Советское государство начало ломать жизнь Красину с самого детства. В 1938 году, когда ему было 10 лет, забрали отца, которого он больше никогда не видел. Сам Красин получил первый срок в 20 лет. Компания студентов собиралась на частной квартире и позволяла себе «разговорчики», в частности, иронизировали над постановлением Жданова о журнале «Звезда». Кто-то, как водится, настучал. Красина, студента философского факультета МГУ и круглого отличника, приговорили к восьми годам трудовых лагерей. Отбывать отправили на зону в Тайшете — именно там сгинул без вести его отец. Вскоре Красин совершает побег, его ловят и дают еще десять, но тут, к счастью, умирает Сталин и после шести лет отсидки Красина реабилитируют.
Когда в конце 1960-х начинает оформляться диссидентское движение — тогда оно называлось правозащитным — Красин вместе с другим сталинским сидельцем, Петром Якиром, которого впервые арестовали еще школьником, играют в нем ведущие роли. Их авторитет складывался не столько из поступков, сколько из романтического ореола жертв репрессий, которым наделили их более молодые участники. В их представлении Якир и Красин были старыми могучими волками, которых режим пытался, но так и не смог сломать. Красин был активным участником диссидентских собраний в квартире Якира на «Автозаводской», где, с одной стороны, было что-то вроде штаба, с другой — место для дружеских попоек. Молодые диссиденты вскоре заметили, что Якир слишком увлекается алкоголем и совсем не умеет держать язык за зубами, а у Красина непомерное честолюбие и склонность к вождизму. От них начали отдаляться, особенно с появлением первого диссидентского медиа — Хроники текущих событий (ХТС), требовавшего строгой конспирации.
Именно в связи с делом ХТС в 1972 году Якир и Красин снова были арестованы. Дальше произошло что-то уму непостижимое. Старые волки, по диссидентскому выражению, «потекли» — стали давать показания. Якир и Красин сдали всех — более 200 человек, включая собственную дочь (Якир) и собственную жену (Красин). Позже Красин с Якиром объясняли свое поведение тем, что им пригрозили расстрельной 64-й статьей (измена Родине), хотя диссиденты всерьез к этим угрозам не относились, ведь никого из них к высшей мере ни до этого процесса, ни после так и не приговорили. Людмила Алексеева писала потом, что она еще до ареста чувствовала в Якире «страх, навсегда парализовавший благополучного четырнадцатилетнего мальчика, которого увезли от мамы». Что-то подобное, возможно, ощущал и Красин. Им обоим пришлось сидеть тогда, когда за инакомыслие людей расстреливали штабелями. «Волки» оказались в душе испуганными мальчиками, чью волю лагеря не закалили, а навсегда сломали.
Добившись победы, КГБ решил выжать из нее максимум. Арестантам предложили перед телекамерами покаяться — они согласились и на это. Следователь перед съемкой одолжил Красину свой галстук. Публичное покаяние нанесло сильнейший репутационный удар по диссидентскому движению, от которого оно несколько лет не могло оправиться.
Частью сделки Красина с дьяволом было то, что его вместе с женой вскоре после процесса выпустят из страны. Чекисты сдержали слово и даже дали Красину подъемных (три тысячи долларов — те самые 30 сребреников). В 1975 году он выехал в США, где прожил почти 40 лет — до смерти своей жены Надежды Емелькиной, тоже диссидентки, но, в отличие от Красина, сохранившей в правозащитной среде авторитет и репутацию. Именно она, глубоко верующий человек, заставила мужа написать исповедь. Крохотная книжица «Суд» вышла в Нью-Йорке более 30 лет назад и с тех пор стала библиографической редкостью, что очень несправедливо. «Суд» должен быть в каждой школьной библиотеке. Это одна из самых страшных и важных книг, которые я когда-либо читал.
В книге Красин по косточкам разбирает свое поведение на следствии — это анатомия предательства, написанная без всякой жалости к себе: «Я много раз начинал писать книгу, но сказать всю правду, не утаивая ничего, пройти весь следственный ад и всю грязь своих поступков снова, не щадя себя, оказалось бесконечно трудно. Понадобилось много лет, пока я нашел в себе силы это сделать». Вот как Красин описывает процесс выдачи чекистами денег, обращаясь в книге к жене: «Когда мы вышли, ты умоляла меня: “Не бери у них деньги. Хватит уже позора”. В отличие от меня, тебя мучила совесть. Я пообещал не брать. А на следующий день сидел в этой же приемной, и Булат вручал мне пачку 50-долларовых ассигнаций. “Давайте пересчитаем, чтобы не было ошибки”. “Да я вам верю” — и положил пачку в карман».
«Суд» — это задокументированное сошествие в ад, приводящее нас к одному безусловному выводу: «Лучше смерть, чем предательство». И за одно это сокровенное знание мы должны быть благодарны Красину. Диссиденты сделали еще один вывод, не потерявший актуальности и сегодня: никогда и ни при каких условиях нельзя идти на сделку с чекистами. Нельзя играть с ними в игры — они все равно переиграют тебя.
Я встретился с Красиным в Москве пять лет назад, когда готовил для НТВ документальный сериал о диссидентах. После смерти жены он вернулся в Россию и жил тогда в крохотной квартирке на «Белорусской». Диссиденты так его и не простили и устроили суровую обструкцию Ольге Романовой, пригласившей Красина на встречу в «Русь сидящую». Он жаловался мне на одиночество и на то, что никто не хочет финансировать разработку открытого им алгоритма, с помощью которого можно будет зарабатывать на бирже. Интервью мы записали на заваленной грязной посудой кухне — вслед за книгой оно произвело на меня сильнейшее впечатление своей исповедальной силой. Проекту на НТВ не суждено было состояться, но записанное интервью с Красиным не давало мне покоя. И тогда — к 40-летию суда над Якиром и Красиным — я сделал для «Дождя» фильм «Анатомия процесса», в основу которого легло то самое интервью. Я очень благодарен Виктору Александровичу за то, что он согласился рассказать о том, что ему пришлось пережить, и о цене, которую он заплатил за это.
Изломанная советской властью судьба Красина, ставшая известной во многом благодаря его исповеди, — это назидание потомкам о том, что делает с людьми тоталитарное государство. Тема в России, увы, всегда злободневная. На последней странице книги «Суд» — фотография денежного перевода, отправленного по адресу КГБ в Москву. Красин расплатился с долгами сполна.