На балконе, на кухне

Катя дрожит, у нее трясутся руки и подергиваются плечи. Она всегда дрожит, когда пересказывает события того дня.

Но того дня могло и не быть — по крайней мере, в этом уверена Катя — если бы внезапно не умер папа. До его смерти у них была «хорошая семья»: папа, мама, Катя и ее двоюродные брат и сестра — Вика и Кирилл. Родители взяли их под опеку, когда умерла мамина сестра.

«Мне тогда было лет 15, и я была в шоке, что они будут жить с нами. У меня своя комната, и туда собираются подселить сестру? Но потом я привыкла. Кирилл тогда пошел в школу, а Вика в сад, ей было шесть лет», — вспоминает Катя.

А потом внезапно умер Катин папа. Это произошло примерно через год после того, как Вику и Кирилла взяли в семью. «Я — папина дочка, он был самым дорогим для меня человеком. С матерью у меня не складывались близкие отношения, если мне было что-то нужно, я шла к папе. Мне кажется, мать ревновала. Мы с ней постоянно ругались, даже могли подраться. Я еще помню момент, когда после похорон она сказала мне: “Папы теперь нет, твоя лафа закончилась, никаких поблажек”».

И через несколько месяцев после смерти Катиного отца мать привела в дом Ивана. И хотя «отчим» ей не нравился, Катя решила, что так всем будет лучше, потому что иногда ей казалось, что мать в таком отчаянии, что готова наложить на себя руки. Вика с Кириллом (их оставили в семье — доход Катиной мамы позволял) привыкли к Ивану быстро, даже стали называть его папой. Тот не работал, занимался их учебой, пытался воспитывать. Вика как раз пошла в школу, и у нее были серьезные проблемы с учебой.

«Один раз отчим с Викой занимался уроками, и я вроде бы слышала звуки ударов, слышала, как она кричит, выбежала и увидела, что она чуть ли не впечатана в батарею. Она была маленькая, худенькая, бледная. Я пыталась заступиться, но он накинулся на меня и начал душить. На тумбочке лежала какая-то книга, и я дала ему ею по башке, он отстал», — это было первое серьезное столкновение Кати с отчимом.

Младшие дети боялись пикнуть — в семье стали постоянно подчеркивать, что они приемные, и если что не так, их тут же отправят в детдом. Катя не очень хотела оставаться дома, но больше жить было негде. Но потом стало понятно, что не так уж и плохо, что она осталась.

«Я хорошо помню тот день, потому что несколько раз повторяла его события в показаниях. Я сидела в комнате, мать, кажется, спала. Вика и Иван сидели на кухне. Я пошла с кружкой чая на кухню и увидела его с распахнутым халатом, под которым он был абсолютно голым, возбужденным, и Вику, которая, увидев меня, резко отошла. Он запахнул халат и ушел в комнату. А я осталась стоять с этой дурацкой кружкой. Я была так ошарашена, что никак не отреагировала. Вике тогда было девять».

На следующий день Катя забрала Вику и Кирилла из школы и отвезла их в полицию.

«Сотрудники общались с Викой — давали ей в руки игрушки, чтобы она показывала на них, и они записывали эти показания. Она показывала и говорила: “На балконе, на кухне”. Он заставлял ее смотреть, трогать, но к ней не притрагивался.  После этого вызвали оперуполномоченных. Мне названивала мать, но я не брала трубку. Я знала, что она мне не поверит. Я это сразу сообщила следователям, потому что после нашей последней ссоры она сказала: “Хочешь, заявляй в полицию, я буду отрицать, что он пытался тебя задушить”. Полицейские ей позвонили, вызвали, она приехала. Объясняла им, что такого быть не может, просто «у девочек конфликтная ситуация с отчимом».

Следствие длилось около года. Катя переехала к подруге, дети все это время жили в интернате. Только однажды ей позвонила мать — предложила денег за то, чтобы она забрала показания.

Ивану дали шесть лет. После приговора Катя не видела детей около года, потом с трудом узнала в опеке, куда их отправили. Точных данных не было, только название городка. В свой отпуск она взяла билеты и поехала их искать. Она понимала, что оформить опеку не получится: у нее съемная квартира, зарплата небольшая. Но ей важно было знать, все ли у них нормально. «Меня долго мучила мысль, что они винят меня за то, что я их забрала из нормальной жизни — у них были школа, дом, одежда, а их взяли и отправили в интернат».

 

Сначала Катя поехала в администрацию города, выяснить, где находится интернат. Приехала на место, а Вики с Кириллом там не оказалось. «Мне там рассказали, что их забирает на лето тетя, а я и не знала, что она у них есть. Оказалось, что на каком-то празднике ребят из интерната отпустили в город, и Кирилл в это время нашел тетю — он знал, что она живет в этом городе. И тетя оформила на них опеку, забирает их на каникулы, праздники, на лето».

Катя все-таки разыскала их — Кирилл очень обрадовался, увидев ее, а Вика, хоть и выглядела довольной, но держалась настороженно, смотрела испуганно. Кате показалось, что она стесняется ее, стыдится того, что стала участницей «той истории». Кирилл готовился к поступлению в институт, а Вика доучивалась в интернате. Про скелеты в шкафах не вспоминали, Катя спросила только, общаются ли они с матерью — Кирилл ответил, что нет.

И сама Катя вот уже шесть лет скрывается от матери: «Я боюсь, что она будет мстить мне».

«В данной ситуации мать находится в созависимости с семейным насильником, — говорит Светлана Зайнутдинова, психолог благотворительного фонда «Сохраняя жизнь». — И ждать от нее адекватной реакции не приходится. Ей самой нужна терапия, она такая же жертва, которой нужна помощь. Кате, чтобы справиться с ситуацией, необходимо обратиться к специалисту-психологу. Ей нужна реабилитация и длительная профессиональная помощь квалифицированных специалистов».

«В этой ситуации пострадали все, но хуже всех, конечно, пришлось Вике, — говорит Катя. — Надо мной не было насилия, я не жертва и такой травмы, как она, не получила. И все равно я чувствую себя ужасно. Не могу себе представить, каково ей, но и не знаю, как с ней об этом поговорить. Думаю, что ей гораздо хуже, чем мне».

В Оренбургском фонде «Сохраняя жизнь» точно бы смогли поговорить с Викой о том, о чем с ней не готова поговорить Катя. «С детьми нужно говорить «об этом» только в присутствии квалифицированных специалистов, имеющих опыт работы с семейным насилием, — отмечает психолог Светлана Зайнутдинова. — Зачастую дети не понимают, что происходит что-то плохое. Потому что они привыкли доверять близким взрослым и считают их действия правильными. Психологическую травму ребенку наносит именно осознание им того, что с ним произошло, по эмоциональной реакции взрослых, узнавших о случившемся».

В фонде «Сохраняя жизнь» оказывают бесплатную психологическую помощь детям, которые подверглись насилию. С ними работают психолог, помогающий им социализироваться, и арт-терапевт — на прикладных занятиях дети могут реализовать себя в творчестве. Вы можете помочь собрать 2 544 440 рублей, необходимых для работы фонда на год. Если вы подпишетесь на ежемесячные, пусть даже небольшие пожертвования, мы все вместе сможем собрать эту сумму и сделать детей счастливее.

Сделать пожертвование