Когда прилетит Тор

Олегу и Косте около пятидесяти, но выглядят лет на десять старше. Костя говорит: «Я у себя в кухне каждые два года стекла меняю! Их мыть бесполезно. На балкон выходишь, и вот они, трубы. Больше некуда смотреть. Воду из-под крана тоже пить нельзя. У кого есть машина, ездят на родник за водой». По мнению Олега, московское начальство никак не следит за здоровьем работников завода. «Где Москва, а где мы! — повторяет Олег. — Им насрать на нас». По словам Олега и Кости, жители района только и мечтают что о «горячей сетке», то есть о досрочном выходе на пенсию. «Хотя до пенсии мало кто доживает», — усмехается Костя.

Согласно данным Росприроднадзора, продолжительность жизни в Кемеровской области на три-четыре года ниже среднего показателя по России (средняя продолжительность жизни в России 72 года. — Прим. «ТД»). Регион лидирует и по профессиональной заболеваемости: первое место занимают болезни органов дыхания, распространенные особенно среди шахтеров. Загрязненность воздуха и почвы больше чем в полтора раза превышает средние российские показатели.

Тулеев, Путин, Дед Мороз

Исследователь Чудояков пишет, что шорцы верили: «Нельзя рвать траву с корнем. Трава — это волосы земли. Рвать их с корнем — значит причинять земле боль».

Мы едем по дороге в окрестностях Новокузнецка. За окошком — бесконечные зеленые поля и тайга, обступающая маленькие деревянные поселки. На горизонте голубое небо скрыто коричневым смогом. По дорогам, оставляя за собой длинные пыльные следы, колесят огромные самосвалы, груженные углем. «Здесь люди дышат таблицей Менделеева», — жалуется водитель.

Львиную долю ответственности за экологическую деградацию региона несут компании, занимающиеся бесконтрольной добычей и переработкой полезных ископаемых. Там, где открывают угольные разрезы, природа уничтожается, земля трясется от взрывных работ. Согласно данным организации «Экозащита», здесь более пятидесяти населенных пунктов находятся от разрезов ближе гарантированной законом тысячи метров. «Тысяча метров от угольного разреза — это ничто. Но даже эта скромная норма не выполняется!» — говорит Антон Лементуев, местный представитель «Экозащиты». Горный инженер по образованию, Лементуев отказался от карьеры в угольной индустрии, когда понял, что это — дело грязное.

По словам местных активистов, угольщики сокращают инвестиции в природоохрану и меры безопасности, чтобы компенсировать огромные затраты на транспортировку угля.

Большинство нарушений остаются безнаказанными, так как, по словам Антона и его коллег, между угольщиками и чиновниками из администрации Кемеровской области существует негласный договор. «Губернатор Тулеев — первый лоббист этих угольных компаний и этих нарушений. В его власти было усилить контроль, не допустить, чтобы угольные разрезы возникали в полукилометре от поселка. Но он допускает», — рассказывает Лементуев.

Местные жители бессильны перед нарушениями в основном из-за юридической безграмотности. «Люди начинают писать письма Путину или Тулееву: “У нас такая беда, помогите нам”, как будто они обращаются к Деду Морозу», — горько усмехается Антон. «Экозащита» собирается проводить занятия с местными жителями, учить их отстаивать свои права.

Посмертный дух

По сведениям исследователя Чудоякова, шорцы верили, что «идет человек на охоту, а впереди него шествует тос — его дух, двойник, помощник. У человека есть и сурун — дух, который идет следом за человеком и охраняет. Есть еще духи умерших людей, которые обитают среди живых. Называются узуты. Узут особенно опасен, потому что может вселиться в душу живого человека и погубить его. Обычно он вселяется в того, кто обижал хозяина этого узута».

Деревянные руины — все, что осталось от поселка Казас, некогда маленького рая на берегу реки Мрассу. Еще чуть-чуть, и сорняки совсем поглотят брошенные строения. «Такое ощущение, будто деревни никогда не было», — говорит Александр Токмагашев, бывший житель поселка, представитель малочисленного коренного народа Кузбасса — шорцев.

В 2012-м крайне неблагополучные условия жизни вынудили жителей Казаса продать свои земли угольной компании ООО «Южная». По официальной версии продали добровольно, но некоторые жители заявляли об угрозах, которые получали со стороны представителей «Южной». «Люди боялись, поэтому убегали», — вспоминает Александр, один из немногих жителей Казаса, кто отказался продавать свою землю. Зимой 2013—2014 годов дом Александра и еще некоторые дома сгорели. Дело о поджоге до сих пор не раскрыто. С того времени Александр живет в городской квартире, его пенсия по инвалидности не позволяет отремонтировать сожженный дом. И он много раз обращался в администрацию с просьбой сохранить родовое кладбище рядом с поселком.

Могилы шорцев скрывают высокие фиолетовые люпины. Александр показывает нам могилу отца, участника Великой Отечественной войны. «Мой отец для чего воевал? Он построил дом, оставил его мне в наследство…» Александр хотел бы передать дом своим детям, но Отечества, за которое его отец воевал, не стало.

Шайтан не дремлет

Есть такая шорская сказка. «Жил старый охотник, у него было два сына. Хотел охотник, чтобы его сыновья тоже охотниками были: белку, соболя и выдру промышляли. Тайга шорца кормит.

Старший сын отца любил, слушался его. Зоркий глаз у него был, руки сильные, стал он охотником, радовал отца. Младший не захотел охотником стать. Люди в тайгу пришли, стали по горам ходить, камни искать. С ними захотел уйти младший сын. Охотник не пускал сына, говорил: “Шайтан поймает, шайтан не пустит, накажет шайтан”.

Но ушел сын с людьми в горы, не послушал отца. Шайтан не хотел пускать людей в горы. Когда пришли люди, стали стучать молотками, зашумела тайга, ветер сильный поднялся, надвое раскололась гора. Погибли люди, с ними погиб сын охотника, который отца не слушал. Теперь там шорец не ходит. Страшно там».

Местные чиновники говорят, что ситуация с шорцами на самом деле не такая уж страшная. Пару лет назад в деревне Чувашка, неподалеку от Казаса, открылась мастерская шорского народного промысла и духовный центр. Там нас встречает местный предприниматель Владимир Бекренев. Вместе с семьей он хочет развивать в Чувашке этнический туризм. Приглашает в деревянную юрту, напротив которой стоят два деревянных волка. На крыше юрты водружен флаг белого и синего цветов. Владимир говорит, что это национальный флаг шорского народа, а потом уточняет: его придумали два года назад.

Посередине юрты печка, на другом конце зала — деревянный престол, где якобы согласно древним шорским обычаям гость может присесть и загадать желание. Около юрты — мастерская народного промысла, где жена Владимира рисует местные пейзажи. Деревянные таблички с надписями на шорском языке соседствуют в мастерской с православными иконами и крестами. Все это сувениры на продажу.

Постройку духовного центра и мастерской финансировали угольные предприниматели — это их вклад в возрождение шорской культуры. «Чем больше угля, тем богаче шорцы», — с энтузиазмом заявляет сестра Владимира.

Позже мы с Владимиром стоим на берегу реки Мрассу. Отсюда видны отвалы разреза «Сибиргинский», где Владимир всю жизнь проработал буровиком. Сейчас он на пенсии. Говорит, что хотел бы превратить шорские земли в заповедник. На вопрос, сопротивлялся ли он опустошению шорских исконных земель, Владимир долго не отвечает. Мрачнеет, молчит, вздыхает: «Разрез “Кийзасский” начал работать. Я был не в силах его остановить». Владимир пришел к выводу, что борьба с угольщиками — бесполезное дело. «Мы живем на угле. Наши предки выбрали самое богатое место. Здесь везде уголь. Это наша беда».

Продать свою землю

Шорская легенда гласит, что Пугру Качай имел девяносто молотов. Он не мог совладать со своей собственной силой и стал разрушать гору. За это его покарал Кудай-бог. Пугру Качай превратился в камень.

Активистки Марина Сатаева и Наталья АнисимоваФото: Вадим Брайдов для ТД

А Наталья Анисимова, пенсионерка и жительница села Менчереп, заявляет: «Мы приняли решение. Мы документов у них не принимаем. Ничего не подписываем. Мы против разреза. Разреза не будет».

В декабре прошлого года местные жители узнали о скором открытии нового угольного разреза на границе села. Четыре земельных участка изымаются для государственных и муниципальных нужд в связи с осуществлением недропользования. ООО «Стройпожсервис» получило лицензию на угледобычу и собирается выкупить эти участки. «Мы не ведем речь о продаже, мы не хотим продавать ничего», — настаивает соседка Натальи, Марина Сатаева.

Эти две женщины — собственницы земель, подлежащих изъятию. Они сидят на веранде деревянного коттеджа в нескольких метрах от берега Беловского водохранилища. Искусственный водоем, созданный для водоснабжения электростанции, называют жемчужиной Кузбасса. Сюда приезжают отдохнуть люди со всего региона.

Кто-то купается. На противоположном берегу дымят трубы Беловской ГРЭС. Пенсионерки отмечают, что процедура, по которой выдаются лицензии на угледобычу, не предусматривает участия местного населения. «Про людей никто не подумал. Мы здесь живем. Нам куда деваться?» — возмущается Марина.

На участках пенсионерок огороды еще с советских времен. «Эти ваши санкции, прошу прощения, они мне до лампочки, потому что мне ничего не надо. У меня все свое! У меня скот, я держу корову. Если поля изымут, куда мне корову девать?»

Пенсионерки убеждены, что открытие разреза разрушит местную экосистему и даже развитие туризма в районе сделает невозможным: «Мы хотим предотвратить все это заранее, — говорит Наталья. — Потому что когда уже будет разрез, больше ничего не будет, никогда! Будет лунный ландшафт».

Женщины чувствуют себя ответственными за благосостояние всех жителей Менчерепа. «Как только мы согласимся продать землю, другие люди пострадают», — говорит Марина.

Марина и Наталья состоят в инициативной группе вместе с другими пайщиками, противостоящими открытию разреза. «В “Народный фронт” ездим, сидим на заседаниях в Общественной палате, пишем и рассылаем письма, ведем переписку в “Одноклассниках”, смотрим, что думают люди…» — перечисляют женщины.

Они показывают гору писем, полученных в ответ на их многочисленные обращения к властям. Заявления администрации, согласно которым угледобыча будет проходить «в строгом соответствии с действующим законодательством», совсем не успокаивают женщин, которые неоднократно наблюдали бессилие администрации перед всевластием угольных компаний.

«Если Владимир Владимирович Путин нам не поможет своим указом, не аннулирует все эти лицензии, мы будем судиться», — заявляет Марина.

Когда прилетит Тор

Согласно шорской легенде, самая сердитая гора — Кильгис. Ее нельзя дразнить. Около нее не надо кричать, сквернословить, ругаться. Кильгис рассердится.

А рядом с поселком Старобачаты возвышается бесплодная гора отвальной породы — разрез «Бачатский».

Валентина Борискина, активистка деревни Чувашка, много лет борется с угольщиками, считая их главным врагом шорских деревеньФото: Вадим Брайдов для ТД

На краю поселка, в нескольких десятках метров от дымящегося отвала, живет уже десять лет Евгений. Он учитель. «Когда я приехал, здесь был лес и возле леса — поле, на котором люди сажали картошку», — рассказывает Евгений. Каждый год гора отходов подходила все ближе и ближе. Сейчас от поля ничего не осталось. Евгений больше не вздрагивает от взрывов: «Взорвали и взорвали, как будто так и надо». Но никак не привыкнет к угольной пыли, летящей с разреза: «Когда ветер дует в эту сторону, вообще невозможно выйти. Пыль сразу на зубах скрипит. Но приезжают экологи, — продолжает он, — и разрез сразу перестает работать. Ни шума, ни пыли, ничего. Как только уезжают, опять начинается». По его словам, настоящими активистами в поселке были старые пенсионеры, однако они «уже не дожили». Евгений любит свой поселок, но ему не хватает времени заниматься экологическими проблемами. «Когда на пенсию пойдешь, больше времени остается. А мне надо детей кормить».

Около поселка Чувашка, где еще пока проживают шорцы, три угольных разреза: «Красногорский», «Сибиргинский» и «Кийзасский». «Они будут взрывать, будут речку поганить. Будут такие условия создавать, что мы отсюда сами уйдем», — говорит шорская пенсионерка Валентина Борискина.

Она угощает нас блинами и чаем. Ничего в ее одежде и в доме не напоминает о культуре предков. «Уничтожили полностью наш язык, наши традиции, наши обычаи. Обезличили шорцев», — сетует женщина.

С 2013 года Валентина состоит в инициативной группе, которая защищает права шорского населения. Она считает, что шорцы стали главными жертвами индустриализации региона. Их традиционные ремесла — рыбалка, охота и собирательство — давно не могут никого прокормить. Молодые шорцы покидают поселки и переезжают в города. По словам Валентины, основную роль в процессе исчезновения шорского народа играет уничтожение исконных территорий: «Кто-то спивается в городе, кто-то погибает в шахтах. А мы — дети природы. Мы должны жить на своей земле».

Сегодня экономика Кузбасса полностью зависит от производства и экспорта полезных ископаемых. Большинство жителей Кузбасса работают на угольнодобывающих предприятиях и в смежных отраслях.

Представители «Экозащиты» убеждены, что, если производство не диверсифицировать, Кузбасс ждет не только экологическая, но и экономическая катастрофа. По словам эколога Лементуева, лет через десять от угольной промышленности в Кузбассе останутся только котлованы и отвалы. «И тогда, — заключает он, — не будет ни природы, ни рабочих мест».

«Молодежь духам не поклоняется, — вздыхает Валентина. — Боги от нас отворачиваются. Не помогают нам».

Шорские охотники утверждают, что иногда по ночам в горах можно встретить горного духа Тора. Он как будто бы плывет по воздуху в черной лодке. Из группы охотников, видевших духа горы, каждый второй непременно умрет в ближайшее время.

Сохранить

Сохранить

Сохранить