Вы ведь еще придете?

«Туда! Мыться!»

Я стараюсь дышать через шарф, но так, чтобы это не было заметно, хозяина обижать не хочется. В доме нехорошо. В доме так нехорошо, что пахнет еще на лестнице, мы надеваем бахилы, а куртки упаковываем в пакеты. Запах все равно останется, и уже позже, в маршрутке, люди будут подозрительно приглядываться. Так пахнут многолетняя грязь, неухоженность, заброшенность. Так пахнет болезнь.

Несколько лет болеет Лилия Дмитриевна, хозяйка дома. Она сидит на диване, пусто смотрит в телевизор. Суетится муж, Олег Викторович, расставляя для нас колченогие табуретки. Ухаживает за женой он, делает то, что может. Может он мало.

Лилия Дмитриевна время от времени громко вскрикивает: «Ха. Ха. Ха.» Голос неожиданно ясный, даже молодой. «Ну вот, опять за свое, захохотала», — говорит Олег Викторович и гладит жену по плечу. Они прожили вместе всю жизнь, доживают ее тоже вместе.

Полина, руководитель барнаульской Патронажной службы «Каритас», худенькая, с огромными глазами и русой косой, присаживается перед Лилией Дмитриевной на корточки: «Ну что, купаться будем сегодня?» Женщина в первый раз фокусирует взгляд и показывает рукой на мокрое платье. «И переоденем, а как же!» — ласково говорит Ксения, вторая сотрудница Патронажной службы. Олег Викторович всплескивает руками: «Да как же, пять минут назад переодевал!»

«Каритас» опекает Лилию Дмитриевну всего месяц, за это время ее уже четыре раза купали. До этого женщина не мылась под проточной водой три года. Когда Поля и Ксюша впервые посадили ее в ванную, она радовалась как ребенок. «Била ладошкой по воде, — рассказывает Полина. — Даже в голос смеялась!» Лилия Дмитриевна волнуется, пытается приподняться, говорит: «Туда! Туда! Мыться!»

«А со мной не говорит совсем, надоел я ей, — говорит Олег Викторович. — Как ее второй удар хватил, ни словечка. Только с девочками разговаривает!» Девочки ловко ведут женщину в ванную комнату, долго моют. Оттуда слышен ласковый голос Полины и даже вроде бы голос самой Лилии Дмитриевны. Сестры говорят, что в воде ей даже легче говорить, проясняется голова, легче координируются движения.

Олег Викторович пытается меня убедить, что живут они хорошо. «Смотри, какой у нас урожай в этом году, погреб тоже полный!» — в комнате рядами стоят пыльные банки с помидорами и огурцами. Олег Викторович сам инвалид второй группы.

— Это как же вы все это вырастили, собрали?

— Ну как… Ползаю на четвереньках помаленьку, устал — полежу на грядке, а потом опять собираю.

Врач в квартире двух инвалидов бывает редко, по словам Олега Викторовича, «а как второй удар ее разбил — так вообще перестал, говорит, нет смысла». «Скорая» ездит, один раз забирали в больницу, только вернули быстро. «Ничего не можем сделать, старость». Социальный работник не полагается — вторая группа инвалидности считается рабочей.

Чисто вымытая, в новой ночнушке и с полотенцем на голове, Лилия Дмитриевна сидит на перестеленном диване. Она гладит руки Полины в розовых резиновых перчатках. Это ее контакт с миром, нас она замечает, когда трогает мой браслет и часы фотографа. Руки у Лилии Дмитриевны прохладные и нежные.

«Совершенно нет сил! — вдруг ясным голосом говорит она и смотрит осмысленно, цепко. — Вы придете? Придете?»

Конечно, Лилия Дмитриевна, они придут. Придут на следующей неделе, а если нужно — два или три раза. Они не будут заматывать лицо шарфом, не испугаются тараканов, принесут еще клейкой ленты, чтобы ловить на нее мух, роящихся в заброшенной квартире.

Полина и Ксюша

Ксюша вешает объявление между афишами концерта группы «Сплин», творческого вечера иеромонаха Фотия и юбилейного выступления тувинской группы «Ят-ха». В Барнауле насыщенная культурная жизнь, свободного места на стенде мало. В основном о Патронажной службе «Каритас» узнают по сарафанному радио, но часть приходит по объявлениям. Я никак не могу продышаться и успокоиться: «Поля, а вот такие патронажи — это самое сложное, наверное?»

Полина машет рукой в варежке: «Ну что вы! Действительно сложно — это неврологическое отделение». Патронажной службе в местной больнице выделили две палаты с самыми «тяжелыми». С людьми, которые безнадежны, которые, скорее всего, останутся обездвиженными навсегда. Предполагалось, что сестры будут учить родственников уходу за больными, только вот часто у кроватей никого нет.

Больных в неврологии никто не переворачивает, функциональных кроватей нет, лекарств нет. Поля и Ксюша кормят тех, кто не может есть сам, переворачивают, обтирают. Это не их задача и не их работа, платные сиделки патронажных сестер недолюбливают. Подозревают конкурентов, сложно представить, что люди занимаются этим просто так.

И у Ксении, и у Полины медицинское образование. У Ксении даже два. Полина работала на «Скорой», ничего работа, говорит, всякое бывало. То фонендоскопом душили, то с «розочкой» из разбитой бутылки кидались. Тараканы или грязь, пролежни и запах их не пугают. Говорят, что родными подопечные становятся где-то в третий визит.

«Куда спешить? Новая нога не отрастет»

«Дом 156! Ой, нет, 165! Ой, я вас у светофора встречу!»

Сугробы в Барнауле выше человеческого роста, водят тоже по-особому: чтобы разъехаться на узкой дороге, нужно заезжать в карманы, расчищенные для входа в дома на обочинах. У светофора маячит фигурка в зеленом платье, заполошно машет руками. Это Лена, мы привезли для ее мужа Павла инвалидную коляску.

На доме и правда нет номера, слева шиномонтаж, где круглосуточно дымят автомобили, справа бар, незатейливо названный «Гараж». Жилой дом напоминает мало, но посередине небольшая дверь. Тут мы тоже надеваем бахилы, но наоборот, чтобы не нанести снега на чистые полы. Павел и Лена сняли это жилье у местных алкоголиков недавно, но Лена уже полностью вымыла, отскребла, отчистила неуютное помещение. Только на него и хватило пенсии ее мужа. Раньше после съема оставалось пятьсот рублей, а сейчас есть Ленина зарплата, она устроилась «на шаурму».

— В смысле — вы ее делаете?

— В смысле — я убираю там. Дворник я. Я никакой работы не боюсь, я челночила, я продавщицей работала, с детьми сидела, убирала.

— А свои дети есть?

— Нет, да и не хотела я. Куда их рожать, сюда что ли?

Павел сидит в темной и душной комнате. Владелец дома обил его сверху сайдингом, а на то, чтобы сделать окна, не заморачивался. Дом содрогается от каждой проезжающей мимо машины, проводка открыта, провода переплетены в клубок и отовсюду свисают. Немного света есть на кухне, но там Павлу сидеть опасно: вентиляция от колонки не доходит до окна, труба висит посредине потолка, и в кухне отчетливо пахнет газом, окно разбито. Менять его не на что.

У Павла нет ноги, ее ампутировали из-за диабета, вторая тоже начинает подводить. Новый протез чудовищно давит, натирает, не дает наступать на ногу как следует. Ксюша внимательно осматривает культю, слегка ее разминает, учит мужчину делать это самостоятельно. «Смотрите, тут отек, — ее пальцы аккуратно обегают фиолетовую плоть, — Если тут размять, а потом приладить вставку для протеза, должно стать полегче». Вторая нога тоже не в порядке, Полина советует мыть только теплой водой, сушить стопу, а не вытирать, а главное — чтобы в носке не было ни одной, даже крошечной соринки. Никогда не ходить босиком. Немедленно обратиться к врачу, если получаешь травму.

Лена подходит к сестре Марии, главе барнаульского «Каритас», заискивающе говорит: «Вы знаете… Очень мне неловко… Я хотела попросить…» Сейчас обязательно попросит денег, думаю я.

Лена просит краску. Ее расстраивает, что стены выкрашены неравномерно: «Некрасиво, а к нам врачи ходят, неудобно!» Врачи, кстати, ходят в лучшем случае на третий день после вызова. Однажды ждали неделю, врач пришел и сказал, что торопиться к ним нечего, новая нога не отрастет. Сестра Мария обещает посмотреть обои, оставшиеся после ремонта, спрашивает, нужна ли помощь с поклейкой. «Да что вы, я сама! — пугается Лена. Она приглашает выпить чаю, радостно повторяет: — Нам недавно подарили! Целую коробку!» Мария вежливо отказывается и ставит на пустой кухонный стол пакет муки.

На коляске Павел сможет передвигаться по дому, когда будет тепло — выезжать на улицу. С одной стороны, он должен «расхаживать» протез, с другой — не подвергать опасности больную ногу. Куда не кинь — всюду клин. Но коляска даст возможность Лене не бояться каждую минуту, пока она «на шаурме», что Павел упадет, ушибется, повредит себе ногу, а то и что похуже. Коляска легкая и маневренная, он сможет выезжать на кухню, есть, хотя бы иногда смотреть в окно. Без света ему тяжело.

Мы просим сфотографироваться, Павел смущается.

— Я раньше такой красавец был, оооо! В деревне на меня все засматривались, от девушек отбоя не было! А сейчас-то что уж…

Лена смеется. У Павла и сейчас внушительная внешность, усы подстрижены как по линейке. Он кричит:

— Лен, ну ты расчешись, люди фотографируют, чтобы ты красивая у меня была!

—Да она и так красивая! — наперебой говорят Полина и Ксюша.

— А кто говорит, что некрасивая?! Самая красивая на свете!

— Ты сам протез хоть надень для приличия! — говорит Лена.

Чтобы проводить нас, Павел тяжело встает на протез, морщится, но делает несколько шагов. «Девочки, вы когда к нам опять?» — Лена поочередно с надеждой заглядывает в лица Полине и Ксении. Сестры патронажной службы ходят к ним уже год.

220 патронажей.

140 выдач средств реабилитации.

6015 индивидуальных консультаций.

9 обученных социальных работников.

Это статистика только барнаульского отделения Патронажной службы «Каритас» за 2016 год. А вообще патронажные службы «Каритас» работают в Ишиме и Омске, Санкт-Петербурге и Саратове, Волгограде и Челябинске, Новосибирске и Марксе. Двенадцатый год такие «девочки», как Полина и Ксюша, входят в дома людей, которые измучены и истерзаны болезнями, помогают им и их родственникам, дают надежду и сохраняют достоинство. Кормят одиноких стариков в неврологических отделениях больниц. Учат других людей ухаживать правильно. Таскают на себе пачки с памперсами, чистые пеленки, ходунки. Разговаривают, утешают, присматривают, советуют.

Сколько стоит такая работа? Для государства, видимо, эта оплата непосильна. Государство считает, что достаточно выписать немного лекарств, осмотреть в больнице и оставить в покое. Мало ли дел у большого государства, «здесь вам не богадельня», как сказали в отделе социальной защиты одному из подопечных «Каритас».

В Барнауле и Марксе, Саратове и Волгограде раз или два в неделю сотни человек ждут «девочек». Держат в телефонной книжке их номер. Живут, зная, что они не одни.

Год работы десяти центров Патронажной службы во всех городах России стоит чуть больше восьми миллионов рублей, а один день работы патронажной сестры стоит 831 рубль. Небольшой платеж, который раз в месяц спишется с вашей карты, — и у Лилии Дмитриевны не будет пролежней, а Павел сможет хотя бы иногда сам выходить на улицу. Сотни людей по всей стране будут знать — помощь придет. Вы поможете,  и помощь придет.

Еще больше важных новостей и хороших текстов от нас и наших коллег — в телеграм-канале «Таких дел». Подписывайтесь!