюшонах, растерянных паломников в сандалиях и носках, нервных гидов с флажками на палке. Я встречала взглядом их всех — растрепанных, беспокойных, благостных, погруженных в себя — и каждому мысленно говорила: здравствуй, и у тебя тоже есть душа, и я ее вижу.

Через пару дней я поняла, что могу в любой момент остановиться под майским солнцем, и сила опять прольется мне на плечи. Проверять это было счастьем. Первый и последний раз в жизни я почему-то понимала все, что говорили на иврите. Так, направляясь к храму в один из дней, я остановилась у посольской ограды понюхать куст белых роз — и услышала, как с балкона симпатичный чувак сказал мне на иврите: «Понюхай красную розу», я его послушалась и ушла, помахав рукой. Через три часа мы неожиданно встретились на ступенях у храма (он в этот день помогал отцу в свечной лавке, хотя сам работал где-то охранником) — он был этим потрясен еще больше меня, и сказал вдруг по-английски — «Ты особенная, мы должны о тебе заботиться!» — побежал и купил мне мобильный телефон.

Пройти по краю

Я читала об Иерусалимском синдроме — и знаю, как много нас упало в эту бездну. Вернувшись в Москву, я пообещала себе, что никаких выводов из этого опыта я делать не буду, а просто приму его как подарок на день рождения.

Однако прошло два года, и я снова решила отметить свой день рождения там же. Начало мая — нелегкое для меня время. Как раз в эти дни, но шестью годами раньше, у мамы обнаружили рак. За полгода до диагноза она твердо сказала: «Лучше умереть раньше, чем ослепнуть» (у нее неумолимо разрушалась сетчатка) — и послушливая сила отправилась ее убивать.

За день до отъезда меня попросили встретиться по Skype с женщиной, у которой диагностировали рак, и которой предстояла через три дня тяжелая операция. Мы поговорили — и кроме как побыть с ней, в ее безысходном, растерянном ужасе, я ничего не могла, но подумала — а ведь когда-то моя мама переживала то же самое. Под конец я сказала: «Все, что могу — это помолиться о вас в субботу в Иерусалиме».

Я пришла в храм в субботу. Такого ощущения силы, как два года назад, не испытала. Просто поплакала обо всех, о ком плакалось, и помолилась о той, кому предстояла операция.
Выйдя из храма, я опять встретила старого знакомого из свечной лавки, но едва могла с ним поговорить. Казалось, силы стремительно покидают меня. Будто неумолимый пылесос их втягивает, или огромный магнит прибивает к земле гравитацией. Я с трудом доползла до дома — навалившаяся усталость была смертельной. Через какое-то время я стала выплывать — и, машинально взяв лежавшую у изголовья книгу, англо-немецкий словарь, ткнула пальцем в произвольную страницу. Там было слово — OBEY (подчинись), на том я уснула.

А через день, в понедельник, мне вдруг стало ужасно плохо. И тут я вспомнила, о чем забыла — сделать медицинскую страховку. Стоял какой-то праздник, все знакомые врачи жарили шашлыки на природе, а меня скручивала креветкой запредельная боль в животе. Я все еще надеялась, что это приступ холецистита. Но когда я добралась до врача, он сурово сказал мне, что у меня явный аппендицит, и что, если я обещаю через сутки быть на операционном столе, он отпустит меня с антибиотиком. Назавтра у меня был самолет, через сутки меня вытаскивали почти с того света — мой аппендикс к тому моменту самоампутировался и лежал отдельно.

Я проснулась с торчащими из брюха трубками и в полной эйфории. Чувствовала себя одновременно роженицей и новорожденной. Мне казалась чудесной и восьмиместная палата городской больницы с прекрасно ворчливой старушкой соседкой, и дивные медсестры с их уколами, и московский буйный май за окнами. Я вдруг подумала, что дырка в животе у меня ровно на том же месте, что у моей мамы шесть лет назад, когда ей вывели стому из кишечника. Было ощущение. что я прошла по краю, но уцелела. На мне все заживало как на собаке.

Через две недели я получила неожиданное письмо. «… Сообщаю главное: произошло, наверное, чудо, и диагноз оказался ошибочным! Операция была серьезная и долгая, но по результатам ее — ура! — выяснилось, что опухоль была доброкачественная! …Еще раз Вам огромное спасибо, Вы тогда очень меня поддержали».

Кадр из сериала «Молодой папа»Фото: WILDSIDE/HAUT ET COURT TV/MEDIAPRO/HBO/SKY ITALIA/CANAL+ / Album/East News

«Господи, спасибо, что учишь, а не наказываешь» — думала я. Эта история совершенно не про мои целительские способности и не про силу моей молитвы — это исключительно урок, который показал: каким бы сокрушающим ни было мое страстное желание спасти маму, хотя бы задним числом, хотя бы в лице другой женщины, оно может убить меня, потому что сила находит себя сама без моего участия. Опухоль была доброкачественной, но я молилась, не щадя живота своего, и получила предупреждение. Все, что я могла, исчерпывалось той самой встречей по Skype — и мне надо учиться быть на своем месте.

Есть у этой истории еще одна красивая деталь, возвращающая нас к Ленни Беллардо и его путешествию в иссушенную жаждой Африку.

Еще немного погодя мне прислала весть дочь той самой женщины. Поначалу она все пыталась мне предложить деньги за консультацию, а потом написала: «Спасибо Вам еще раз, что маме помогли. Я от Вашего имени подарила колодец африканской деревне (надеюсь, открытка об этом не попала в спам)».

Нашего ума дело

Я не могла оторваться от фильма про «Молодого Папу». Кого выбирает Сила в свои наместники — и как об этом можно судить, и наше ли это дело?

Сусальный красавец Ленни курит и курит фимиам, словно белый дым его сигареты над Ватиканом, дым-провозвестник, не должен развеяться, пока он не станет настоящим Папой. Это ли надтачивает его сердце — или взятое на себя право творить чудеса? И можно ли взять на себя такое право или отказаться от него?

По саду Ватикана бегает призрак святой Хуаны, которая исцеляла детей смехом, запахом мандариновой корочки и сказками про деву Марию. Кажется, что главная трансформация, которая происходит с папой Пием XIII, это понимание, что разговоры с Богом на равных могут по твоему хотению убить или даже исцелить — но если ты берешь эту силу и пытаешься ее источать, то превращаешься в шахтера с лампочкой на лбу, как «Люцифер, носитель света, ангел утренней звезды». Только боль и сострадание делают тебя открытым для любви, но не факт, что сердце выдержит.

Сейчас, когда объявлен второй сезон, мне, признаться, больше всего на свете хочется узнать — есть ли жизнь после встречи силы и любви.