Как у нас получилось отменить рабство

Об освобождении крестьян российские государи размышляли почти сто лет — об этом думала Екатерина II, это собирался сделать Александр I (но передумал) и даже Николай I (но побоялся, хотя в учебниках истории мелькают девять секретных комитетов, которые рассматривали эту проблему). Тем не менее, и после смерти Николая I и воцарения его сына Александра II Россия оставалась единственной страной в Европе, где сохранялось крепостное право.

В Европе Россию воспринимали как варварскую страну прежде всего из-за крепостного права. Рабов европейцы привозили из Африки в Америку. Страна, в которой рабами были белые люди, не могла считаться европейской. При этом важно знать, что крепостными были только русские люди, в то время как финны, татары, мордва и другие народы Поволжья были свободны.

Источник: http://www.librius.net/b/71250/read#t95Иллюстрация: Рита Черепанова для ТД

Как было устроено рабство в России

В середине XIX века существовало три главных категории крестьянства — помещичьи, государственные и удельные. Первые составляли 47,3%  численности крестьянства, вторые — 48,8%, третьи — 3,9%.

Между этими категориями было много общего, но были и различия.

С одной стороны, государство собирало со всех крестьян подушную подать (в частности, поэтому они назывались податным сословием), а также накладывало на них натуральные повинности — рекрутскую, постойную, подводную, дорожную и другие.

Все они были наследственно прикреплены к своему сословию, месту жительства, общине и владельцу. Они не имели свободы передвижения: с 1719 года крестьянин не мог отлучиться от места житель­ства далее чем на 30 верст, не имея выданного администрацией паспорта.

С другой стороны, их юридическое положение заметно различалось.

К моменту реформы более трети населения России — 23 миллиона помещичьих крестьян  находились в личной зависимости от своих владельцев и, помимо государственных, обязаны были выполнять и частновладельческие повинности. Помещик собирал с крестьян оброк (деньгами и продуктами) и заставлял трудиться на барщине, то есть даром работать со своим инвентарем на его земле. Часто обе повинности сосуществовали.

Крепостные крестьяне  не могли выбирать себе занятие — им запрещалось заниматься откупами и подрядами, вести портовую торговлю, открывать фабрики и заводы, выдавать векселя и т.д.

Побег рассматривался как преступление. Пойманных беглых крестьян пороли и возвращали владельцам.

Помещик мог продавать крестьян оптом и в розницу, ссылать их в Сибирь, закладывать в банках, переселять в другие имения, отдавать их в рекруты вне очереди. Он имел право наказывать их и распоряжаться их личной жизнью (в том числе браками), он был собственником всего крестьянского имущества.

 

Некоторые помещики обезземеливали своих крестьян, переводя их на шестидневную барщину и выплачивая им содержание продуктами и одеждой. Эта самая тяжелая форма крепостничества называлась месячиной и фактически была рабством.

Юридически помещик не мог лишь убить крепостного.

Государственные крестьяне, в число которых входили несколько десятков категорий сельских жителей с самым разным правовым статусом, официально именовались свободными сельскими обывателями.

В юридическом отношении (и целом ряде других) их положение в сравнении с помещичьими было куда благоприятнее. Они имели личные права по имуществу и договорам. Они имели право избирать себе род деятельности (заниматься торговлей, промыслами), переходить в другое сословие, приобретать на свое имя имущество, в частности, землю. Их нельзя было наказывать иначе, как по приговору суда.

Помимо подушной подати и выполнения государственных повинностей, они платили денежную оброчную подать. При этом в западных губерниях часть государственных крестьян была на барщине.

Удельные крестьяне, как и государственные, платили оброчную подать за свои наделы, но не государству, а императорской фамилии.

Как крепостное право мешало стране

Крепостное право тормозило развитие экономики.

Именно из-за крепостного права население по территории страны распределялось неравномерно. Так, в 1863 году Центрально-Черноземный, Средневолжский  и Малороссийский районы, занимавшие в сумме 12,8% территории Европейской России, сконцентрировали 31,0% ее населения, что стало важной причиной аграрного перенаселения. В то же время в Южном степном и Юго-Восточном районах, занимавших 23,6% площади Европейской России, проживало лишь 16,6% ее населения.

Крепостное право препятствовало развитию городов. Урбанизация России шла крайне медленными темпами — горожане и жители пригородов составляли 9,1% населения в 1825 году и 9,0% — в 1856 году.

Крепостное право прямо препятствовало созданию в России рынка свободной рабочей силы. Нельзя сказать, что промышленность не развивалась, однако в сравнении с темпами промышленного роста Запада это было топтание на месте. Если в конце XVIII века на Россию приходилось порядка трети мировой выплавки чугуна, то к 1860 году — не более 4%. За 1830-1862 годы выплавка чугуна в России выросла в 1,8 раза, во Франции — в четыре раза, в США — в 4,9 раза, а в Англии — в 5,6 раза и т. д.

 

Основанная на крепостном принудительном труде промышленность не имела серьезных стимулов к развитию. Дешевизна ручного труда делала ненужным внедрение новых технологий, рост производительности труда и появление новых отраслей, то есть прямо стояла на пути научно-технического прогресса.

Крепостное право не позволяло населению страны реализовать свой личностный потенциал — как сказали бы сейчас, ограничивало социальную мобильность. Как известно, родоначальниками многих выдающихся фамилий текстильных фабрикантов — Морозовых, Коноваловых, Разореновых и других — были выходцы из крепостных крестьян. Первым в 1795 году выкупился на свободу крепостной графов Шереметевых фабрикант Ефим Иванович Грачев — за громадную сумму 135 тысяч рублей. Считая оброк того времени за пять рублей с ревизской души — это оброк с 27 тысяч крестьян. В сравнении с этим сумма выкупа на свободу Саввы Морозова, крепостного Николая Рюмина, — 17 тысяч рублей — две достойные годовые генеральские зарплаты — сравнительно скромна. Легко представить, сколько несостоявшихся капиталистов имелось среди десятков миллионов российских крестьян.

К отмене крепостного права императора Александра II подтолкнуло множество причин — и не в последнюю очередь то, что среди части российской элиты владеть рабами стало считаться просто стыдным. Но катализатором реформы считается военное поражение. Крымская война (1853-1856) ясно продемонстрировала масштабы технического отставания России от передовых стран Запада, которые воевали на стороне Турции. Русские парусные корабли не могли конкурировать с английскими и французскими пароходами, в некоторых сражениях союзники просто расстреливали из дальнобойных нарезных штуцеров русскую пехоту с ее устаревшими гладкоствольными ружьями; от Балаклавы до Севастополя англичане проложили железную дорогу и т.д.

Выяснилось, что государству нужны новые пушки, новые снаряды и патроны, качественный порох, нарезные винтовки, современный флот, десятки тысяч верст рельсовых путей и многое другое. Чтобы получить все это и вернуть себе статус мировой державы, стране нужно было переходить от аграрного общества к индустриальному, то есть ей нужна была модернизация.

Как разводили крестьян с помещиками

Александр II подписал Положение об освобождении помещичьих крестьян 19 февраля 1861 года, в шестую годовщину своего вступления на престол.

Крестьяне объявлялись лично свободными. Их больше нельзя было продавать, переселять, делать дворовыми. Они приобретали гражданские права — свободно вступать в брак, заключать сделки, судиться, владеть имуществом, становиться фабрикантами и торговцами, поступать в сред­ние и высшие учебные заведения, переходить в другие сословия. Однако реализация многих из этих прав ставилась в зависимость от решения общины.

Крестьян освободили с землей, которую они обрабатывали, но за нее нужно было заплатить. Выбор был такой: либо, как раньше, платить за пользование землей оброк и отрабатывать барщину, либо воспользоваться государственным кредитом и выкупить надел. Поэтому с момента обнародования манифеста крестьяне назывались «временнообязанными»: временно — то есть до заключения выкупной сделки, обязанными — владельцу земли.

Правительство исходило из того, что помещик не должен потерять в доходах: за землю он должен получить капитал, проценты с которого будут примерно равны старому крестьянскому оброку. Схема была такая. Для оценки выкупаемого надела оброк капитализировался из 6% — иначе говоря, земля оценивалась в 16,6 годового оброка. Государство оформляло крестьянину в кредит до 80% этой суммы на 49,5 года, крестьянин возвращал долг по 6% в год. Никаких денег на руки крестьянин не получал, государство платило за землю напрямую помещику, причем не деньгами, а ценными бумагами с доходностью 5% годовых. Разница между ставками — 1% — шла на погашение основного долга крестьянина и на расходы по ведению дела. После выкупа крестьянин должен был стать собственником своей земли.

Выкуп мог быть добровольным — если крестьяне договаривались с помещиком, и принудительным — по требованию помещика (в последнем случае он получал только плату от государства, крестьяне не доплачивали).

В целом эта схема сработала: уже к 1877 году на выкуп перешли 78% крестьян, при этом в двух случаях из трех он состоялся по требованию помещиков. Крестьяне платили выкупные платежи вплоть до 1906 года, когда, столкнувшись с первой русской революцией, государство простило им и оставшиеся платежи, и накопившиеся по ним недоимки.

В учебниках истории к крестьянской реформе выдвигаются два типа претензий: земли крестьянам дали слишком мало и взяли за нее слишком дорого. Но исследования показывают, что эти претензии несостоятельны.

Чтобы довести размер выкупного надела до нормативного (установленного для каждой местности отдельно), государство практиковало «отрезки» и «прирезки». Критики реформы всегда напирали на эти «отрезки», которые у помещичьих крестьян составили 18%. Но если не учитывать «дарственников» (четверть высшего надела можно было получить бесплатно, и 640 тысяч человек этим воспользовались) отрезки равнялась уже 12-13%. Удельные крестьяне потеряли всего 1,7% земли, а государственные сохранили свои наделы полностью. В общем, главная масса крестьянства удержала за собой ту землю, которой она пользовалась в крепостное время. Помещичь­и крестьяне получили по 3,4 де­сятины, удельные — 4,9 десятины, государственные — 5,7 десятины на душу мужского пола (одна десятина — 1,09 гектара). Эти наделы безусловно обеспечивали прожиточный минимум.

Что касается дороговизны, то ответ на него зависит от того, как считать: цена выкупа действительно была выше рыночной в 1861 году, но к 1907 году земля подорожала всемеро, а с учетом инфляции — более чем вчетверо.

Помещики, в свою очередь, не без оснований считали, что с ними обошлись несправедливо. Во-первых, государство заставило продать их свою личную собственность, а во-вторых, при расплате за землю оно вычло долги, которые они наделали в казенных банках под залог имений и крепостных. В итоге помещики получили на руки лишь около трети выкупной суммы. Да и ту не деньгами, а ценными бумагами, которыми не все сумели разумно распорядиться.

Как крестьяне попали в новое крепостное право

Освобождая крестьянина, реформаторы искали механизм, который, с одной стороны, обеспечил бы крестьянину прожиточный минимум, а с другой гарантировал бы исполнение им своих обязательств перед казной и помещиками. Для решения этих задач большая часть власти помещика была передана крестьянским общинам, преобразованным в «сельские общества», куда входили крестьяне, жившие в одном селении и принадлежавшие одному помещику.

Община как форма общежития, как традиционная социальная организация существовала в России исстари. У отдельных категорий крестьян в разное время объем ее функций и прав был различен. К середине XIX века она выполняла разнообразные функции, в том числе, управленческого, производственного, податного и полицейского характера — однако под контролем помещиков.

После 1861 года община в лице сельского схода получила огромный объем власти над своими членами. Она стала юридическим собственником земли и распределяла ее между дворами в соответствии с местными обычаями, а затем, сообразно разверстке земли, облагала дворы податями, не только государственными, но и земскими и мирскими. При этом община получила право устраивать переделы земли в соответствии с изменением числа членов, и это считалось гарантией от пролетаризации.

Чтобы гарантировать крестьянские платежи, был введен институт круговой поруки, который существовал у государственных крестьян. Соответственно, община не только могла налагать взыскание на движимое и недвижимое имущество должника, подвергать его телесному наказанию, отдавать его в принудительные работы, но даже отбирать у него надел. Все эти действия община осуществляла бесконтрольно. Отказаться от надела и выйти из общины было очень сложно.

Поскольку земельный фонд общины оставался постоянным, а число ее членов естественным образом постоянно менялось (люди рождались, взрослели, умирали), в большинстве общин передел земли был рутинной процедурой. Получая от «мира» надел сегодня, крестьянин не мог быть уверен в том, что завтра, при следующем переделе, «мир» оставит за ним этот надел, а не заменит его другим. И это начисто лишало его стимула к интенсивному земледелию. Положение крестьян в общине напоминало положение жильца в общежитии: кто будет делать евроремонт в своей комнате, зная, что в ней вскоре будет жить чужой человек?

Крестьяне говорили: нет прав, если не от мира. Гражданские права крестьянина действительно полностью зависели от произвола общины. Без санкции общины крестьянин не мог, например, вступить в наследство, сдать свою землю в аренду, разделить семью (потому что молодоженам нужен был свой надел). Община курировала получение паспортов, она имела право вытребовать крестьянина обратно через полицию, а также ссылать в Сибирь своих членов, признаваемых ею порочными.

Главным изъяном реформы оказались не «отрезки», а формирование особого правового режима жизни крестьянства. Крестьянское судопроизводство основывалось не на писаном законе, а на обычае, который якобы существовал в каждом из сотен тысяч селений. Уравнительно-передельная община, созданная реформой 1861 года, исковеркала представления крестьян об основах социального общежития; община не то что не смогла привить крестьянам представления о том, что такое собственность и правопорядок, но ровно наоборот — зацементировала средневековые идеи о том, что «земля ничья», «Божья» и т. д. В итоге российские крестьяне в подавляющем большинстве не знали, что такое частная собственность. Не имея своей собственности, они не ценили чужую. Забегая вперед, отмечу, что это сыграло роковую роль в годы революции 1917 года и гражданской войны.