Защита Федосик

Сорокалетний бизнесмен из Оренбурга употреблял наркотики. Сам-то он о себе как о наркомане не думал, ну подумаешь, говорил, «покуриваю травку». В Амстердаме, вот, можно, например, сходить в кофешоп, да даже в Грузии теперь курить коноплю разрешается. Но Оренбург — не Тбилиси, а местные полицейские не похожи на нидерландских, поэтому, когда мужчину взяли с коноплей, разговор пошел о десятилетнем сроке.

Нет, даже в России «за употребление» на десять лет не сажают. Только усилиями правоохранительных органов потребители наркотиков очень быстро превращаются в «распространителей», их объединяют в мнимые «преступные группировки» и сажают очень быстро. Сейчас четверть осужденных в России отбывают наказание в местах лишения свободы именно по статьям, связанным с наркотиками.

По ту сторону забора

«Его били, на него давили, но сломать не смогли, — рассказывает Айдана Федосик, юрист некоммерческой организации «Новая жизнь». — Родные наняли хорошего местного адвоката, заплатили почти два миллиона, по миру пошли».

Адвокату дали денег, а бизнесмену дали 11 лет строгого режима. На остатки денег наняли другого адвоката для апелляции и кассации — с тем же отсутствующим результатом. Сейчас остался только Верховный суд, в нем и ведет дело Айдана, совершенно бесплатно. Она боится за подзащитного: «Прессинг был такой, что один из обвиняемых по этому делу повесился в тюрьме. Но «мой» в сбыте не признался ни разу на протяжении всего следствия, выстоял».

Айдана — общественный защитник. Если у человека не хватает денег на адвоката, государство может назначить ему бесплатного, только часто государственные адвокаты работают совсем не в интересах подсудимого. А можно попросить помощи у любого человека — хоть родственника, хоть друга, хоть представителя общественной организации. У общественного защитника те же права, что у обычного адвоката: он может запрашивать документы дела, задавать вопросы свидетелям и подзащитному, навещать его в местах лишения свободы.

«Сейчас я уверенно употребляю слово «правозащита», — говорит Айдана, — а по ту сторону забора я ничего об этом не знала, хотя только этим и занималась».

По ту сторону забора — это в местах лишения свободы. Как молодая успешная женщина — практикующий юрист, специалист по гражданскому праву — оказалась в мордовской колонии? «Наркотики не выбирают, — говорит Айдана. – Это иллюзия, что есть какие-то защищенные образы жизни, что, если ты успешен, если состоялся — с тобой этого не случится».

В женских лагерях все устроено гораздо строже, чем в мужских. Нет средств связи, нет интернета, приезд раз в полгода московского адвоката — настоящее событие. Юридическая помощь, правозащитники — слова из какого-то другого мира. Но Айдана не могла сидеть без дела, она начала помогать тем, кто сидел вместе с ней. Писала жалобы, помогала разбираться в юридических вопросах, советовала.

— Как смотрело начальство колонии на вашу деятельность?

Айдана поправляет темные очки и молчит, вспоминает.

— У меня на деле были полосы, если вам это о чем-то говорит.

Личные дела заключенных маркируются цветными полосами. Красная — склонен к побегу, синяя — к членовредительству, а вот желтая — к экстремизму. Экстремизм — широкое понятие, и очень удобно его применять к тем, кто пишет много жалоб и вообще осложняет жизнь начальству.

Рядом с нами

«Смотрите, вот есть мальчик, наркопотребитель, поехал покупать себе дозу, — бабушка, сидящая на соседней скамейке, испуганно смотрит на нас с Айданой и отсаживается. — Его, конечно, взяли, двое суток таскали по отделам. Били до синевы, по печени, по почкам. Он, полумертвый уже, подписал признание».

По этому признанию юноша получался настоящим наркобароном, только незадача — наркотиков, кроме той самой дозы, не нашли. Но ничего, если «признанка» есть, то полиция записывает «покушение на сбыт наркотиков» — это когда «очень хотел сбывать, но не получилось». Сразу после ареста умерла его мать, родственникам было  интересно делить квартиру, а тут так удачно получилось — минус претендент на квадратные метры. До ареста юноша ходил в «Новую жизнь», а параллельно пытался завязать с наркотиками, поэтому теперь его защищает Айдана. А больше дела до него никому нет.

«Все, кто считают, что их это не коснется, пусть подумают — куда выходят все эти люди после заключения? — продолжает Айдана. — Люди, которых пытали и мучили, люди, которым не назначали терапию от ВИЧ и гепатита, люди, которые будут жить рядом с вами».

Айдана после выхода из мест лишения свободы восстанавливала свою жизнь шаг за шагом. Закончила с зависимостями, восстановила отношения с семьей и с детьми — и пошла работать волонтером в «Новую жизнь». Привычка помогать дала Айдане силы выжить в самых тяжелых условиях. Теперь это ее ежедневная работа. «Дело жизни? Ой, очень пафосно звучит!» — Айдана весело смеется. Мы сидим напротив модной оренбургской кондитерской с мультяшным названием, дверь то и дело открывается, веселые люди выходят с коробками и кофе.

А в соседнюю дверь, где расположен офис «Новой жизни», низко опустив лицо, заходит женщина. Жить с положительным ВИЧ-статусом, особенно в маленьком городе, еще сложнее, чем с тюремным опытом.

Новая жизнь

Человек, оказавшийся в местах лишения свободы, обычно не вызывает никакой симпатии. «Значит, было за что», «пусть посидит», «не жалко». Но все-таки это не так тяжело, как «положительный статус». Кроме «Новой жизни», теми, у кого ВИЧ+, в Оренбурге не занимается никто. ВИЧ — это стигма; это жирная пометка на медицинской карте; это твой ребенок, которого не взяли в детский сад; это работодатель, с которым приходится объясняться с результатами медосмотра на руках. Формально в нашей стране нет дискриминации, а в уголовном кодексе даже есть статья за разглашение диагноза, только в жизни все выходит по-другому.

«Ее переложили из палаты в коридор, во всеуслышание объявили диагноз, рассказывали, какая она наркоманка и проститутка, — Айдана рассказывает историю одной из своих подопечных, молодой девушки с положительным ВИЧ-статусом. — Эту мнимую наркоманию ей внесли в карту и отказались делать плановую кардиологическую операцию».

Айдана объяснила руководству больницы, каким последствиями это для них чревато. На исправление ситуации ушло много времени, но финалом стала обязательная лекция для сотрудников.

«Они должны знать, что это незаконно, что у такого поведения могут быть правовые последствия, — убежденно говорит Айдана и тихо добавляет, — если уж по-человечески вести себя не получается».

После полугода работы в «Новой жизни» Айдана поехала в Москву, в «Школу общественного защитника». Я спрашиваю — зачем ей, юристу, учиться правозащите? Айдана усмехается:

«Вы даже не представляете, как криво работает система, сколько нужно знать и понимать, чтобы она заработала правильно. Не говоря уж о том, что только в ШОЗ мне объяснили, как правильно подавать документы в наш Верховный суд и ЕСПЧ. Часто это единственная инстанция, где что-то можно изменить».

Вы знаете, что нужно делать, если наряд полиции забрал вашего сына, брата или мужа на улице? Если ночью в дверь стучат и говорят: «Откройте, полиция»? Если близкого человека внезапно решили обыскать рядом с родным подъездом и таинственным образом в кармане нашли пакет с непонятным белым порошком, которого раньше в этом кармане не было? Ты прибегаешь в ОВД, а тебе смеются в лицо и говорят: «Такого не знаем» или «Сейчас, он только показания подпишет».

В «Школе общественного защитника» учат защищать не просто себя и близких — там учат таких, как Айдана, тех, кто готов помогать другим бескорыстно, не наживаясь на чужом несчастье. Для слушателей это тоже бесплатно, но нужно оплачивать аренду помещения, печатать учебные пособия, платить лекторам — профессиональным адвокатам,.

Чужая беда ближе, чем кажется. Под каток несправедливого обвинения может попасть любой. Под давление, избиения, пытки — тоже, хотя думать об этом в нашей обычной, благополучной жизни очень не хочется. Пожалуйста, помогите Школе общественного защитника, чтобы они научили тех, кто поможет многим. Любая сумма или ежемесячный платеж, даже самый небольшой, в конечном итоге защитят людей от произвола и насилия.

Сделать пожертвование