Такая Россия: на всех попов «мерседесов» не хватает
Богата ли церковь
Рассуждения о «богатстве церкви» довольно бессмысленны. Никакого общего бюджета, «копилки» у Русской православной церкви (РПЦ) нет. Церковная корпорация состоит из десятков тысяч юридических и физических лиц, каждое из которых имеет свой бюджет. Московская патриархия как центральный управленческий орган подтверждает принадлежность этих юридических лиц (поместных церквей, митрополий, епархий, монастырей, учебных заведений и приходов) к РПЦ, выдавая им своего рода франшизу на ведение экономической деятельности под этой маркой. Сбор средств за пользование франшизой ни юридически, ни «ведомственно» не отрегулирован — каждый франчайзи платит роялти на индивидуальных условиях. Ни эти условия, ни размер платежей официально не обнародуются.
В феврале 2016 года недавно разжалованный председатель синодального отдела по взаимоотношениям церкви и общества протоиерей Всеволод Чаплин оценил собственные доходы Московской патриархии в миллиард рублей в год. При этом в 2012–2015 годах РПЦ и связанные с ней структуры получили от государства минимум 14 миллиардов рублей, а на 2016 год было запланировано 2,6 миллиардa рублей.
Как с этим соотносятся доходы рядового священника? Никак.
*Средний балл по пятибалльной шкале, строится по вопросу «Насколько доходными, высокооплачиваемыми вам представляются следующие профессии? Оцените по пятибалльной шкале, где 1 — низкодоходная, не высокооплачиваемая, 5 — очень доходная, высокооплачиваемая, 3 — затрудняюсь ответить», один ответ по каждой строке.
Доходы
Священники и приходы, в которых они служат, самые массовые субъекты экономической деятельности под маркой РПЦ.
Доход священника складывается из зарплаты, которую он получает из приходского бюджета (реально она есть не всегда), собственного заработка за выполнение церковных треб (обычно вне храма — освятить дом, автомобиль) и подарков, которые принято называть «спонсорской помощью». Пресловутые «мерседесы», кстати, часто имеют именно такое происхождение.
Приходам больше всего, как правило, «дает свеча». Парафиновые свечи оптом обходятся приходу в десятки раз дешевле, чем продаются потом в лавке (а покупает их почти каждый). Другой источник — требы, которые выполняются в храме (записки о здравии и за упокой, акафисты, крещение, венчание, отпевание). Третий — продажа «товара» в церковной лавке — от книг до безделушек. Наконец, приходы получают пожертвования, обычно на что-то конкретное — ремонт, покупку инвентаря.
«В моем приходе финансовых трудностей нет. Потому что нет и финансов: доход от храма — две-три тысячи рублей в месяц»
В принципе бюджет прихода и карман священника — разные вещи. Но где именно проходит граница между ними, зависит от практики конкретного прихода.
В разных приходах доходы сильно отличаются. У «общественности» перед глазами заполненные по большим праздникам храмы в центральных городских кварталах или популярные храмы с известными священниками. На практике около трех четвертей приходов РПЦ находятся в сельской местности, где число прихожан в последние годы упало. Да и в целом процесс «возрождения православия» в 1990-2000-е годы с массовым восстановлением и строительством храмов не сопровождался равнозначным ростом числа верующих.
Поэтому можно найти немало жалоб священников на бедность и условия жизни, которые в большей или меньшей степени соответствует действительности.
Читайте такжеТри пути к священству — требоисполнители, ищущие и геиЧисло священников в Русской православной церкви со времен СССР выросло более, чем втрое — их уже около 40 тысяч. В карьере священника одних привлекает статус, других — духовность, третьих — гендерная терпимость
В 2013 году настоятель сельского храма в Ивановской епархии так описывал положение дел: «В моем приходе финансовых трудностей нет. Потому что нет и финансов: доход от храма — две-три тысячи рублей в месяц. Двадцать лет назад, когда я открывал храм, на воскресной службе было человек 15–20. Сейчас, если два человека придут в воскресенье — уже хорошо, значит, будет у меня на службе хор. Много людей только на большие праздники: на Пасху человек двести, на Рождество — пятьдесят. Официально я обязан сам себе выплачивать зарплату — пять тысяч рублей. Но выплатить мне их не из чего. Пожертвований нет — прихожане сами еле выживают… Треб почти нет. За год набирается пять-шесть отпеваний, крестин побольше — ну, десять. Венчаются крайне редко, потому что — кто поедет в храм в глухом селе — да еще и от загса далеко».
Впрочем, это не значит, что все сельские приходы бедствуют. Храмы в селах, расположенных на крупных автотрассах, туристических маршрутах, около популярных святынь, как правило, процветают. У них будет хороший доход не только «от свечи», но и «с лавки».
Косвенный признак успешности прихода — число священников. Приходы без своего постоянного священника почти всегда являются бедными. По моим оценкам, их примерно четверть от общего количества. Это примерно соответствует статистике, собранной в последние годы Московской патриархией. По ее данным, из 5000 храмов, построенных с 2009 года в России, в 1300 служба происходит реже, чем раз в неделю. По факту такие храмы, скорее всего, не имеют своего священника, а являются «приписными».
Приходы с одним священником, как правило, небогаты. С двумя-тремя священниками — крепкие середняки, часто это главные храмы в районных центрах. Если священников больше трех (а доходит и до восьми), то это уже однозначно богатые приходы.
Расходы
Постоянные статьи приходских расходов — зарплата (в среднем по доходам в храме кормятся до 20 человек — священников, певчих, продавцов и уборщиц), коммунальные платежи и мелкий ремонт.
Особняком стоит так называемый «епархиальный налог» — сумма, которую настоятель должен регулярно перечислять наверх.
В части епархий это фиксированный процент выручки, записанный в официальной церковной бухгалтерии. В сентябре 2015 года настоятель крупного храма и благочинный из Петербургской митрополии рассказывали, что этот налог повсеместно составляет порядка 25%. По другим данным, он колеблется от 10 до 50%, при этом 15% собранного епархии перечисляют дальше — в патриархию (крупные епархии, таких около 30, отдают в Москву по 10-20 миллионов рублей в год).
Где будет жить семья священника, где будут учиться его дети, сможет ли он на новом месте прокормить семью — архиереев никогда не интересует
Сильные архиереи могут назначить приходу выплату фиксированной суммы, невзирая на его финансовое положение. А наиболее жесткие — вообще забрать все. Для этого храм, находящийся в выгодном месте, будет объявлен «архиерейским» или — в Москве — «патриаршим» подворьем.
Противостоять этому практически невозможно. Архиерей имеет полную власть над духовенством, которая крайне слабо ограничена уставом РПЦ. Он в любой момент — например, в случае невыплаты епархиального налога — может перевести священника на работу в любое другое место: из центра города на дальний сельский приход, с построенного им храма — в развалюху. Или вообще его уволить — «запретить в служении». Где будет жить семья священника, где будут учиться его дети, сможет ли он на новом месте прокормить семью — архиереев никогда не интересует.
Единственное ограничение, которое имеет архиерей, это количество священников, которых он может «ущучить» одновременно.
Читайте также30% православных считают, что Бога нетДо 85% жителей России называют себя православными. При этом примерно треть из них признается, что в Бога не верит, а те, кто верят, в церковь почти не ходят. Так сколько же на самом деле православных в России?
Так, в одну из епархий центральной России в конце 2000-х был назначен архиереем бойкий монах, ранее эффективно управлявший крупным московским приходом. Прибыв на место, он решил разогнать устоявшееся за два предыдущих десятилетия «провинциальное болотце» и буквально за пару месяцев поменял настоятелей всех храмов областного центра. От новых он потребовал выплаты увеличенного в разы епархиального налога и сдачи ценностей с приходов под контроль епархиального управления.
«Маститые протоиереи» не остались в долгу и через своих духовных детей в местном управлении ФСБ организовали сбор компромата. Публичная война велась и в региональных СМИ. «Охота» закончилась предсказуемо — гей-порно с участием архиерея и местных подростков было снято и отправлено в Московскую патриархию, едва ли не с резолюцией губернатора в прилагаемом конверте.
Епископ вернулся в Москву, не пробыв на своем посту и года, и был отправлен на покой «по состоянию здоровья». Пришедший на его место немолодой архиерей предпочел заключить с духовенством пакт о ненападении. Он не стал отменять кадровые решения, сделанные предшественником, но сбалансировал финансовую нагрузку. И в епархии вновь воцарился мир.
Прибыли и убытки
СМИ периодически сообщают о доходах и расходах конкретных приходов.
Например, в 2013 году московское издание «Большой город» сумело узнать бюджет московского храма Покрова пресвятой Богородицы в Покровском-Стрешневе (расположен на окраине города), в котором служили два священника. В прибыльном великопостном месяце марте доход составил 740 тысяч рублей. Он сложился из 220 тысяч рублей пожертвований (которые в храме контролировались комиссией во главе с кинорежиссером Владимиром Хотиненко) и 520 тысяч рублей, полученных через «свечную лавку» (включая оплаченные через нее «требы»). Основные безвозвратные расходы — 237 тысяч рублей на зарплату и 138 тысяч рублей на коммунальные платежи и охрану.
ключарь кафедрального собора в областном центре может заработать на «мерседес». однако по сравнению с главврачом местной больницы он голь перекатная
А РБК опубликовал данные о годовом доходе церкви Живоначальной Троицы в Хохлах (старая община в пределах Бульварного кольца Москвы, три священника, настоятель — популярный либеральный проповедник, чтец — бывший глава Экспертного совета при Министерстве юстиции Александр Дворкин): в 2014 году он составил около двух миллионов рублей, а отчисления епархии — 230 тысяч рублей. Конечно, в целом эти цифры ничего не говорят о финансовой системе РПЦ.
Опираясь на многолетние наблюдения, я могу сказать, что сельский священник зарабатывает несколько больше основной массы своих прихожан, однако существенно меньше руководства сельхозпредприятия, на территории которого он осуществляет свою деятельность, и целиком зависит от благосклонности этих людей. Настоятель основного храма в районном центре зарабатывает примерно столько же, сколько основные его прихожане-собственники малого бизнеса, однако меньше, чем главный врач городской больницы, не говоря уже о заместителях мэра города или владельцах двух местных торговых центров. Ключарь (то есть главный священник) кафедрального собора в областном центре, безусловно, может сам заработать на «мерседес» и позволить себе съездить с семьей в отпуск в Италию, однако по сравнению с главой региональной телерадиокомпании, или главврачом областной больницы, или владельцем одного из средних городских предприятий он голь перекатная, и уровень выбранного им итальянского курорта опять же сильно зависит от благосклонности перечисленного начальства.
А вот как священнику добиться этой благосклонности? Тут есть свои секреты.
Ролевые стратегии священника
«Если это село, то в 99% случаев этот священник будет жить в чужом доме, на птичьих правах. Из церковных денег четверть будет отдавать в епархию в виде епархиального налога, чтобы начальству жилось хорошо. Другую четверть будет тратить на то, чтобы покупать муку, свечи, ладан, вино и прочее для службы, а также для оплаты электричества в церкви. То, что останется — это зарплата… Один на один со своими проблемами семейными и приходскими. Начальству абсолютно безразлично, как и что. Принцип работы епархиальных управлений таков: налог платится, отчеты пишутся — и слава Богу — все православно». Как священнику вырваться из этой картины, которую нарисовал в 2007 году околоцерковный публицист?
Чтобы из состояния бесправного «сельского попа» (или третьего городского священника) перейти на более высокие уровни неформальной иерархии, священник должен выбрать подходящую ролевую маску. В РПЦ это признают — есть даже попытки систематизации и изучения явления. Так, в 2016 году в «Вестнике Екатеринбургской семинарии» была опубликована статья, в которой описывались пять типов священников: 1) требные, 2) исповедники, 3) служители, 4) строители, 5) активисты.
Я предложу другую классификацию.
разумной стратегией для священника-храмостроителя будет взять крупный храм поближе к центру города и приводить его в порядок лет двадцать. Чтоб на все хватало
Самая простая и популярная социальная роль — храмостроитель. Он берется за восстановление разрушенного храма или за строительство нового и активно обхаживает спонсоров. Бегает по кабинетам, не смущается отказами, поит чиновников, поздравляет супруг важных людей со всеми праздниками, пьет с бандитами, клянчит стройматериалы, нанимает среднеазиатские артели, сам берется за шпатель — список дел у такого священника бесконечный.
А результат неочевидный. Храмы в выгодных местах в основном уже построены, в зонах средней доходности нуждаются в многочисленных согласованиях (именно потому сейчас идет борьба за строительные участки в районах многоэтажек), а малоприбыльный храм на периферии не стоит усилий. В то же время успешно построенный или отреставрированный храм может быть отобран одним росчерком архиерейского пера. Успешный строитель пойдет трудиться на благо церкви на другую развалину.
Поэтому разумной стратегией для священника-храмостроителя будет взять крупный и красивый храм поближе к центру города и приводить его в порядок лет двадцать. Чтоб денег оставалось и на регулярные паломничества в страны Средиземноморья, и на постройку сельского домика, и на прочие тихие радости жизни.
Другая роль — батюшка-бизнесмен. Дело может быть связано с церковью (начать производить какие-нибудь «резные аналои»), а может и не быть. Например, не один священник стал председателем бывшего колхоза, поскольку других малопьющих и работящих молодых мужчин в селе попросту не было.
Масштабы этих бизнесов, как правило, не велики. За двадцать лет изучения экономики РПЦ среди духовенства (не епископата!) я так и не встретил владельцев «заводов, газет, пароходов». Скорее — православной типографии или издательства.
Более сложная роль — строительство собственной общины верующих, не связанной с населением конкретной местности. Обычно такие инициативы лучше удаются в городах, но и в деревне со временем найдется место для общины «духоносного батюшки».
В примерном порядке возрастания сложности ролевые модели этого типа могут быть такие: «казачий/военный священник» (ничего сложного, но желателен предыдущий опыт в данной сфере, главное — не спиться), «строгий батюшка» (несложно, но нужна приятная внешность, последовательность и показная скромность хотя бы на первые годы), «миссионер» (требуется некоторая начитанность, но что важнее — умение говорить с молодежью и «простецами», а также недюжинная активность), «незаменимый знаток устава и/или церковного пения» (требуется очень хорошо знать порядок церковной службы и пение и уметь организовать их в условиях любого храма и коллектива священно- и церковнослужителей), «либеральный» или «меневец» (требуется высшее образование и начитанность, желательна внешняя интеллигентность), «тюремный священник» (знание и понимание психологии заключенных и охранников, умение строить сложные контакты с криминальным миром, в том числе, если придется ездить на «стрелки»), «ученый» (нужны знания в определенных гуманитарных науках и интерес к научной и преподавательской деятельности), «экзорцист» (уметь проводить сеансы «отчитки», консолидировать вокруг себя нестабильных в психическом отношении граждан и манипулировать ими), «церковный администратор» (необходимо понимать сложные епархиальные и общецерковные расклады, уметь эффективно выполнять административную и бюрократическую работу), «духовник» (необходимо стать опытным психологом и организатором церковной жизни, создать вокруг себя круг постоянных почитателей, пройдя стадии «строгого батюшки» и, возможно, «экзорциста»).
На практике все это не просто и требует значительных личных усилий и харизмы. Завоевать расположение спонсоров, которые помогут попасть в узкий слой «попов на мерседесах», дано не каждому священнику.
Автор — историк, социолог, ассоциированный научный сотрудник Исследовательского центра по изучению Восточной Европы при Бременском университете (Германия)