«Я здесь, моя любовь»

В доме Тины светло. Стены выложены из бревен, свежих и неокрашеных, деревянный пол. На подоконнике стоит рассада — помидоры, кабачки, огурцы — все подписано по-английски. За евроокнами качаются на ветру тонкие молодые березы.

Тина усаживает меня в кресло и рассказывает свою жизнь. Я закрываю глаза и представляю, как сижу на единственном сеансе в кино. Гаснет свет. Звонкий и бойкий, полный жизненной энергии голос Тины разливается по дому, заполняет все пространство. «Зрители» замерли в ожидании, они еще не знают, что там, где Тина начнет свой рассказ, закончатся романтические комедии о девичьих мечтах.

«Мне 33 года, — Тина вспоминает день, когда все началось. — Я абсолютно счастливая женщина. У меня расслабленная жизнь, я всего добилась сама. Два европейских номера разрываются от звонков — я востребованный специалист, моя команда выигрывает международные соревнования. Девушки со всего мира стремятся попасть хотя бы на короткие каникулы в Дубай, чтобы посмотреть на восточную сказку, а я там живу. В доме с видом на море. Я вышла замуж по большой любви — за красавца-ливанца. У меня интересная жизнь, я очень активна и люблю помогать людям — несмотря на то, что я католичка, меня назначили президентом общины ливанских женщин-мусульманок. Одиннадцать месяцев назад у меня родился первый ребенок. Сантино. Вишенка на торте».

Каждые десять минут Тина останавливает «кинопленку», возвращается из прошлого в настоящее. Смотрит в потолок и кричит что есть мочи: «Ай эм хиэ, май лав» (Я здесь, моя любовь). И продолжает рассказ.

«В тот раз я вернулась из аэропорта, бросила чемодан, надела бикини и пошла с ребенком на лучший пляж Дубая, где у моего мужа есть свой салон красоты. Встретила там русскую девушку, перевела мужу, что она хочет сделать со своими волосами, договорилась поужинать в ресторане. Поскольку у меня активный ребенок (у него латиноамериканские, русские и ливанские крови), я не удержала его, когда пыталась пристегнуть к коляске. Сантино плюхнулся на песок».

Будучи спортивным психологом, специалистом по головному мозгу, Тина решила на всякий случай сделать сыну МРТ. Супруг подбросил жену с ребенком до клиники и вернулся на работу. Сантино сделали общий наркоз, чтобы провести исследование.

«Это современнейшая клиника, напичканная оборудованием на миллионы долларов, но человек, который держит в руках снимок моего ребенка, не может его прочесть. Мне приходится брать все в свои руки. Я смотрю на снимок и чувствую, как почва уходит из-под ног. Я вижу, что ОНА там, размером с куриное яйцо. У меня начинается паника, я все отрицаю, пытаюсь доказать врачам, что они перепутали моего сына с кем-то другим. Прошу рентгенолога открыть базу, кликнуть на имя Сантино и снова распечатать снимок. При мне. Рентгенолог удивленно смотрит на меня: а что там такое, мадам? Я говорю, что деньги — не проблема, я готова еще раз заплатить за это дорогущее МРТ и вернуться обратно в свою счастливую жизнь. Снимок печатается. Я понимаю, что с экрана на меня смотрит приговор. ОНА рядом со стволом, смотрит на меня и говорит, что Сантино, которого я так ждала, осталось жить два-три месяца».

Тина вдруг начинает трезветь, чувствует, что не может вот так стоять и ждать, когда ее ребенок умрет. Прямо из клиники она звонит европейским коллегам и узнает номер спортсмена, который однажды получил тяжелейшую травму головы. Его прооперировали в коме и вернули в спорт, пусть и не в качестве топового игрока. Тина выясняет, что второй в списке лучших нейрохирургов Америки — родом из Ливана, по счастливой случайности завтра прилетает на шесть операций в Бейрут. Он соглашается взять Сантино седьмым.

Муж, как ни в чем не бывало, приезжает в клинику за женой и сыном, спрашивает: «Ну что, у вас все нормально?» Тина просит его присесть. «Чего там у него, кровь из носа будет течь или шишка на лбу?» — интересуется муж. Как в такую минуту объяснить человеку, который ничего не понимает в медицине, что несмотря на то, что пухлощекий малыш с длинными ресницами прыгает, бегает и улыбается, он находится в критическом состоянии — у него опухоль на стволе головного мозга, онкология третьей степени?! И спасать его нужно не завтра, а вчера.

Тина снова останавливает рассказ. Смотрит в потолок и кричит что есть мочи: «Ай эм хиэ, май лав». «Зрители» вжимаются в кресла.

После операции ребенку требовалось дорогостоящее лечение. Поскольку у Сантино не было ливанского гражданства, чтобы получить скидку от государства, решено было ехать в Россию.

«Я не говорила мужу всего, — признается Тина. — Вселяла в него веру, что нужно через все пройти — и ребенок поправится — шансы 50 на 50. Я понимала, что у супруга может поехать крыша, пока я все свое время посвящаю ребенку. Это была забота о семье. Мне нужно было беречь своих близких. Четыре года мы лечимся в России. И только этой осенью я сказала ему правду».

Сантино сделали три операции в Москве, но родители не сдавались. Они решили использовать последний шанс — отвезти его на лучевую терапию, гамма-нож в Ливане. Этой весной контрольное МРТ показало, что метастазы пошли не по мягким тканям, а по костям. Скелет уже не вырежешь. Счет пятилетнего ребенка пошел на недели.

***

Когда Тине сказали, что у сына четвертый рецидив, она заплакала. Сантино начал играть с мамиными слезами, размазывать их по лицу.

«Я тогда взяла себя в руки: вытерла слезы о рукав и широко улыбнулась малышу, — вспоминает Тина. — Мой ребенок всегда чувствовал, что мама — это скала, и был обескуражен, когда увидел мои слезы. Сейчас Буся (так родители стали называть Сантино в России) не может говорить в силу своего состояния, но раньше, когда его спрашивали, кто твоя мама, он отвечал: «Супертина».

Ай кэн фикс еврефинг. (Я могу починить, исправить все). Если скажут, что в пламя огня надо прыгнуть, я прыгну — я же мама. Да, я не могу изменить эту ситуацию, — мы верующие люди и понимаем, что так распорядился Всевышний, — но могу добавить в нее красок. Мы с мужем решили, что не будем купать ребенка в наших слезах. Я до последнего дня буду супермамой. Отдам ему всю любовь, заботу, все свое время. Мой ребенок пережил уже все возможные границы. Я очень благодарна российским врачам — они подарили нам целых два года».

Когда Тину с сыном выписывали из больницы, врач сказал, что не сможет обеспечить их лекарствами и обезболивающим. Посоветовал обратиться в детский хоспис «Дом с маяком».

«Я привыкла отдавать, не искала помощи, говорила, что супермама может все, — говорит Тина. — Но поскольку у мужа заканчивалась виза, и ему нужно было на несколько недель уехать из страны, я поняла, что справиться одной с собакой и ребенком мне будет тяжело. У меня даже нет российских водительских прав, чтобы съездить за продуктами или лекарствами. К тому же, я не работаю уже полгода, а муж — почти год: салон красоты пустует в Дубае, его так и не удалось выгодно продать. Наши закрома опустели».

Волонтеры из «Дома с маяком» помогли Тине с малышом добраться до загородного дома. К ней стали регулярно приезжать доктор, няня, медбрат. Осматривать Сантино, играть с ним, привозить лекарства, обезболивающие. Как-то Тина пробовала отправлять англоязычного мужа в аптеку за лекарствами для Буси, но аптекарша, услышав, как он просит по-английски поговорить со своей женой, стала кричать: «Уберите отсюда телефон!» Однажды он пытался сфотографировать на телефон продукты в супермаркете, чтобы уточнить у жены, заказывала ли она именно эту индейку или творожок для Буси, а на него набросилась охрана, заломила руки и вывела из магазина: «У нас нельзя фотографировать».

«Мне всегда было приятно кому-то помогать, но сейчас наступил момент, когда мне нужно принять помощь. Это непросто. Мне предложили привезти коляску, и я, скрипя зубами, призналась, что нуждаюсь в ней. Я ведь понимаю, сколько добра в этой коляске. За ней стоят тысячи хороших людей, которые пожертвовали по сто или тысяче рублей. Так получилось, что посторонние люди чувствительнее относятся к ситуации с моим ребенком, чем родные. Все эти годы мои родственники в России не участвовали в жизни Сантино, сказав мне однажды: «А зачем нам к нему привыкать, если он умрет?!»»

Очень многие мамы, когда узнают про диагноз, пытаются оградить ребенка от внешнего мира. Супертина не из их числа. «Самое страшное уже случилось. Пока не наступит тот день и тот час, у нас будет жизнь, и мы будем счастливы».

Когда у Буси была годичная ремиссия, он прожил зиму на берегу Персидского залива, ходил на игры лучших футбольных клубов мира, плавал с дельфинами в Испании. Родители купили ему пони по кличке Теодорро. Пони очень полюбил Сантино и остался ждать его в Ливане.

«Мусульманин не может держать дома собаку, но у нас есть овчарка. Мы специально для Буси построили этот деревянный дом с березками вокруг. Это все было сделано, чтобы он в силу своего возраста не осознавал серьезности происходящего. Мы пытаемся ему подарить детское счастье, которое он упустил в больнице. Прошлым летом они с папой ходили за грибами. Мы купили Бусе сачок, и он увлеченно ловил бабочек. В апреле муж принес из леса елку, и мы ее нарядили, водили хороводы вокруг. Это был первый Новый год Буси дома, все остальные праздники он проводил в больнице. А на днях наша соседка, которая выращивает кур, привезла домой цыплят и позвала нас в гости. Они были в коробке из-под телевизора. Буся уселся в середину и визжал от счастья, когда цыплята бегали по нему. Здоровый или смертельно больной, ребенок остается ребенком».

Тина смотрит в потолок и кричит что есть мочи: «Ай эм хиэ, май лав». Детский голос кричит что-то невнятное в ответ.

Даже супермамам нужна помощь. Детский хоспис «Дом с маяком» помогает Бусе и другим детям, которых нельзя вылечить, но можно подарить тепло и заботу, снять боль, исполнить мечты и наполнить жизнь ребенка и его семьи радостью. Хоспис существует целиком на благотворительные пожертвования. Если вы подпишетесь на ежемесячный платеж в пользу «Дома с маяком», супермамы будут знать, что они не одни в этом мире — за каждой коляской, упаковкой с обезболивающими, приходом медбрата в дом стоят тысячи хороших людей, берегущих детское счастье.