Во время бесланских событий я был с бойцами спецназа «Русь». Их командир Юрий Дидковский разрешил мне работать с отрядом. На третье утро нас перебросили в хрущевку, выходившую торцом к школе. Оттуда после двух взрывов я и снимал все, что происходило в спортзале и около него.
В какой-то момент я увидел на земле, около здания школы, пожилую женщину и ребенка. Через несколько минут женщина поднялась и неверной походкой пошла по стеночке в сторону от спортзала (нам так и не удалось установить, кто она и что с ней стало). Затем ребенок — девочка с прической-хвостиком, голенькая, в одних трусиках и сандаликах — встала на четвереньки, опираясь на стенку, выпрямилась, упала, снова поднялась, держась за стену.
Она кричала. Вертела головой, озиралась, поднимала голову и — кричала… Сквозь грохот боя мы слышали только «ааааааааа…» Этот крик все знают: «МАМА!»
Она искала маму. И, повинуясь инстинкту, вместо того чтобы бежать прочь от спортзала, заваленного трупами, полезла внутрь — за мамой.
(Мы не знали тогда, что матери девочки в то время уже не было в зале — террористы загнали ее вместе с другими заложницами в столовую, чтобы прикрываться ими как живым щитом.)
Я снимал короткими сериями. Пока девочка металась под окнами школы и залезала в окно, я успел сделать около 15 кадров. Потом в зале раздался третий взрыв, начался сильный пожар, рухнул потолок.
Мы с моим другом и коллегой Марком Франкетти недели разыскивали мою «девочку в окне». Проверили морги и больницы. Безрезультатно. Обратились на местный телеканал. Распечатали сотню экземпляров кадра, где девочка стоит в профиль и можно рассмотреть ее лицо, и расклеили по всему городу.
Наконец мы догадались поспрашивать в детских садах — девочка выглядела совсем маленькой. Нам повезло: в третьем же саду нянечка дала нам возможный адрес. Через полчаса мы уже разговаривали с дедом нашей «девочки в окне», Таймуразом, а еще через час в госпитале во Владикавказе мы увидели ее — Аиду Сидакову.
Я хорошо помню наш первый разговор:
— Ты узнаешь себя на этой фотографии?
— Дааа, это я…
— Уверена?
— Ну конечно, это я! Это же мои сандалики, которые я потеряла. Вот мама будет ругаться…
Мама не рассердилась за сандалики. Она рассердилась на нас за то, что мы явились без предупреждения. У нее был жуткий стресс — она чудом уцелела после взрывов в спортзале, в ходе бойни в столовой, получила ожоги и множественные осколочные ранения, но — выжила.
Сама Аида тоже была ранена — правая нога чуть ниже колена была прострелена пулей 5,45 калибра.
С семьей Сидаковых я дружу до сих пор. Аида выросла, на днях ей исполнилось двадцать. Она относится ко мне как к родственнику. Поступила в медицинский, учится на стоматолога и обещала лечить мне зубы бесплатно.
